Зеленый король

Сама природа этой организации хранилась в тайне. Она широко использовала возможности, которые в начале пятидесятых годов предоставляли законодательства некоторых стран для деятельности совершенно неизвестных акционерных компаний, когда это было возможно или выгодно. Таким образом в картотеку Сеттиньяза попала целая вереница предприятий, разместившихся в Панаме, Монако, Вадуце в Лихтеншейне, на Джерси или Гернси.
С 1962 по 1968 год, по мере того как колониальное правление ослабевало или вообще упразднялось, список пополнили и другие, в основном экзотические названия: Багамские острова, Кюрасао (нидерландское владение на Антильских островах), Кайман, Терке и Кайкос, Науру (крошечный атолл, затерянный в Тихом океане), Гибралтар, Гонконг и даже остров Мэн.
… И, конечно, Либерия [59].
Почти сто восемьдесят компаний, в действительности принадлежавших Климроду, плавали под либерийским флагом. А если считать те, что иногда появлялись, а затем исчезали по той или иной причине, то их было не менее двухсот.
— Дэвид, — объяснил Таррас, — я старею. Годы начинают давить на мои хилые плечи, и с каждым годом мне становится все труднее летать на самолетах. Я попросил Реба приставить ко мне кого-нибудь, кто со временем полостью меня заменит. Не знаю, кого выберет Реб… Франсиско Сантану. Сеттиньяз рассказывает:
«Он и еще один человек, нидерландец, которого я буду называть де Фриз, сделали очень много. Их задача состояла не в том, чтобы создавать компании Реба (за исключением тех, которые Сантана контролировал лично), а прежде всего в том, чтобы сначала способствовать возникновению предусмотренного „налогового рая“, а затем следить за его надежностью. По крайней мере в трех странах — или на островах, поскольку это островные государства — то, что сегодня называется „налоговым раем“, было полностью „изобретено“ Сантаной и де Фризом. Я это знаю, потому что занимался специальным бюджетом, которому Реб дал довольно символичное название „Мильтон“ — прозрачный намек на Джона Мильтона, автора „Потерянного…“ и „Возвращенного Рая“. Этот бюджет был предназначен, скажем, для того, чтобы убеждать причастные к нашим делам правительства малых стран. Имелись в виду, конечно, не только взятки. Один раз, например, желаемые юридические обязательства были взяты на себя вновь образовавшимся государством в обмен на контракт, связанный с одной нашей судоходной компанией».
На следующий день Сеттиньяз пригласил Сантану пообедать, и мексиканец с большой охотой принял предложение. Они были ровесники — обоим чуть за сорок, — и им одинаково нравилось заниматься делами, которые удаются без слов, но еще успешнее продвигаются после их обсуждения; оба отличались скрупулезностью, точностью, методичностью и были в равной степени щепетильны. И хотя Сеттиньяз не питал враждебных чувств к Нику Петридису, несмотря на бурную пиратскую изобретательность неунывающего грека, а тем более к Полю Субизу, они все же не были близки ему, даже француз, на языке которого он говорил. И на то были причины. «Его вечная ирония меня раздражает». Серьезность Сантаны больше устраивала его, что ничуть не удивляло Тарраса, который говорил: «У Матадора так же мало чувства юмора, как у вас, Дэвид, вы оба по натуре бухгалтеры высокого класса и созданы, чтобы понимать друг друга…»
Сантана уехал из Нью-Йорка, но незадолго до этого через одного из своих помощников передал Сеттиньязу новое досье. Речь шла об очередной сделке, о вновь созданной компании, к которой мексиканец имел, между прочим, косвенное отношение: Сантана лишь участвовал в переговорах о приобретении земельных участков на Ямайке, даже не зная, для чего они будут использованы. В действительности эта закупка была частью более грандиозной операции, которую осуществляли два Приближенных Короля, а именно Филип Ванденберг и Этель Кот: а конечной ее целью было создание двух гостиничных сетей на островах Карибского моря. (Ванденберг и Этель Кот были незнакомы друг с другом и по воле Климрода выступали как конкуренты; каждый из них отвечал за свою сеть.)
К досье Сантана приложил личное письмо Сеттиньязу с приглашением пожить в мексиканском доме в Мериде, штат Юкатан.
