Только ты и я

Не найдя ответа на этот вопрос, я уткнулась носом в бокал белого вина, пытаясь отыскать хоть капельку смысла в разноцветных пятнах, которыми пестрели холсты на стенах галереи.
Следующие сорок пять минут напомнили мне хорошо отрепетированную пьесу. Мы переходили от холста к холсту, вели ничего не значащие разговоры со знакомыми, обменивались глубокомысленными замечаниями и через регулярные промежутки времени возвращались к бару, чтобы подзаправиться. Точнее, заправлялся один Стивен, я же тянула и тянула один и тот же бокал, в котором оставалось еще больше половины.
Пока Стивен ждал пятую порцию виски, я случайно обернулась – и так крепко сжала свой бокал, что еще немного, и стекло могло бы лопнуть. Возле одной из скульптур стоял Коннор. Даже со спины я сразу узнала его растрепанные рыжеватые волосы, узнала его манеру потирать мысок ботинка о штанину. Я поняла, что пора смываться. Срочно!
Снова повернувшись к Стивену, я набрала в грудь побольше воздуха.
– Слушай, может, хватит? Мне кажется, ты поступаешь неразумно. – Я кивком показала на бокал, который протягивал ему бармен.
– Что? – отозвался Стивен, дыхнув на меня пара́ми виски.
Глядя поверх плеча Стивена, я видела, что Коннор перешел к другой скульптурной композиции, которая стояла слишком близко к бару. Еще немного, и не миновать взаимных представлений, вопросов, объяснений и прочего.
– Я думаю, мне пора.
– Слушай, сначала ты набросилась на меня из-за того, что я опоздал, а теперь, когда я наконец-то здесь, ты хочешь уйти? – Он нахмурился.
Мне очень не хотелось выглядеть самовлюбленной эгоисткой, но альтернатива была еще хуже. В конце концов, я всегда могу заставить Стивена меня простить.
– Если ты и дальше намерен говорить со мной в таком тоне…
Он только пожал плечами и, отвернувшись, занялся своим бокалом. Разговор был закончен, и я направилась в гардероб, а потом выскользнула на мокрую от дождя улицу, собираясь остановить такси.
На следующее утро я прочла в профильном интернет-издании статью о том, что отец Стивена был номинирован на престижную литературную премию. А спустя несколько часов – уже после дневных занятий – мне на телефон пришло сообщение с предложением мира. О статье я Стивену говорить не стала, но его реакция стала мне понятнее.
Несмотря на то что впоследствии Стивен много извинялся, надеясь заставить меня забыть об этом случае (роскошный обед в дорогом ресторане, огромный букет лилий и калл, и вся ночь, посвященная исключительно мне и моему удовольствию), я ничего не забыла. Я просто не могла забыть, не могла заглушить настойчивый тихий голос, который нашептывал мне в уши, что Стивен не так уж мне предан и что наши отношения в любом случае обречены. Да и Коннор не давал мне ни о чем забыть, задавая все новые и новые вопросы… Кончилось дело тем, что каждый раз, когда мы со Стивеном встречались, я сначала испытывала облегчение оттого, что мы все еще вместе, а потом начинала бояться, что это конкретное свидание может оказаться последним. И то же самое относилось к каждому звонку, к каждой эсэмэске, к каждой проведенной нами вместе минуте, так что перевести дух я смогла только вчера, когда «Лексус» Стивена со мной на борту наконец-то тронулся с места.
Тонко нарезанные ломтики сыра я раскладываю веером на деревянном блюде, пристраиваю в вазе кисти винограда. Чем-то они напоминают мне тех беззаботных, уверенных в себе леди, которые на излете столетия так любили позировать в шезлонгах. Ну вот, все готово… Комната выглядит как безупречная декорация для образцового романтического ужина при свечах, и я киваю сама себе и в последний раз оправляю на себе платье. Мое отражение, промелькнувшее в темном стекле окна, удовлетворенно улыбается, но за окнами – тьма.
 
15
 
18 декабря
Вот и наступили рождественские каникулы. Сегодняшний день мы проведем вместе, а в следующий раз увидимся только в будущем году.
Но ты вовсе не исчезнешь из моей жизни. На прошлой неделе я сфотографировала нас с тобой на телефон: ты лежишь рядом со мной и дремлешь. Снимок я распечатала на фотопринтере в аптеке, а оригинал стерла, чтобы на него никто случайно не наткнулся.
 
