Кровь и золото погон
Заметив удивлённо-недоверчивый взгляд корнета, князь, с трудом сотворив на лице подобие улыбки, сказал:
– Не волнуйтесь, корнет, я буду с вами, буду наблюдать и управлять эскадроном и, если потребуется, введу в бой ваш взвод в самый подходящий момент. Главное, наблюдайте за моими сигналами.
После ухода эскадронного командира Павловский, несколько озадаченный его приказом, направился к штабс-ротмистру Каменцеву, которого с первого дня службы считал своим главным советчиком и опекуном. Выслушав корнета, Каменцев плюнул в сторону удалявшегося князя.
– Не принимайте близко к сердцу, корнет. Князь Капиани – трус и, как всем известно, подлец, всегда готовый подставить своих боевых товарищей, а потом свалить на них вину. Боевую задачу ставит не он, а командир полка. Главное, дорогой мой, берегите себя, не горячитесь в бою, крутите головой на все триста шестьдесят градусов и думайте, думайте, думайте…
На рассвете 20 августа две немецкие дивизии севернее Гумбинена внезапно атаковали правофланговую русскую 28-ю дивизию, а германская кавалерия обошла её фланг, оказавшийся открытым после отхода корпуса Хана Нахичеванского, и ударила с тыла. 28-я дивизия понесла большие потери и была отброшена на восток. Южнее Гумбиннена немцы атаковали центр 1-й русской армии, но натолкнулись на три русских пехотных дивизии и попали под фланговый огонь артиллерии. Понеся большие потери, немцы в беспорядке отступили на 20 км.
Суточное сражение завершилось победой русских войск и поражением 8-й немецкой армии, начавшей общее отступление. Её командующий генерал Притвиц склонялся даже к мысли оставить Восточную Пруссию и отойти за Вислу. Но генерал Ренненкампф и его штаб вновь не смогли оценить масштаб собственного успеха. Видя, что армия понесла большие потери (в русских дивизиях – 16 500 человек, у немцев – 14 800), сильно утомлена многодневным маршем, командарм отменил свой приказ о преследовании противника.
5
Конный корпус Хана Нахичеванского, не выполнивший приказ командующего защищать правый фланг армии, бездействовал весь день. После сражения Хан оправдывался перед командующим большими потерями в людях и конском составе, необходимостью отвести дивизии для пополнения боеприпасами.
Генерал Ренненкампф, кипевший гневом, имел горячее желание отдать Хана Нахичеванского под суд, но сдержался, понимая, что любимчика императора и верховного главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича всё равно оправдают.
Наступление возобновилось 22 августа. Особо ожесточённые бои происходили у городка Вормдитт, где русская пехота при удачной поддержке артиллерии погнала с востока на запад части 8-й германской армии к Гумбиннену, а с севера, сломив сопротивление немцев серией мощных кавалерийских атак, к городу прорвались 2-я и 3-я кавалерийские дивизии корпуса Хана Нахичеванского.
Генерал, удручённый обвинениями командарма Ренненкампфа за самовольный увод корпуса в тыл, находился в боевых порядках войск, близко от линии огня, даже очень близко, что дало повод его офицерам думать, будто Хан сознательно демонстрирует и так никем не ставившуюся под сомнение его личную храбрость. Ему доложили, что во время атаки полки 3-й кавалерийской дивизии напоролись на ожесточённое сопротивление окопавшейся вражеской пехоты, попали под артиллерийский обстрел, были вынуждены спешиться и залечь. Вскоре Хану сообщили о гибели начальника этой дивизии генерала В. К. Бельгарда.
Его загорелое лицо обрело бледно-пепельный цвет, несколько минут он молча раздумывал, затем подозвал полковника Перевощикова и приказал тремя эскадронами обойти немцев севернее и ударить по ним с тылу. Четвёртый эскадрон 2-го Павлоградского лейб-гусарского полка, казачью сотню лейб-гвардии Атаманского полка и одну шестиорудийную батарею Хан оставил в своём личном резерве и приказал через Госпитальную рощу городка двигаться к месту гибели генерала Бельгарда.
Князь Капиани подозвал Павловского и хотел было напомнить ему о прежнем своём приказе, но тут к ним подскакал подполковник с серебряным аксельбантом офицера Генерального штаба, адъютант Хана, и, резко осадив коня, спросил:
– Ротмистр, чем командует этот корнет?
