Зеленый король

— Разворачивайтесь. Скорее, прошу вас.
— Зовите меня Нуволари, — попросил Диего.
И он сделал такой бешеный разворот, словно от этого зависела его жизнь. "Конечно, от этого она и зависит, Д тройной ты дурак! Если этот верзила с тихим, наводящим ужас голосом и светлыми глазами сам не убьет тебя, то policia militar [27] непременно начинит тебя свинцом, они стреляют по всему, что движется…" Он на полной скорости понесся в сторону ипподрома Техо. Он переживал самые волнующие минуты в своей жизни.
Ибо и справа, и слева, и сзади внезапно появлялись другие машины, а Диего, увлекшись этой игрой, с необъяснимой легкостью делал все возможное, чтобы оторваться от них, ценой какой-то исступленной гонки…
...вплоть до той секунды, когда по приказу Климрода ему пришлось нажать на все тормоза. Он даже не успел понять («Все готово, не волнуйтесь», — сказал ему Климрод своим тихим голосом), как оказался за рулем грузовика и уже мчался на запад, встречая по пути полицейские машины, преследующие «фольксваген»…
Спустя совсем немного времени дорога головокружительно пошла вниз, превратившись в непролазно грязную тропу, которую с трудом можно было разглядеть сквозь серую пелену лившего как из ведра дождя; на каждом повороте фары выхватывали из темноты то стену заросшей лесом скалы, то пугающую пустоту пропасти. По крайней мере десяток раз, неуклюже нажав на тормоза, Диего Хаас чувствовал, что грузовик, увлекаемый чудовищной силой инерции, начинает скользить по желтой грязи прямо к бездне. И всякий раз благодаря чистому чуду ему удавалось не потерять управление. «Я не смогу остановиться, даже если захочу. Это последнее падение, Диегуито!»
Лишь после нескольких часов этого безумного спуска вдруг возникло какое-то подобие маленькой площадки. Хаас резко крутанул руль, привстав, нажал на тормоз, что не помешало грузовику крепко врезаться в скалу.
Но он наконец-то остановился.
Они одновременно спрыгнули на землю. В уголке скалы находилась ниша с лазурно-золотой статуей пресвятой Девы, у ног которой стояли в консервных банках цветы, а также иконки, благодарящие Мадонну за то, что она позволила шоферам грузовиков и водителям автобусов уцелеть после такого адского спуска.
— Все ясно, — весело сказал Диего Хаас. — Просто я не такой уж плохой водитель, в сущности…
Он обернулся и увидел, что Реб Климрод плачет, прижавшись лбом к скале.
После этой и еще одной остановки (они ее сделали, чтобы заправиться бензином) им понадобилось добрых четыре часа, чтобы добраться до маленького городка Вильяви-сенсио, расположенного двумя километрами ниже Боготы. За время их общей безумной гонки между Климродом и Хаасом установилось некое весьма странное согласие. При выезде из Вильявисенсио — ехали они на восток — Реб Климрод спросил, где они находятся и что их ждет впереди. Диего Хаас расхохотался:
— Я никогда не был слишком силен в географии. Как, впрочем, в истории, в испанском, в иностранных языках, в физике и химии, а также в математике. А заботами Мамиты я навсегда был освобожден от гимнастики. То, что в этих условиях мне почти удалось получить звание лиценциата права, представляет собой, несомненно, один из самых отвратительных скандалов во всемирной истории университетов. Ну ладно. В общем, справа нет ничего. Слева — полная пустота. А прямо перед нами и того хуже.
— То есть?
Диего протянул руку, подумав при этом: «Все, что ты сейчас делаешь, мой маленький толстенький Диего, по-моему, выглядит историческим событием». Он сказал:
— Вы пройдете примерно две-три тысячи километров в какой-то момент повернете направо. Это будет Амазонка. Там вы сядете за весла и, теоретически, проплыв еще тысячу километров — это займет около месяца, — вы достигнете Атлантики. Там вам не останется ничего другого как вернуться в Австрию.
Он поднял глаза и снова вздрогнул, увидев это худое испепеленное какой-то внутренней страстью лицо.