Сейчас ты на другом конце страны, проводишь праздники с родителями. Я осталась одна, но моя память, словно календарь рождественского поста  [12], полна воспоминаний, поэтому мне нисколько не скучно. Каждый день я открываю новое окошко, и – хоп! Готово! Ты снова со мной. Сегодня, например, я вспоминала, как ты забрел в комнату, где я копировала учебные материалы. От неожиданности я сделала неловкое движение и смахнула на пол свою сумку. Ее содержимое рассыпалось по всему полу, и ты опустился радом со мной на корточки, чтобы помочь мне собрать вещи.
– Твоя сестра? – спросил ты, показывая на карточку, которую я носила в бумажнике (он открылся, когда вывалился из сумки).
На карточке мы сфотографировались вдвоем на берегу моря. Ветер развевал наши волосы, и мои светло-рыжие кудряшки перепутались с ее длинными темно-русыми прядями. На нас надеты одинаковые черные толстовки-худи, но на этом сходство заканчивается. Я всегда немного завидовала ее стройному телу, ее округло-соблазнительной груди и по-женски широким бедрам. Что касалось меня, то я тогда состояла из одних только прямых линий и углов. И никаких тебе плавных изгибов.
– Кстати, – сказал ты, прежде чем я успела рассказать тебе о Ви и о том дне на побережье, – ты не против, если на будущей неделе мы встретимся на полчасика пораньше? Ко мне приезжает, гм-м… один мой приятель.
Слово «приятель», а точнее крохотная пауза, которую ты сделал перед тем, как его произнести, заставило меня похолодеть от страха. Эта пауза завладела всеми моими мыслями, повернув их во вполне определенное русло. Приятель… Почему ты запнулся? Почему?
Тревога охватила меня, и я принялась грызть ногти, хотя почти справилась с этой дурной привычкой.
Не потому ли, что твой «приятель» был красивой женщиной?..
 
16
 
Стивен
Элли изрядно удивила его тем, что взяла инициативу на себя. Обычно она оставляла эту роль ему, покорно исполняя любые его желания и уступая прихотям. Но не сегодня… Воспоминания о том, что́ они вытворяли на ковре перед камином, оставались с ним, даже когда, стоя в душе, он выдавливал на ладонь шампунь. Да, приходится признать: Элли наделена особым, утонченным эротизмом, который буквально сводит его с ума. В постели она удовлетворяет его полностью и в то же время заставляет желать большего. Да и с интеллектом у нее тоже полный порядок. Далеко не каждая женщина способна на высоком профессиональном уровне обсуждать, как особенности стиля Джозефа Конрада отражают этические воззрения автора в романе «Сердце тьмы».
Внимание его переключилось на полку, где на фоне белой плитки стояла среди шампуней и бальзамов миниатюрная зеленая бутылочка. Ее цвет чем-то ему понравился, и Стивен, отвинтив колпачок, поднес бутылочку к носу. Ну да, он так и думал! Небольшой сувенир от хозяев дома.
Он снова завинтил колпачок, но было поздно: душевая кабинка наполнилась резким, насквозь химическим яблочным запахом.
Стивен прикрыл глаза. От волос С. постоянно пахло зеленым яблоком, но тот запах был тоньше, изысканнее, натуральнее. Когда он ложился с ней в постель, ему очень нравилось медленно ее раздевать, слой за слоем снимая одежду и обнажая податливую белую плоть, в которую так и хотелось вонзить зубы. Он и вонзал… Стивен называл С. своим запретным плодом. Каждый раз, когда он произносил эти слова, С. начинала хихикать, но это означало только то, что она еще не умела принимать комплименты как следует. Его подушки в той крошечной квартирке-студии буквально пропахли яблоками. Их отношения длились всего пару весенних месяцев, и все же благодаря С. его пребывание в Пасадене можно было назвать довольно сносным. Да и он, со своей стороны, оказал С. любезность, предоставив ей надежное убежище на то время, пока ее родители завершали свой скандальный развод.