Капиани от неожиданности и страха поперхнулся и, приложив дрожащую руку к козырьку фуражки, еле слышно промычал:
– Это… Простите… Господин полковник…
– Да что вы там мямлите, ротмистр?! Корнет, представьтесь!
Павловский уверенно подвел свою кобылу Жнею к лошади подполковника и громко, по-уставному, доложил:
– Командир второго взвода четвёртого эскадрона Его Императорского Величества Александра III 2-го Павлоградского лейб-гусарского полка корнет Павловский!
Подполковник приветливым взглядом оглядел корнета и его кобылу, убрал с лица невольную улыбку.
– Павловский, берите свой взвод и немедленно следуйте к КП [7] его сиятельства. Повторяю, немедленно!
Подполковник, не дожидаясь ответа, ускакал в сторону КП, а Павловский, не дожидаясь реакции эскадронного, – в сторону своего взвода.
Взвод на рысях за минуту домчался до КП командира корпуса, и тридцать гусар полукольцом заняли позицию вокруг стоявших Хана и группы офицеров штаба, оборонив их от шальных пуль и осколков.
Хан оценил манёвр командира взвода, подозвал его и спросил:
– Чьих будешь, сынок?
Павловский вылетел из седла и представился.
– У твоих гусар отменная выучка, молодцы.
– Рад стараться, ваше сиятельство! – гаркнул Павловский.
– А теперь слушай меня внимательно. – Хан ткнул плетью в сторону группы хозяйственных построек метрах в трёхстах к западу. – Вон в том каменном амбаре лежит тело убитого генерала Бельгарда. Его охраняет полувзвод казаков, некоторые, видимо, ранены, они окружены германцами. Видишь, как палят супостаты по амбару? Казаков и тело генерала необходимо спасти. Сейчас наши канониры жахнут по немцу, а потом мы с тобой и твоими гусарами рванём к амбару. Приказ понятен?
– Так точно, Ваше Сиятельство! – Павловский смущённо потупил взгляд и спросил: – А может, Ваше Сиятельство, вам не надо? Мы и сами справимся.
Хан указательным пальцем правой руки поправил пышные усы и погрозил им Павловскому:
– Приказы не обсуждают!
Русская батарея трёхдюймовых орудий дружным залпом накрыла германскую пехоту. Ещё не рассеялся дым и не осела земля с вывороченными взрывами погибшими яблонями и сливами, а два отделения взвода гусар погнали немцев к западу от амбара, догоняя и кроша шашками мышино-зелёные мундиры. Третье отделение вместе с Павловским, оберегая Хана и его адъютанта, окружило амбар, взяв в плен десяток ландверовцев во главе с лейтенантом. Казаки с гусарами быстро спеленали убитого генерала в приготовленную материю, закрепили тело на носилках-растяжках между двумя лошадьми и аккуратно повезли в сторону КП.
В тот момент, когда гусары, отогнав немцев от амбара и не потеряв при этом ни одного бойца, возвращались обратно, германцы, видимо в отместку, пустили два снаряда, один из которых попал в стену амбара. Осколками убило трёх гусар, еще четверых ранило. Погибла под Павловским и молодая кобыла Жнея, множество осколков достали её сердце.
Оглушённый взрывом Павловский поднялся с земли и не мог понять, отчего его руки в крови. К нему подбежал старший унтер-офицер Федулин, командир отделения, и стал ветошью оттирать руки и мундир командира.
– Вашбродь, не беспокойтесь, то кобылья кровь, царствие ей небесное, – он быстренько перекрестился сам и перекрестил командира. – Щас я вам взамен коня подведу, доброго, германского, тоже гусарского.
Неподалёку взорвался второй снаряд. Павловский в дыму стал искать глазами командира корпуса. Хан Нахичеванский был в седле, но левой рукой прижимал бок. Сверху и снизу от ремня светлой кожи на мундире расползалось алое пятно. Генерал был ранен. Как оказалось, осколок, вспоров мундир и белую рубашку под ним, вошёл спереди в ткань, чиркнул по рёбрам, не задев их, и вышел сзади. Рана оказалась неопасной, но крови генерал потерял много.