Кто-то внутри (СИ)
Андрюша бросил высвободившуюся силу в бой. Использовав горящие танки, он создал подобие огненного шторма, и языки пламени принялись лизать сигарообразный корпус «мастодонта», затрудняя обзор и действуя на нервы экипажу, но не причиняя танку особого вреда.
Видимо, это послужило последней каплей, и наблюдатель из танка сумел вычислить нашу позицию, потому что «мастодонт» открыл огонь.
Глава 3
На разных уровнях война выглядит по-разному.
Для обычного пехотинца война — это когда он стреляет в незнакомого парня, а тот стреляет в него, и оба надеются успеть первыми. Это долгие изнурительные марш-броски, долгие и изнурительные часы ожидания, иногда и под артиллерийским огнем противника, и короткие минуты боя, каждый из которых может стать для тебя последним.
Для генерального штаба война — это игра в шахматы, это стрелочки на карте, математическая задача, которую нужно решить, создав огневой и численный перевес на конкретном участке фронта.
На один уровень ниже война — это в первую очередь логистика. Это десятки тысяч людей, которых надо доставить из пункта А в пункт Б, одеть, накормить и снабдить боеприпасами, и сделать все это вовремя, и чтобы ничего не потерялось по дороге. Да простят меня пехотинцы, но, пожалуй, это одна из самых сложных задач.
Для артиллериста война — это геометрия. Накрыть квадрат, скорректировать огонь, при необходимости — повторить.
А на нашем уровне это интеллектуальный поединок, противостояние разумов, придумывание схем, которые не сможет предугадать противник, разгадывание тех загадок, что он придумал для нас. Сила важна, но не менее важно искусство ее применения. В военной академии нас учили именно этому — искусству.
Когда не заставляли строем по плацу маршировать, конечно.
Мой противник выстроил хорошую защиту. Но недостаточно хорошую. Разрушение проще, чем созидание. Когда ты творишь, ты должен учитывать все мелочи и нюансы, когда ты разрушаешь, тебе достаточно найти всего одну ошибку в конструкции, и порой этого может хватить, чтобы развалить целую крепость.
При условии, что тебе хватит времени, разумеется.
Но принимать решения в условиях цейтнота нас тоже в военной академии учили.
Я нашел лазейку и успел воспользоваться ей в тот самый момент, когда «мастодонт» выпустил по нашему расположению сразу три снаряда, и вероятно, наше противостояние свелось бы к боевой ничье или, если угодно, взаимному уничтожению, если бы не Петр.
Каким-то образом он сумел среагировать и умудрился изменить траекторию двух снарядов, которые летели прямо на нас. Он отправил их в сторону, и они взорвались метров на сто левее нашей позиции.
Третий он перехватить не успел, и тот взорвался прямо перед бруствером. Я оказался дальше всех он взрыва, и меня только качнуло взрывной волной и осыпало дождем из комков земли. Петр рухнул на землю, его то ли задело осколком, а то ли он попросту обессилел после такого выброса силы. Андрюша рухнул на четвереньки, но, судя по тому, что я успел заметить боковым зрением, отделался только легким испугом. И, может быть, легкой контузией.
Ближе всех к месту прилета стоял штабс-капитан Абашидзе, и я видел, как его тело отбросило в сторону.
Но все это я заметил мимоходом, а осознал уже и вовсе потом, так как всецело был поглощен своим поединком с защитой танка. Сразу же после выстрела я сумел обнаружить главный силовой кабель и устроил в нем замыкание. Я потом добрался до аккумуляторов, выкачал из них всю энергию и высвободил ее там же, на месте.
Полагаю, после шквала молний, устроенного мной в ограниченном и замкнутом пространстве «мастодонта», выжить из членов экипажа не удалось никому. Разве что мой «коллега» успел закрыться в последний момент.
Я бы, наверное, успел. У истинного повелителя молний должна быть отличная реакция, не зря же наша стихия считается самой быстрой из боевых.
В любом случае, он — единственный, у кого были хоть какие-то шансы выжить.
