Прямой наследник (СИ)
За обедом передал Зиновию вкладные грамоты — епитимья же не просто съездил и назад, молчаливо подразумевается, что монастырю вклад обломится. Никак не может не обломиться, некузяво без вклада, это как на день рождения без подарка прийти, не поймут — поклоны у икон бьет, а вкладом пожлобился. Вот и отписал я монастырю бывшее сельцо Всеволжа на Бежецком Верху, наполовину нашем, наполовину новгородском. Жалко, конечно, но чем больше там промосковских владельцев, тем крепче к себе привяжем. А наследнички мои рано или поздно церковную собственность секуляризируют. Или вон эти, как их, нестяжатели. Вот я потихоньку и капал наиболее продвинутым инокам на мозги на предмет интенсивного развития, селами прирастать неплохо, да только селекция в стратегической перспективе даст гораздо больше..
— Зерно крупнее год от года, — довольно басил Дионисий, келарь[13] монастыря. — Також репу стали отбирать, но пока все та же, роста не заметно.
— Не останавливайтесь, — поддержал я главного агротехника обители, — то дело не быстрое, может, только внуки наши узрят итоги. Отче, а репу отбираете лишь по размеру или какова на вкус?
Дионисий, выходец из знаменитой купеческой семьи Ермолиных, задумался. Видимо, идея отбора по нескольким параметрам еще не приходила ему в голову.
— Нет, такого не измыслил, — насупил брови бывший гость суконного ряда, — но думал, ежели крупный приплод от лошадей или коз отбирать…
Ай, молодец! Я прямо расцвел улыбкой, а Дионисий подвел теологическую базу:
— Господь наш Вседержитель единый, и все в природе едино, потому и полагаю, что можно и со скотом також пробовать…
— Пробуйте, отче, Господь не оставит ваши труды и молитвы!
А у меня будет селекционный центр на Троице. Поднять урожайность, поднять производительность… Господи, какие у меня нынче мысли… Раньше-то все кредиты, депозиты, нормативы резервов, собственный капитал, ключевая ставка, инвестиционный портфель и прочая маржа с дивидендами…
Теперь же хочешь не хочешь, приходится думать о другом. Ноблес оближ.
От экономики мы понемногу перешли к образованию.
— Школьных отроков в Спас-Андрониковом монастыре ныне два на десят и три, — делился опытом Никула. — Послушание общее несут, отдельно учатся греческому языку с грамматикой, диалектике и риторике. Коли все выучат, на следующий год арифметику, геометрию и небесную механику начнем.
Игумен Зиновий дернул бородой и покосился на Дионисия — дело невиданное, да еще в таком объеме!
— А откуда учителей добудете?
— Мыслю, Никула возможет кого из Царьграда сманить, — поучаствовал и я. — Трех лучших отроков он с собой заберет, дабы там в Пандидактерион пристроить или еще в какую школу.
— Грекам и там хорошо, к нам ехать не восхотят, — скептически заметил Дионисий.
— Кто поумнее, видят, что турки империю обгрызают, как яблочко наливное. Съели Фракию, съели Трабзон, съели Болгарию, от великой Византии Царьград да Морея остались, и помощи ждать неоткуда, не от латинян же.
Клирики помрачнели, а я добавил:
— Сколько град Константинов простоит против турецкого потопа? Десять летов, двадцать, много пятьдесят?
Вот чтоб я помнил, когда турки с Византией покончат. Но Сулейман Великолепный, про которого я знал из любимого Ольгой турецкого сериала, правил как раз в самом начале XVI века и как раз в Стамбуле, значит, до конца века турки Царьград точно возьмут. И надо успеть как можно больше оттуда полезного народу выдернуть. Ну и сколько можно своих людей там обучить.
Вот и пойдет Никула сперва Герасима уговаривать, а потом, коли уговорит, в чем я не сомневаюсь, из Смоленска по Днепру в Киев, дальше в Крым, из Сурожа в Царьград.
— Сманивать ремесленников и архитектов искусных, узнавать, есть ли кто из алхимиков.
— Уж не золото ли их диавольское тебе нужно? — вскинулся Зиновий.
— Мне нужны их приборы, игумен. Перегонные кубы, сосуды, чаши, резцы, лжицы. И книги, как можно больше книг.
Тут возражений не последовало. Учится, учится и учиться, для чего крайне необходимы книги и наставники. Вопреки сложившемуся у меня со школы мнению, литературы тут хватало, и не только духовной или апокрифов. Каждый князь как минимум читал «Александрию», «Поучение Владимира Мономаха» и «Девгениево деяние», лежали в книжарнях списки «Сказания об Индийском царстве», повести об Акире Премудром, о разорении Рязани Батыем, о посаднике Щиле, о взятии Царьграда крестоносцами, о Темир-Аксаке. Читали про татарского баскака Шевкала, «Задонщину», «Мамаево побоище», о нашествии Тохтамыша, ехиднейшую повесть о Митяе… И это не говоря уж о том, что каждый образованный человек, совершивший путешествие в дальние страны, непременно писал «Хождения» — дорожные дневники и заметки.
