Зазеркалье (СИ)

— Не уходи… Только не так, — сидела она коленях на мокрой земле, а родители даже боялись её трогать. — Я прошу тебя. Тайлер… Не оставляй меня здесь одну! Я хочу за тобой…
Её голос перешёл на хрип. В нем слышались мольба и отчаяние. Донован не мог сдержать слез, слыша это, но он уже был пьян. Ведь просто не выдержал того, что ощущал. Люди вокруг сочувствующе смотрели, как она льет горькие слезы, целуя его ледяные, мертвые руки, и с ужасом понимали, насколько рано он ушел. Двадцать три года — всего ничего, он не прожил и трети своей жизни.
— Дорогая, ты вся промокла, дрожишь… Заболеешь, — промолвил Гомес, помогая ей встать и укутывая в свой плащ.
— Папа, — уткнулась она носом в его плечо.
— Мой скорпиончик… Поплачь. Ты не плакала… Уже лет пятнадцать… Или больше, — промолвил он, крепко обняв её.
— Я не могу дышать, — сказала она, стиснув зубы, и повисла на нем без малейших сил. Внезапно её кожа вся позеленела, и, в итоге, она потеряла сознание.
Весь день Уэнсдей не могла прийти в себя, словно пребывая в кошмарном сне. Ей казалось, что вот-вот Тайлер появится на пороге комнаты и скажет, что это был сюрприз к их годовщине… Но как же это было наивно и глупо. Мечтать об этом, пока любовь всей твоей жизни лежала в холодной земле.
Уэнсдей пришла в себя лишь ночью, когда все ушли. Родители остались у неё дома. Она вышла из спальни, оглядывая кухню и понимая, что всё это жестокая, невыносимая правда. Отныне она осталась одна. Больше он не будет смотреть на неё влюбленными глазами. Обнимать её перед сном. Перекладывать её сонную на кровать, свернутую калачиком в процессе написания очередной курсовой. И любить так сильно, как умел любить только он…
====== Глава 5. Что имеем – не храним ======
Уэнсдей проснулась рано утром прямо перед зеркалом и первым делом дотронулась до него, пытаясь вновь вызвать Тайлера, но он не появлялся. На секунду ей стало страшно. Что он мог исчезнуть или что ей вовсе всё это привиделось. Она долго всматривалась в своё отражение и поняла, что он не должен видеть её такой, тусклые волосы, поникшие глаза, мертвая кожа. Она решила, наконец, привести себя в порядок и первым делом в ход пошли ножницы. Каре — первый шаг к освобождению. Она отстригла волосы и впервые за год нанесла яркий макияж. Так бы родители точно поверили в её выздоровление, но она лишь хотела увидеть Тайлера после этой ночи.
Достав телефон, она набрала номер той самой ведьмы с раннего утра.
— Слушаю, — прозвучал деловой и абсолютно спокойный голос. Аддамс молчала словно проверяла её на прочность. Она мало кому доверяла, но знала, что мама не стала бы давать кому попало своё доверие. Было очевидно, что Шарлин всё же что-то умела.
— Девочка. Мне некогда играть в эти игры. Если хочешь спросить — спрашивай, если нет… Я не задерживаю, — отрезал холодный тон, вслушиваясь в её дыхание.
— Что Вы знаете о зазеркалье? Оно реально? — спросила Уэнсдей в лоб, даже не представившись.
— Кого ты потеряла, дитя? — спросила ведьма заинтересованно.
— Любимого человека, — ответила Уэнсдей, не думая.
Сначала ведьма замолчала, задумавшись, но затем всё же пошла на контакт.
— Если нужны ответы. Приходи к Гарден-стрит, 14 к 11:00, — сбросила она трубку, даже не дослушав и ничего не объяснив. Но Уэнсдей уже решила для себя, что придет. Она сфотографировала старое зеркало и хотела хотя бы спросить, что дало шанс общаться. В 17:00 ей нужно было встретиться с Ксавье, а затем окончательно расслабить родителей разговором о будущем, чтобы они уехали.
К 10:30 она уже стояла на нужном адресе и ждала появления той женщины, но внезапно её руки коснулся маленький мальчик на улице.
— Вы можете мне помочь? — спросил тонкий голос, и Уэнсдей осмотрелась.
— Чем?
— У меня тяжелая сумка. А мне нужно занести её вон в тот дом, там моя бабушка, она болеет, — указал он пальцем через дорогу.
— Я помогу. Где твоя сумка? — спросила она, следуя за ним.
