Зеленый король

Третьей команде, выступавшей перед ними, не так повезло: змей пришлось удерживать снаружи при помощи палок с зубцами; одна из них укусила змеелова в ногу, и машина «скорой помощи» — у входа в ригу стояло три таких с заведенными моторами, — загудев всеми сиренами, повезла его в больницу Вако.
С девятью первыми змеями все обошлось хорошо, хотя временной показатель был не из лучших. Когда девятая змея упала в мешок, который держал обливавшийся потом Диего, прошло уже около полутора минут. Но Реб, конечно, мог двигаться и побыстрее. Каждый раз без тени колебаний его большая рука хватала треугольную голову точно под челюстью, затем спокойно и неторопливо Реб делал последнее движение, опускал бешено извивающееся тело в отверстие мешка. На лице — полнейшая невозмутимость. Однако два раза он улыбнулся Диего. Так что в какие-то секунды последний поверил, что Реб отказался от своего намерения.
Наступила очередь десятой змеи. Это была алмазная порода длиной полтора метра, очень красивая, переливающаяся. В тот момент, когда Реб приблизился к ней, она приняла боевую стойку: передняя часть тела изогнулась вертикально в букву S, а голова с чуть выступающим раздвоенным язычком еле заметно покачивалась туда-сюда.
…Когда палка, которую Реб держал в правой руке, оказалась примерно в двадцати сантиметрах от нее, голова, как молния, метнулась вперед. В десятую долю секунды левая рука упала, вцепившись в верхнюю часть тела змеи, очень быстро продвинулась вперед к голове и зажала ее — змея не могла уже прыгнуть, а только размахивала хвостом.
— Внимание, Диего! — предупредил Реб, улыбнувшись в третий раз.
Он бросил палку, очень осторожно поменял левую руку на правую и нажал: челюсти невероятно широко раскрылись и стали ясно видны крючковатые зубы.
— Пора, — сказал Реб.
Он вытянул вперед разжатую ладонь левой руки, подставил ее змее и разжал правую руку. Толпа взревела. Зубы впились в перемычку между большим и указательным пальцами.
— Пожалуйста, Диего, держи мешок крепче, — произнес Реб сквозь сжатые зубы.
Но после этого он уже не мог говорить. Какой-то человек ринулся в клетку и вырвал у Диего Хааса мешок, который тот чуть не уронил. Уилсон приблизился к Ребу и ударом ножа отсек голову змеи и оторвал ее зубы от руки. Уилсон и еще двое взяли Реба под мышки и под колени, вынесли из клетки и положили на стол; Реб весь дрожал, лицо стало белым, как мел.
Он крепко сжал челюсти, закрыл глаза, и только ноздри напряглись. Реб не издал ни одного звука.
— Его нужно оперировать. — Я жду, — сказал Уилсон. — Он велел ждать до тех пор, пока не посмотрит на меня. Спросите у его приятеля.
— Ждем, — подтвердил Диего, его желтые глаза лихорадочно горели. Тридцать секунд.
— Следи за машиной «скорой помощи», — сказал Уилсон.
— Сорок секунд, Реб, — не выдержал Диего.
— Keep it cool, man [57].
— Пятьдесят, — продолжал Диего.
Теперь Реба сотрясали судороги, и, если бы двое мужчин не поддерживали его, он упал бы на землю.
— Keep it cool, man.
— Минута! — воскликнул Диего.
Через двадцать пять секунд Реб открыл глаза и явно силился улыбнуться, его светло-серые глаза сначала отыскали глаза Диего и наконец обратились к Уилсону.
— ПОРА! — заорал Уилсон.
Бегом донесли они Реба до машины; дверцы ее были заранее, открыты, шофер сидел за рулем, а носилки и инструменты были наготове. Один из медиков попытался пустить Диего в машину, но сразу ему в живот уперлось дуло кольта-45, который держал аргентинец.
— Если он умрет в дороге, amigo, мы все за ним отправимся. Muy pronto, рог favor [58].
И прямо в машине при помощи ножа и без анестезии они отрезали всю уже омертвевшую ткань: затронутая полоска протянулась от перемычки между большим и указательным пальцами к кисти руки и даже почти до локтя, длина ее была примерно тридцать сантиметров, ширина в наиболее зараженном месте — пять сантиметров, глубина, раны — не менее полсантиметра. Потеря крови сравнительно невелика.