— Они будут преследовать вас, — продолжал он, тут же пожалев о своей предшествующей выдумке. — Только нас, в Аргентине, они вложили более ста миллионов долларов. Таких людей, как Штейр, полно повсюду, на все" континенте, и я слышал разговоры об организации, кого рая доставит к нам сюда еще и новеньких. Они не могу оставить безнаказанным то, что вы сделали со Штейром это может заронить кое-какие мысли в головы других людей. Сторож дома…
— Это был не сторож. Я платил ему, чтобы он играл эту роль, но больше ничего он не знал. Он считал, что участвует в розыгрыше. Не обвиняйте его, пожалуйста.
— Он говорил по-немецки?
— Нет.
— Значит, он не мог понять, о чем вы говорили Штейром… — Диего улыбнулся, сверкая желтыми глазами: — В общем, я единственный свидетель, единственный кто знает вашу фамилию…
Он схватил Реба Климрода за руку, силой заставив его вытащить из-за пояса сорокапятимиллиметровый маузер, и тянул руку на себя до тех пор, пока ствол не уперся ему в висок:
— Бах! — весело сказал он. — Но мне было бы грустно, ее скрою.
Они заехали в местечко Пуэрто-Лопес и оттуда, поскольку над ними дважды пролетал маленький самолет, неожиданно выехали на другую дорогу, которая пролегала в травяном океане Llano [28], в жужжащей от жары тишине. Они двинулись прямо на юг по той простой причине, что обнаружили едва заметную и уже начавшую зарастать тропу.
Они ехали из Боготы уже сорок с небольшим часов, когда оставили позади Сан-Карлос-де-Гуароа и поздним утром 9 ноября добрались до Амо-де-Чафураи. Дальше не было никакого жилья, кроме одного-единственного зарегистрированного ранчо ла Оркета, конечный пункт их последнего этапа, который занял у них целый день езды, четырнадцать часов. Далее тропа обрывалась.
Диего пытался пробраться на грузовике чуть дальше, но в конце концов был вынужден капитулировать перед речкой, через нее не было ни одного моста, и, несмотря на все поиски, они не могли отыскать брода.
— Ну вот, приехали, — сказал совершенно удрученный Диего Хаас.
Лишь звук выключаемого мотора всколыхнул давящую тишину. И еще сильнее Диего вдруг пережил чувство какого-то непоправимого безумия, которое вот-вот должно свершиться.
Сумасшедший, продолжавшийся несколько часов спуск из Боготы по этой нависшей над пропастью тропе, на которой они двадцать раз должны были погибнуть, — в этом спуске не было ничего преднамеренного, он был продолжением их бегства из квартала Чапинеро. Потом их стремительный бросок на восток, с каждым часом все больше погружающий их в какой-то обесчеловеченный мир, был почти такой же игрой, как и движение вперед, сантиметр за сантиметром, к самому краю бездонной пропасти.
«Но теперь мы достигли предела предела...»
Он влез на подножку, а оттуда даже на крышу кабины Его не столько поразило то, что он увидел, — лес, галереей тянувшийся над желтой рекой и местами совершенно ее скрывавший, — сколько то, что виделось ему за этим лесом: эта абсолютная, неведомая, зеленая и вязкая необъятность, простирающаяся на сотню тысяч квадратных километров, кишащая насекомыми — от одной мысли об этом дрожь пробегала по коже, — хищными зверями и…
— Послушайте, — неожиданно сказал он с серьезностью, удивившей его самого, — это безумие. Невозможно, чтобы вы всерьез думали продолжать идти в одиночку, вперед…
— Мне хотелось бы попросить вас об одной вещи, — очень мягко сказал Реб. — Грузовик, что мы использовали, я арендовал у человека, который не знал, что я с ним намерен делать. Этот человек — его фамилию и адрес вы найдете в машине — рискует навлечь на себя неприятности. Помогите ему, попытайтесь убедить полицию в его невиновности. И, пожалуйста, заплатите ему…
На Ребе были лишь сапоги, брюки и полотняная рубашка, пять дней назад купленные в Вильявисенсио. Он вытащил из-за пояса кольт-45 и положил, его на капот: