Прямой наследник (СИ)
— «Пери илиси иатрикс» или же «О лекарственных веществах», — поправил меня Феофан, — знаменитого древнего лекаря Диоскорида Педания сочинение.
— Это когда такой жил?
— При Нероне-автократоре, жестоком гонителе христиан.
Хрена себе, это же почти полторы тыщи лет тому назад! Не, поменьше — веков тринадцать, но все равно, старовата книжечка, надо бы чего поновее. И Феофан словно услышал мои мысли:
— Вот «Иатрики методос», иже «Способы лечения», книга Иоанна Захарии, коий был актуарием византийского двора.
— Кем?
— Главным врачевателем при василевсе Андронике Палеологе.
Андроник Палеолог? Да это всего сто лет назад, новейшая же книга, краска, поди, еще не высохла!
Ладно, дальше сельскохозяйственный справочник «Геопоника», это нам без надобности — тут не Средиземноморье, но пусть будет. «Гиппиатрика» — о разведении лошадей, это пригодится.
— Вот, княже, что я просил прислать, трактаты о вычислениях, — Феофан передал мне переплетенные в красную кожу пару книжиц в четверть листа.
Так, Михаил Пселл, «Арифметике синопсис»… Ага, математика. Максим Плануд «Псифофория кат Индус»… при чем тут индусы? Я бегло перелистал томик — ба! Да это же арабские цифры!!! Десятичная позиционная система!!! О, вот это везука, с двойной записью я и так счастливый был, а теперь в два раза счастливей стану. Потому что у меня теперь нормальные цифры есть!
— Его же, Максима Плануда, переводы на греческий с латинского, — продолжил было Григорьев, но тут нас прервал служка и затребовал к митрополиту.
Я только и успел посмотреть, что там за переводы и впал в экстаз — Цицерон, Овидий и Гай наш Юлий Цезарь, «Записки о галльской войне». Если я ничего не путаю, эту книжку полагал обязательной для каждого офицера Суворов. Или Наполеон? Не суть, книга полезнейшая.
Радостные от обладания такими сокровищами, мы чуть ли не бегом ринулись к Герасиму.
В малой владычной палате сквозь распахнутые по летнему теплу оконца гулял ветерок, разгоняя застойный обычно воздух, пропитанный запахами воска и ладана. На полу играли цветные пятна от синих, желтых, красных и зеленых стеклышек, вставленных меж слюдой в свинцовые переплеты, сияли блики начищенных риз на больших иконах еще старого, домонгольского и чуть ли не византийского письма. И серебру и золоту не уступали сиянием отмытые и выскобленные полы и стены из теса, затмевая мерцание лампад.
— Авва, — поклонились мы митрополиту и подошли под благословение.
Кир Герасим отошел от аналоя с разложенным на нем Евангелием, уселся на краешек резного стульца, украшенного рыбьей костью да медными гвоздиками, сухой своей кистью указал нам на места за широким столом, куда Феофан и вывалил прихваченное с собой.
— Вот, блаженного Августина рассуждение «О троице», — начал перечислять книжник, — святого Исидора Гиспальского «Начала», сочинения Григория Хиониадиса, епископа табрисского…
Митрополит таким же движением руки остановил его.
— Латинские книги есть?
— Латинских нет, — доложил Григорьев, — Никула таковых не покупает.
— И очень зря, — влез я со своим ценным мнением, отчего митрополит очень недобро на меня посмотрел.
— И зачем же, сыне, тебе измышления кафоликов?
— Не мне, а митрополии. Никула пишет, что многие ученые греки ныне отъезжают во фряжскую землю или в немцы и живут тем, что переводят книги греческие на латынь.
Митрополит нахмурился, а я поспешил добавить:
— Авва Кирилл, основатель монастыря на Белозере, не считал за грех перевод латинских книг и сам их переводил.
— Он лечебные сборники переводил! — сердито возразил Герасим.
— Много есть книг без прелестей латинских, кои не худо бы перевести, — поддержал меня Феофан. — По рудному делу, по арифметике и гармонике, по литью железному, да мало ли нужных книг по миру можно сыскать!
— А что насчет схизматических сочинений… — продолжил было я, но меня колюче прервал Герасим:
— По грехам воздастся им.