В Вако врачи сказали Диего, что эта варварская операция практически была не нужна, «но здешние безумцы гордятся такими шрамами, а ваш друг, судя по всему, побил в этом своеобразный рекорд».
Но, как бы то ни было, он, конечно не умер.
— 39 -
Джордж Таррас считает абсурдным предположение, что Реб Климрод, затеяв вышеизложенную историю в Вако (и других местах, о которых Диего Хаас не пожелал рассказывать), сознательно искал смерти.
«Он жестоко страдал, потеряв единственную женщину, которую любил. И очень романтично представлять обезумевшего от горя Климрода этаким скитальцем, при каждом удобном случае бросающим вызов Смерти, отнявшей у него Чармен.
Но нельзя подходить к сверхчеловеку с обычной человеческой меркой.
Второго такого богача, наверное, не знала история.
С середины шестидесятых годов Климрод владел состоянием в семь-восемь миллиардов долларов, в то время равным, а может быть, и превосходящим состояние Людвига и Гетти вместе взятых. Но он еще не достиг потолка, далеко не достиг.
Нет, если романтика и присутствовала где-то, то не здесь, и ее, конечно, надо учитывать, на совсем на другом уровне. Схватка Реба с гремучими Змеями вполне вписывается в рисунок его жизни, и, конечно, это всего лишь банальное приключение. Достаточно вспомнить первую встречу с Диего Хаасом в ноябре 1947 года, когда Реб буквально на его глазах отправился в бескрайние, нехоженые и опасные джунгли, чтобы пройти в одиночку несколько тысяч километров, тогда у него был только один шанс из миллиона выбраться оттуда живым. Или то, как он создал состояние, размеры которого не укладываются в голове, и при этом до конца оставался в тени; но даже этого недостаточно, чтобы охарактеризовать его.
Подлинный размах личности Климрода превосходит все это. Я вижу его в фантастическом финальном фейерверке…»
Франсиско Сантана приехал в Нью-Йорк в сентябре 1964 года. Тогда-то и состоялась первая его встреча с Дэвидом Сеттиньязом, который знал Сантану только по фамилии. Двое его помощников уже побывали у Сеттиньяза раньше, явились поодиночке, не зная друг друга, и каждый принес особое досье; оба были уверены, что выполняют секретное поручение. Совершенно ясно, что Сантана и в отношении своих подчиненных строго придерживался системы непроницаемой изоляции, которая была дорога Ребу Климроду.
Мексиканец отказался лично явиться в контору на Пятьдесят восьмой улице. Однажды утром он позвонил, назвал условленный пароль, чтобы его узнали, и крайне любезно, на беглом английском с еле заметным акцентом спросил Сеттиньяза, не согласится ли он прийти в квартиру на Пласа, ведь это совсем недалеко. Благодаря сведениям, переданным таинственным Джетро, Сеттиньяз знал абсолютно все о своем собеседнике и, разумеется, то, что он поднимался все выше и выше по иерархической лестнице в штабе Реба. Сеттиньяз, не колеблясь, согласился. Не так часто он имел возможность покидать свой кабинет, к тому же его подстегивало любопытство: группа Сантаны представила первоклассную работу и обнаружила новые и очень заманчивые варианты дальнейшего расширения деятельности Климрода.
— Я мало знаю о вас, — начал Сантана. — Только то, что мне сказал Реб. Точнее, он велел мне отчитываться перед вами во всем, абсолютно во всем. Могу я задать вопрос?
— Спросить всегда можно, — ответил Сеттиньяз, которого немного забавляла ситуация. Ведь уже не в первый раз посланник Реба, какой бы ранг он ни занимал в тайной иерархии, боялся довериться ему.
— Кто вы? — спросил Сантана.
— Адвокат, — ответил Сеттиньяз. — Такой же, как и вы. Ни больше ни меньше.
И после этого он уже угадывал вопрос или скорее вопросы, которые вертелись на языке у мексиканца: «Кто вы такой, чтобы мне приходилось давать вам столь полный отчет?» Или: «Кто такой Реб Климрод? Может быть, он тоже чей-то агент? Но если да, то чей же? Кто может стоять над Климродом, кто, черт возьми, мог бы это быть? Существует ли в мире человек, имеющий право приказывать Ребу Климроду?»