Так что есть у меня шанс войти в историю как создателю крупной библиотеки, а чтобы не постигла ее судьба книг Ивана Грозного, размещу ее в спокойном месте, до которого ни один враг не достанет за всю российскую историю — в Кирилло-Белозерском монастыре. Ну и кой-какие меры насчет пожарной безопасности тоже приму, есть у меня идейки.
На обратном пути я с удовольствием заметил, что сжать успели все — во всяком случае те поля, что были видны с дороги. Успели и повязать снопы и собрать их в бабки — по шесть-восемь штук стоя колосьями друг к другу, накрытых сверху еще одним снопом. И точно, издалека очень похоже на бабу в платье.
В Радонеже волостель обрадовал что вместе с ратными успели не только убрать, но и свезти к большому овину немалую часть и работы осталось немного, довезти остатки да высушить все. Как будут сушить при дожде, неясно, но вопросы я придержал и переглянулся с Никулой и сотским — задержимся на денек?
Сушили в овине, выстроенном над ямой поодаль от жилья. Свезенные с полей мокрые снопы закидывали деревянными вилами через сенцы на жердяные сушила, насаживали вплотную. Как только набивали всю площадь, начинали ставить второй ряд, колосьями вверх и вниз, попеременно и так далее, пока места хватит. Ребятня и бабы тем временем натащили негодного дерева — коряг, пеньков, кривых сучьев да коры, все это богатство складывали в ямник под овином, а потом в подлаз нырнул мужик, повозился там с огнивом и трутом и выскочил, когда пошел едкий дымок.
Деревянный мусор разгорался, горячий дым валил все гуще и выбивался из-под засыпанного землей и крытого соломой наката.
Вокруг, мокрые и обтруханные соломой, но довольные, стояли и смотрели на дело рук своих ратные и мужики вперемешку. Даже книжник Никула не удержался и тоже набивал овин вместе со всеми, один я торчал без дела, впрочем, из меня крестьянин полное говно.
Всю ночь у ямника, сменяя друг друга, сидели мужики и следили за огнем — не хватало еще такими трудами собранный урожай спалить по оплошности. Наутро сухие снопы поволокли обмолачивать, а волостель, сияющий как масляный блин, провожал нас в Москву, не переставая благодарить и кланяться.
Под Москвой поля стояли голые, только кое-где виднелись невывезенные бабки или одна-две, специально оставленные до снега. В деревнях рвали здешний картофель — позднюю репу, основу питания на Руси лет на триста вперед. Тут коли запас на зиму телегу репы — значит, до весны дотянешь.
Бабы вязали собранный лук в косы и таскали в избы, где он будет висеть всю зиму у печей. При виде этой пасторали, Никулу пробило на философию:
— Отрадно Богу христианский род, работающий на земле зреть! Каждый свой труд знает, каждый Божьей милостью плоды труда своего получит, и никто кроме него самого сей труд не свершит. Каждый в своем дому живет…
Дома тоже почти одинаковы, что у смерда, что у князя — клеть[14], вокруг клети еще несколько, только в тереме больше горниц, а у крестьянина жило, а вокруг него в таких же клетях-подклетах и житница, и хлев, и сенник и бог весть что еще. Впрочем, у меня точно так же — подклеты, в них службы, в клетях жилье, в горницах-светелках мастерские, вокруг конюшни и амбары для сена и зерна, прямо как у крестьян, только размерами и числом поболее, да крыша местами с позолотой. И княжеский двор, по сути — та же крестьянская семья, но большая и без родственных связей. Все, от последнего закупа до великого князя, верят одинаково, говорят одинаково, думают одинаково и работают, от мала до велика. Нет здесь праздных в принципе, невозможны такие персонажи, как моя Ольга, чтобы по кабакам и вернисажам разгуливать, а заниматься только своей собачкой. Здесь боярыни и княгини не лясы точат, а занимаются немалым хозяйством, ведают запасами, кухней, челядью, теми же рукодельницами, портами то бишь одеждой, бельем, хранят мягкую рухлядь… Ух, даже голова закружилась, когда представил, что там на тонкие Машины плечи упало. Надо бы узнать, справляется или нет, а коли нет, найти ей в помощь еще двух-трех ключниц. Пусть они сейчас, в самую горячую пору, когда надо принять корма и заложить их на хранение помогут, а потом мне доложат.