Зеленый король
Молчание.
— О Боже всемогущий! — воскликнул Роджер Данн, плюхнувшись в изнеможении на стул.
В ту пору стратегия Реба Климрода строилась на его непреклонной воле приближать к себе мужчин и женщин из относительно недавней эмиграции. Это произошло с Лернером и Берковичи, хотя оба приехали в Соединенные Штаты в начале тридцатых годов и примерно в одном возрасте: им было тогда лет по пятнадцать.
И, кроме того, у них было много общего: румынское происхождение, еврейская национальность, то же завидное упорство в стремлении во что бы то ни стало получить диплом юриста, занимаясь на вечерних курсах, та же запоздалая радость его получения после того, как им пришлось перепробовать множество временных, случайных профессий, чтобы только прокормиться; один, например, трудился в магазине готового платья (Лернер), а другой — в зубоврачебной поликлинике (Берковичи). И когда они, получив наконец этот диплом, уже предвкушали связанные с ним дивиденды, та же насмешливая судьба раскидала их по свету: Лернера отправила бороздить воды Кораллового моря на корабле военно-морского флота США, в окружении этих мерзких япошек, а Берковичи — в Тунис, на Сицилию, в Италию и Францию преследовать отступавшие гитлеровские армии. Демобилизованные в 1945 году, в полном здравии (Лернер всегда слегка прихрамывал), не зная друг друга, оба снова приехали в Нью-Йорк, чтобы возобновить свое восхождение к вершине с того места, до которого добрались три года назад.
И с тем же мрачным упорством ловить удачу, в чем бы она ни проявлялась, гнаться за ней. Дэвид Сеттиньяз, который никогда не питал к ним особой симпатии, однажды прозвал их Черными Псами Короля.
Лернер и Берковичи не были единственными Черными Псами; впоследствии появилось немало других во всех странах мира — настоящая свора, но два этих румынских эмигранта из Нью-Йорка были первыми и, наверно, самыми преданными.
Есть такая старая и знаменитая детская песенка, из которой Пени Уоррен взял название одной из лучших своих книг: «… вся королевская конница, вся королевская рать»…
Приближенные Короля, его Рыцари и Шуты, его Ладьи и Пешки, которые он передвигал, как хотел, на своей шахматной доске, и были «всей королевской ратью» Реба Климрода.
Push-pull — Толкай-тяни. Вновь создаваемое предприятие как бы подталкивает то, что уже создано, а последнее в свою очередь тянет за собой другое, новое. Такова была неизменная стратегия Реба Климрода. Хотя он всегда, многие годы, осуществлял свои операции с головокружительной быстротой, не имея при этом ни солидной инфраструктуры, ни кабинетов, ни секретарей.
Дэвид Сеттиньяз подчеркивает необычайно быстрый темп заключения сделок: с 21 июля 1950 года — день подписания документов о создании «Личная компания по распространению новостей» (для Нью-Йорка) — по 24 августа того же года.
За этот отрезок времени Ребу Климроду удалось создать — ни много ни мало — пятьдесят девять различных компаний!
Что касается упомянутых компаний, которые были заняты доставкой прессы и объединяли столь разношерстных акционеров, как продавцы газет, профсоюзы швейной индустрии и международный синдикат водителей грузовиков (Реб Климрод стал первым, кто установил официально признанные связи компании с профсоюзной организацией), и самого Климрода, то за это время их стало уже двенадцать. Двенадцать компаний, юридически друг от друга независимых, но созданных точно по образцу компании в Нью-Йорке, в таких американских городах, как Филадельфия, Балтимор, Вашингтон, Бостон, Питтсбург, Цинциннати, Детройт, Кливленд, Индианапояис и Чикаго, а также в канадских — Торонто и Монреале. При всем соблюдении принципа участия профсоюзов, как это было в Нью-Йорке, нужно отметить, что речь не всегда шла об одних и тех же профсоюзах: в Чикаго, например, Сеттиньяз с изумлением обнаружил, что; профсоюз работников скотобоен вошел в дело на условиях, получения семи с половиной процентов годовых!
Но эти двенадцать компаний объединяло одно: Реб Климрод всегда оставлял за собой по крайней мере контрольный пакет акций, независимо от Того, кто были его компаньоны.
И он никогда не выступал их официальным держателем, а всегда действовал через подставных лиц благодаря акту передачи собственности в управление.