— Воздастся, только выходит, что латиняне про нас все знать будут, а мы про них ничегошеньки.
Похоже, пронял я митрополита, задумался он и наконец буркнул:
— Никаких денег не хватит! Вот сколько Никула на все это серебра извел?
— Очень дешево, — защитил книжные сокровища Григорьев. — По случаю скупает, многие, кто от турок бежит, за бесценок продают.
Митрополит помолчал, взялся за наперсный крест, а потом короткой медной палочкой ударил в начищенное било. На звук гонга немедля явился иподиакон.
— Книги перебрать, богословские сочинения отложить, — распорядился Герасим.
Дождавшись, пока служители унесут книги и на их место, повинуясь повелительному жесту, поставят кувшины с квасами, владыка спросил:
— Что еще Никула пишет?
— О церковных нестроениях пишет, о спорах митрополита Эфесского Марка с Георгием Гемистом, — доложил Феофан.
Насколько я могу судить, у византийских императоров сейчас один свет в окошке — возможная уния с Римом. И они ее пробивают всеми силами, несмотря на явное сопротивление народа и низового клира, ибо никаких других способов отстоять Константинополь от турецкого натиска не видят.
— Василевс Иоанн Палеолог послания папе шелт, умоляет ускорить собор, на коем унию обсудить.
— А патриарх? — не преминул поддеть я.
— Отец наш, патриарх Иосиф, к горю всех православных христиан, василевса в том поддерживает. Брат Никола пишет, что древлеречивые правители…
— Кто?
Что митрополит, что Феофан укоризненно на меня уставились, но объяснил только последний:
— Палео Логос, древлеречивый.
Черт, опять греческий! Учиться, учиться и учиться. Клирики тем временем углубились в только им понятные расклады между католиками и православными, высчитывая, какие иерархи могут поддаться унии и как противостоять натиску с запада. Помянули и войну в Литве — причем Герасим, в отличие от своего давнего нежелания ехать из Смоленска на Москву, нынче, наоборот, всячески радовался, что сумел выскочить из заварухи и осесть в относительно спокойном месте.
Там же, трудами Дмитрия, все четче вырисовывался раздел великого Княжества Литовского на две части. Как минимум, Торопецкое княжество, Витебск и Смоленск уже можно считать отколовшимися, да и Верховские княжества точно из-под Литвы уйдут. А при хорошем раскладе, шансы на который после разгрома Сигизмунда у Вилькомира весьма высоки, Свидригайло может прибрать северские земли, Брянск, Мстиславль, Друцк и… и очень хочется, чтобы не потерял Полоцк. Это же какие интересные расклады, а? Надо бы завтра съездить на Пушечный двор, посмотреть, что можно еще Шемяке в подмогу отправить.
— В том на Господа вседержителя, нашего помщника и защитителя, уповаем, — внезапно возгласил митрополит, широко крестясь на иконы, — и паки молимся.
Ага, это они закончили внешнеполитические обсуждения.
— А еще брат Никула пишет, что из бежавших от турок выбрал трех учителей и скоро к нам отправляет.
И разговор плавно перешел в обсуждение школы, где училось уже четыре десятка отроков и назревал первый выпуск. Я там внедрил практически Болонскую систему — тем, кто освоил письмо-чтение-счет, но тормозил на более серьезных науках вроде риторики или геометрии, присваивали звание княжеского (или митрополичьего, смотря по распределению) писца и отправляли на службу. Серьезное ускорение у нас получилось после того, как я в некий момент осознал, что Дима геройствует в будущей Белоруссии — а белорусский язык «как слышеца так пишеца». Этот подход я и внедрил, благо никакой кодификации и устоявшейся грамматики русского языка нет еще и в помине. Более того, в двух соседних монастырях могут писать весьма по-разному — в зависимости от предпочтений игуменов или переписчиков, температуры воздуха, оттенков лунного света… Вот я и придумал «московскую скоропись», для которой выкинул из кириллицы лишние и дублирующие буквы вроде ижицы, омеги и фиты, зато ввел знаки препинания — точку и запятую. С последними, кстати, пока большие проблемы, лепят щедрой рукой куда ни попадя. Ну да ничего, устоится практика, напишет какой будущий книжник грамматику, и все у нас с запятыми будет хорошо.