Танк не завалился набок с оглушительным шумом. Его ноги не подогнулись, языки пламени не вырвались из щелей между бронепластин, его корпус на развалился на части от взрыва сдетонировавшего боекомплекта. Он просто остановился и стоял так, не подавая никаких признаков жизни. Очевидно, сработала резервная система стабилизации или что-то в этом роде.
Но продолжать идти и стрелять в нас он уже не пробовал.
Для его создателей это должно быть очень печально. Одно из первых испытаний современной машины прорыва, проведенное в реальных боевых условиях, закончилось еще до того, как их аппарат добрался до первого ряда наших траншей. Причем, сама машина-то у них получилась отличная, просто им фатально не повезло встретить на линии соприкосновения наш отряд.
Или, если еще точнее, меня.
Петр с Андрюшей, при всем моем уважении к их боевым способностям, с этой штуковиной ничего бы поделать не смогли. Есть задачи, которые в лоб не решаются, или требуют для решения слишком много ресурсов. Больше, чем у нас в данный момент есть.
Я потряс головой, стараясь избавиться от звона в ушах. Похоже, что меня тоже слегка контузило, но в тот момент я этого даже не заметил.
Андрюша уже поднялся на ноги и брел по направлению к Петру. Там мы и встретились.
Петр был жив, хоть и без сознания, и, на первый, взгляд абсолютно невредим. По крайней мере, он не плавал в луже собственной крови, она не била фонтаном из разорванных артерий, и все конечности тоже присутствовали на своих местах. Скорее всего, тут даже взрыв ни при чем, он просто лишился чувств от перенапряжения.
Через пару минут очнется, через пару часов полностью вернется в строй.
Повезло.
Вот кому не повезло, так это штабс-капитану Абашидзе. Его отбросило на несколько метров, ноги были вывернуты под неестественным для человека углом, правую руку оторвало напрочь. Вдобавок, какой-то осколок снес ему половину головы, так что можно было рассмотреть мозг и белеющие кости черепа.
Жаль. Он был неплохим командиром.
Теперь нас на какое-то время должны вывести из боя. До тех пор, пока мы не дождемся нового. Это если нашу спецроту и вовсе не расформируют.
Мы с Андрюшей плюхнулись на землю рядом с Петром. По большому счету, сегодняшний бой для нас был уже закончен. Мы свою задачу выполнили — остановили атаку, достаточно громко заявив о своем присутствии. А это значило, что даже если бы штабс-капитан остался жив, нас бы все равно отсюда куда-нибудь в другое место перебросили.
Как обычно после боя, я чувствовал… Да ничего особенного я не чувствовал. Ни воодушевления, ни опустошения, ни даже удовлетворения от хорошо проделанной работы. В глобальном раскладе этот бой ничего не менял. Мы всего лишь решили одну задачу из бесконечной череды задач. Выиграли битву, но сколько таких битв еще впереди?
До победы, до полной капитуляции противника было еще очень далеко, а мы все знали, что воевать придется именно до нее. Ни на какие компромиссные варианты, никакие мировые соглашения и даже временные перемирия и прекращение огня государь уже не пойдет.
Он слишком хорошо запомнил уроки прошлого раза.
— Что нам теперь делать? — спросил Андрюша.
Звон в ушах вроде бы стихал, но я все равно еле расслышал слова виконта.
— Тащить Петра к медикам, — сказал я.
Петр, конечно, здоровенный, но ведь и нас двое, как-нибудь донесем. А там и сестричка может встретиться, с которой у него вчера не сложилось…
Откуда-то спереди, со стороны первой линии наших траншей, послышалось раскатистое «Ура!», донеслись одиночные выстрелы. Кто-то из офицеров решил выслужиться и получить внеочередное продвижение по службе. И, чем черт не шутит, возможно даже личную благодарность от государя.
— Что происходит? — непонимающе спросил Андрюша.
— Они поднимают солдат для контратаки, — сказал я. — Точнее, уже подняли.
— Как такое возможно? Без артподготовки?
Андрюша, как я уже говорил, недавно выпустился из академии, поэтому до сих пор пребывал в плену иллюзий, что все должно делаться по учебнику. А по учебнику контратака была невозможна.