Мальчишка вошёл в здание и молча поднялся с ней на третий этаж, позвонив в квартиру.
 
— Вам сюда, — отрезал детский голос и он покинул помещение, улыбнувшись.
Уэнсдей напряглась, но всё же решила дождаться, пока ей откроют.
— Проходи, — появилась на пороге красивая женщина в длинной юбке и широкой яркой кофте. Её роскошные кудрявые волосы вились до самой поясницы.
— Вы та самая Шарлин? — спросила она, осматривая квартиру, где была куча разных амулетов, книг и пахло какими-то травами.
— А ты та самая дочь Мортиши Уэнсдей? — сказала она, глядя на неё серьезным взглядом. — Вокруг тебя одна чернота.
— Это хорошая весть, ведь я не расчитывала увидеть радугу и единорогов, — грубо промолвила она, заставив ведьму ухмыльнуться.
— Присаживайся. Тебя придется долго смотреть, — произнесла ведьма, уходя куда-то вглубь квартиры, и Уэнсдей крикнула вдогонку:
— Если хотите смотреть мне в глаза, я сегодня не в самой лучшей форме. Плохо спалось, — ответила она с сарказмом. Женщина выглянула из-за двери с ядовитым прищуром.
— Не каждый день снятся похороны любимого человека, правда? — заставила она её стереть привычное недоверие.
— Что Вы видите?! — настойчиво спросила девушка, приняв недовольную позу. Уэнсдей и не думала сдаваться со своим напором. Ей нужно было всё и сразу.
— Тебя с тем мальчиком. Вы вместе, как ты хочешь, — сказала ведьма, глядя на неё. — Ты понимаешь, какова цена?
— Нет, поэтому и пришла. Что бы это ни было, умоляю, помогите, — ответила Уэнсдей с мольбой в глазах.
— Дитя. Как же твоя душа изранена, — коснулась она её руки. — Я вижу темноту. Когда касаюсь тебя, чувствую холод и землю. Это может значить только одно — смерть вокруг. И ты общаешься с этой смертью.
— Что Вы знаете про это зеркало? — показала она телефон, и ведьма дотошно вглядывалась в то, что видела.
— Мне нужно время, дай коснуться руки ещё раз, — как только Уэнсдей дала ей ладонь, ведьма одернула свою. — Всё. Уходи.
— Когда мне можно…? — спросила она, направляясь к выходу.
— Я сама тебя найду, — ответила Шарлин, глядя на нее. — Уэнсдей…
Её голос звучал вслед, как мантра, но Уэнсдей даже не обернулась. Она подозревала, что то, что увидит ведьма будет далеко не приятной новостью, но хотела знать правду.
Она поспешила к Доновану, чтобы проверить, чем он занимается, потому что боялась, что он снова запьет. И, как только оказалась на пороге, поняла, что дверь в дом полуоткрыта.
— Донован? — спросила она, оглядываясь. — Вы здесь?
Везде царила тишина, словно там кто-то умер. Уэнсдей немного передернуло, она прошла дальше и по инерции принялась подниматься по лестнице, что вела к комнате Тайлера. Там на согнутых коленях перед кроватью Тайлера стоял совершенно потерянный и измученный Галпин старший.
— Донован… — зашла Уэнсдей внутрь. — Что такое?
— Он здесь был… Вот здесь… — промолвил он, сжав кулаки и сдерживая скупые, мужские слезы. За эти три недели он превратился в мягкотелое существо, каким он сам себя считал.
— Был сегодня? — спросила она, касаясь его плеч.
— Сегодня… Просил… — схватился он за голову, прикрывая глаза. — Просил… Остановить тебя…
— Он, что?! — возмутилась она, глядя на Донована злобным взглядом.
— Мой мальчик пришел, чтобы сказать, что ты должна жить… Что ты должна забыть его… Должна… — Донован не мог сдержать слез, когда трогал его пустую кровать.
— Значит, он вновь ошибся. Недооценил. Я не буду жить без него, — грубо отрезала она, присев на кровать. — Когда он был здесь?
— Всё утро… Говорил со мной, — не поднимал Донован взгляда, прилипнув к его кровати.
— Понятно… Вот где он был… — задумалась она вслух.
— Ты подстриглась? — спросил он, наконец, посмотрев на нее. — Вы говорите? Ведь… Он здесь, правда? Мне это не привиделось?
— Мистер Галпин. Вы — алкоголик, да. Но Тайлер действительно был здесь, потому что я не видела его у себя утром… — ответила она ровным тоном.