Жека (СИ)
— О, Женёк, привет. Ты где?
— Я в кооперативе. На горку пойдёшь? Все наши собираются.
— Приходи, перетрем, — игриво предложила Сахариха. — Мы тут... Обедаем. Представляешь? Лети давай как пуля! Ха-ха-ха!
Жека конечно, не видел ничего смешного, но решил сходить. Может, Сахар скажет что про убитого Шамиля.
— Светка пообедать зовёт. Пойду прогуляюсь. Может, узнаю чего. Ну ты понял, — сказал Жека Славяну, попивающему чаёк. Тот кивнул головой, соглашаясь.
— Сходи. Я сейчас Пуще позвоню. Пусть приходит сюда к 5 часам. Митяй сказал, тоже примерно в это время с Тонькой подтянется.
Жека подошёл к подъезду, и обратил внимание, что Сахаровского джипа нет. Куда-то уехал, но Элеонора дома виснет. Значит, по делам. А Жеку ждут две очаровательные девушки.
Дверь открыла Сахариха в коротком халатике и босиком. Облокотилась о косяк и вызывающе смотрит.
— Чё надо? Ты кто?
Жека сделал попытку схватить этого бесёнка, но она вырвалась, чуть не лягнув ногой, и захихикав, ускользнула вглубь квартиры.
— Я щас кого - то поймаю! — предупредил Жека, раздеваясь. — И кому то не поздоровится!
— И кого же ты поймаешь? — в проёме кухонной двери стояла Элеонора. — И что тогда будет?
Хороша, конечно! Высокая, стройная. Тоже в коротеньком красном халатике с распахнутым воротом, откуда торчат два крупных полушария, обрамлённых белоснежным кружевом лифчика. Красивое лицо улыбается. Светлые волосы водопадом льются по плечам. Длинные стройные ноги перекрекрещены, от чего кажутся ещё длиннее. На пальцах ног блестит красный лак.
— Какие люди! Привет, Женя! А мы тут пельмешки лепим, к Новому году готовимся. Не желаешь присоединиться?
— Да я с радостью! — обрадовался Жека.
Лепка домашних пельменей к Новому году это же целый ритуал для советского человека! И родители, сколь бедно они не жили, к Новому году лепили пельмени целыми поддонами — семья- то большая.
Покупали на базаре говядину с косточками, но чтоб и мякоть была. Покупали свинину. Отец резал мясо на куски, ставил ручную мясорубку, прикручивая её к столу, под мясорубку большую чашку, и принимался крутить фарш. Потом резал лук, от которого слезились глаза, и вместе с солью мешал с фаршем. Мать заводила тесто из муки, воды и яйца. Раскатывали его в длинные колбаски, потом резали на части. И каждую часть мать раскатывали скалкой в лепешечку, которые, посыпая мукой складывала в кучку.
Потом вся семья садилась, и лепила пельмени. В левую руку берешь лепешечку меж двух пальцев, чуть сжимаешь, а правой берешь вилку, поддеваешь фарш, кладешь в лепешку, залепляешь её, сворачиваешь, и кладешь готовый пельмень на противень.
Обязательно кто-нибудь шутки ради сделает «счастливый» пельмень, напихав внутрь одного лука, либо посыпав фарш несметным количеством перца, а потом все вместе смеялись над счастливчиком, которому достанется такой деликатес. Да, безусловно, лепка пельменей был самый настоящий новогодний ритуал.
И сейчас нужно повторить этот ритуал в компании двух прекрасных девушек.
Глава 38. Сибирские пельмени от красоток
Судя по всему, у Сахарихи всё было ровно так же. Тоже ритуал, только не с детьми, а с невесткой. Они сидели в халатиках на просторной кухне, где играл Светкин кассетник на окне, и проворно, чисто по женски управлялись с делом, невзирая на длиннющие ногти. Как они вообще такими что-то делают?
На окне же стояла открытая бутылка шампанского с двумя фужерами, а на плите готовилась закипать кастрюлька с водой.
— Это тебе сейчас поставим, — обворожительно улыбнулась Сахариха. — Потерпи немного.
И это тоже была часть ритуала. Небольшую часть пельменей надо сварить сразу же, на пробу. Какие получились. Может, фарш ещё посолить надо, или наоборот, слишком солёный, подкрутить ещё мяса.
Ну что ж... Рядом с такими красотками можно и потерпеть...
— Давай, за Новый год! — Сахариха достала ещё один фужер, налила половину шампанского, и протянула Жеке. Он смотрел, и не знал, что с ним сделать. Не привыкши он вот так вот, как белые люди, попивать неспеша вино вместо сока, просто потому что оно вкусное, и от него приятно во рту. Жека привык, чтоб пили всегда ударом по мозгам, чтобы опьянеть. По настоящему, по пролетарски. Водку, коньяк. Но всё-таки не отказался от предложенного, не стал обижать красоток.