Двенадцать филиалов компании родились за девятнадцать дней с помощью Эби Левина или кого-либо из его друзей. Во всех этих случаях в дело вступали Черные Псы: по очереди Лернер и Берковичи или третий, той же породы, что возник приблизительно в это время, — Абрамович. Но их методы работы были столь похожи, хотя лично они друг друга не знали, или, вернее, распоряжения Реба Климрода были столь точными, что невозможно определить, кто именно из них и что сделал.
Реб Климрод прибыл в Нью-Йорк 16 июля. За сорок дней он основал пятьдесят девять компаний, не вложив ни цента собственных денег, которых у него не было.
Но не это было главное.
— 20 -Вечером 5 августа Реб и Зби отправились в кино. Зби помнит название основного фильма программы — «Касабланка» с участием Хэмфри Богарта и Ингрид Бергман. «Я его уже смотрел, и Реб тоже, но он помешан на кино, на этой шведке, и я, как обычно, согласился». Они вышли из кинозала в половине двенадцатого и пошли в сторону Бедфорд-стрит, где у Зби была тогда небольшая комната, которую он делил с Ребом Климродом — Беком.
Вдруг с Кристофер-стрит, что метрах в двадцати от входа в кинотеатр «Де Лис», выскочила машина. Она остановилась у тротуара, из нее вышли двое, один из них явно был вооружен. Они, не обращая внимания на Зби, обратились к его спутнику:
— Это ты — Бек? Хозяин желает с тобой поговорить.
— Финнеган?
— Садись в машину. И поляка прихвати.
Реб тихо сказал:
— Ступай Зби. Стрелять они не станут.
Тут на улице появилась небольшая группка, человек пять-шесть мужчин и женщин, пуэрториканцев. Реб обратился к ним по-испански. Они заулыбались, подошли к нему.
— Давай садись в машину, — повторил человек с револьвером.
Реб продолжал говорить по-испански. Пуэрториканцы прямо покатывались со смеху, да и Реб безмятежно улыбался. Потом сказал по-английски:
— Ничего, Зби. Все будет в порядке.
Наклонился и заглянул в машину:
— Ну, а ты что думаешь, Финнеган? Сам выйдешь или мне тебя выволочь?
В машине зашевелились. Зби увидел, как из нее выглянул человек лет сорока на вид, не очень высокого роста, но крепко сбитый, ослепительно рыжий.
— Все очень просто, Финнеган, — невозмутимо сказал Реб. — Если твой приятель позади меня выстрелит, ему придется убить и поляка, и всех моих пуэрториканских друзей. По-моему, по-английски это называется бойней. Ты не можешь этого себе позволить. Так же, как ты не можешь сделать ничего, чтобы восстановить — ты понимаешь, что значит «восстановить», Финнеган? Судя по твоим глазам, мне это не кажется… — ну ладно, чтобы вернуться к прежнему порядку вещей. И снова получать свои сто шестьдесят восемь тысяч четыреста восемьдесят долларов в год. С этим покончено, Финнеган. Значит, одно из двух: либо ты уходишь, либо по-прежнему берешь полтора доллара с торговцев газет в южном Манхэттене. Решай сам. Меня зовут Реб. Выбирай, и если ты верен себе, то выходи из этой машины и попробуй меня прикончить. Но я тебя уничтожу. Либо ты, либо я — другого не дано. Выбирай, Финнеган.
Реб отошел в сторонку и, улыбаясь, снова заговорил по-испански с пуэрториканцами, которые громко смеялись. Улучив момент, он по-польски сказал Зби:
— Зби, он сейчас бросится на меня. Не вмешивайся, прошу тебя. Все будет хорошо.
В следующее мгновение произошло множество молниеносных, резких, связанных одна с другой вещей. Длинной костлявой рукой Реб наотмашь нанес удар по кадыку человека с револьвером. Тот согнулся в три погибели, сразу выпав из игры. Финнеган, словно смерч, кинулся к тому месту, где только что стоял Реб. Он с налету получил от Реба резкий удар рукой по затылку, а одновременно ногой в пах. Финнеган врезался в стену, отскочил от нее, повернулся и тут же получил серию ударов правой и левой по лицу, потом пару по горлу, которое он неосторожно оставил открытым, еще один удар ногой в пах и, «на закуску», несколько «крюков» по физиономии.