Пока Сахариха долепляла остатки пельменей, Элеонора встала у окна, налила себе шампанского, и опёрлась задницей о подоконник, как раз напротив Жеки. Приложив фужер ко рту, чуть отпила, и так и осталась стоять, с поднятым бокалом у лица, придерживая левой рукой правую за локоть. И была эта поза такая женская, такая чувственная, что Жека просто залюбовался тридцатилеточкой. А она пила шампанское, скрестив длинные стройные ноги, и с юмором посматривала на Жеку. Наслаждалась эффектом.
Тут закипела вода в кастрюле, и она засуетилась.
— Ну вот! Прошляпила, как всегда. Сейчас плитку зальёт.
Женщина осторожно, чтоб не обжечь нежные пальчики, положила пельмени в кастрюлю, и закрыла крышкой. Сама принялась резать черный хлеб, поджарила его на сковородке, потом сделала крошечные бутербродики, намазав гренки майонезом, положив сверху каждой кусочек шпрота и половинку маринованного огурца.
— Это тарталетки! Очень вкусно! Попробуй!
И действительно, вкусно. Никогда не пробовал. А блюдо-то простое... И надо-то всего лишь чёрный хлеб по 10 копеек, латвийские шпроты, майонез и огурцы. Но родители Жеки, выросшие в деревне, даже не знали, что можно делать нечто этакое...
— А где Роман? — спросил Жека, поедая тарталетки с пельменями.
— Собрание у них. Сегодня ночью Шамиля с охраной кто-то расстрелял. Сидят наверное, в «Гудке», или ещё где, решают что делать, — сообщила Сахариха.
— Вот нифига себе! —удивился Жека. — Сейчас там все наверное на ушах.
— Не то слово! — согласилась Сахариха. — Там типа с ним в машине сын и племянник ехали, и их тоже убили.
— Ну как же так! — возмущённо покачал головой Жека. — И чё, нашли, кто это сделал?
— Нет. Они успели уехать. Но один шамилевский вроде бы живой остался, сейчас в первой больнице лежит. В реанимации. Ромка говорит, его охраняют с милицией. Хотят допросить, если очухается.
— Живой... — задумчиво сказал Жека. — Это хорошо. Повезло.
— Ну.... вот и всё. На Новый год притарились, — заявила Сахариха, складывая в холодильник листики с пельменями. — Посиди немного, я уберусь тут сейчас, и пойдем.
— Ты на рынок не хочешь съездить? Мамка наказала мяса на пельмени купить, — попросил Жека. Сахариха радостно согласилась, как и любая дама. Тратить деньги, да ещё не свои — что ты! Только в путь!
— Поехали, Женька. Куплю там себе чё нибудь.
Пока Сахариха с Элеонорой прибирались на кухне, Жека нет-нет да зыркал на них обоих. То на голые ляжки, то на мягкие округлости под халатиками.
Потом Светка собралась, накрасилась, и собралась выходить из дома, как вдруг вспомнила про такси.
— Щас по телефону вызову машинку. Тачло вызвоню!
— Такси что ли?
— Нет. Рома нам давно свою даёт, другую, чёрную. С водителем. А... Ты не знаешь ...
Жека недоуменно посмотрел на Сахариху, не зная, что и сказать-то. Вот если станет она его женой, сможет ли он содержать её так, как она привыкла? Вопрос интересный. И Сахар-то... Неплохо поднялся за два года! Уже как барин какой-то живёт. Тачек пресс. Людей много, которые любую проблему утрясти могут. Недавно вот только с двумя качками в девятке рысачил по городу... Вся его бригада была...
Пока выходили из подъезда, во двор въехала чёрная Волга. А за рулём сидел... Крот.
— О! Так этот мужик у нас в кооперативе работает! — удивился Жека. — Только на вашей девятке.
— Ну да... — застенчиво ответила Сахариха. — Девятина — хорошее тачло. Чур, я спереди!
Жека засмеялся, и подтолкнул её к машине. Господи, чем бы дитя не тешилось! Жека ездил с директором, и знал, что самые крутые шишкари ездят сзади, а спереди лишь их обслуга. Вот и сейчас, он ехал сзади как царь-барон, развалясь на широченном заднем диване черной Волги. Скажи ему кто-нибудь ещё два года назад, когда он ходил в поносной искусственной шубе и ботинках «Прощай молодость», что всего через два года поедет на черной Волге с сестрой Сахара, с персональным водителем, а в кармане у него будет лежать штука на мелкие расходы, поверил бы он? Да он ещё весной, до практики на кондитерке, рассмеялся бы этому человеку в лицо. Буквально всего за полгода в нем развилась деловая хватка, как у акулы, которая как схватит, то своего уже не выпустит, и которая видит за километр, что и где можно урвать.