Сеттиньязы сомкнутым строем — у них уже было пятеро детей — совершили путешествие весной 1965 года, предварительно обменявшись несколькими письмами. Они провели две недели в довольно скромном доме, но отсюда гостям легко было добираться до храмов майя — Сантана с улыбкой утверждал, что и в его жилах течет частичка крови майя.
Мексиканец добрых десять дней не решался задать вопрос, но все же спросил:
— Дэвид, вы, конечно, не ответите, но меня крайне интересует один вопрос: Бога ради, скажите, что собирается делать Реб с восемью миллионами карибских сосен?
— С чем? — воскликнул совершенно ошарашенный Сеттиньяз.
— С соснами. Вот с такими же деревьями, что растут здесь. Их настоящее название Pinus Carybea.
— Какую цифру вы назвали?
— Восемь миллионов.
Удивление Сеттиньяза было искренним. Ему с трудом далось сохранить невозмутимость. Но Сантана, видимо, по-своему истолковал его молчание. И, дружелюбно улыбнувшись, сказал:
— Извините меня. Я не должен был задавать этот вопрос и своей бестактностью поставил вас в неловкое положение. Не будем говорить об этом, пожалуйста. Пойдемте лучше посмотрим Cenote. Это нечто вроде большого естественного колодца — очень впечатляющее зрелище; мои предки когда-то бросали туда людей, принесенных в жертву богам, не забывая предварительно украсить драгоценностями. Не такая уж плохая смерть…
«Восемь миллионов карибских сосен! Что еще он придумал?» Сеттиньяза терзала новая загадка. Вернувшись в Нью-Йорк, он тут же погрузился, хотя и испытывал неловкость, в изучение материалов, касающихся более тысячи двухсот пятидесяти уже зарегистрированных компаний. Все без исключения принадлежали, разумеется, Климроду. Компьютер 1965 года был далеко не совершенен, но все же достаточно хорош для того, чтобы подтвердить: в его памяти нет никаких следов сделки, касающейся карибских сосен.
Сеттиньяз включил другую программу: деревья.
И узнал или вспомнил благодаря компьютеру, что Климрод имел очень большую долю участия в лесной промышленности Норвегии, Швеции и особенно Финляндии. Одна из канадских компаний совместно с совершенно неизвестной аргентинской фирмой (во всяком случае, неизвестной Сеттиньязу) заключила крупнейшие договора с Советским Союзом во времена Хрущева; эти договора без особого труда (заслуга Поля Субиза) были продлены на следующий год, в 1964-м, уже после отставки Хрущева.
И на этот раз речь шла о лесе. Оба этих одинаковых досье, касающихся сделки, были переданы ему, Сеттиньязу, с одной стороны, Субизом, с другой — Черным Псом, швейцарцем, в соответствии с двойной системой контроля, введенной Ребом.
Но это не все: некая франко-итальянская компания четыре года назад уступила пятьдесят один процент своих акций типично климродовской фирме, находящейся в Панаме.
Сеттиньяз, чем дальше, тем больше заинтригованный, продолжил поиски.
И вдруг выскочило имя человека, о котором он практически ничего не знал: Хайме Рохас. Рохас оказался управляющим аргентинской компании, которая сотрудничала с русскими. Он был также юридическим и финансовым советником той панамской компании, которая проявляла интерес к лесам Черной Африки. И все тот же Рохас в Канаде подписал добрый десяток договоров.
По всем признакам он был из Приближенных Короля. Только в его случае не существовало никакой папки с надписью «Строго конфиденциально — Передать в собственные руки», а тем более пресловутого досье с пометкой «Особое», сделанной красными чернилами.
В принципе это означало, что данный персонаж играл очень незначительную роль. Но противоречие было очевидным. «И поскольку я не могу поверить, что Реб допустил ошибку или забыл что-то…»
В опустевших кабинетах (он всегда дожидался, пока останется один, чтобы заняться своими розысками, и потому на них ушло несколько недель) Сеттиньяз снова и снова бросался на штурм загадки. Стал собирать все сведения о Хайме Рохасе. Его имя всплыло еще четырнадцать раз, то есть среди данных о четырнадцати различных компаниях. Этот Рохас много разъезжал: помимо СССР, бывал в Скандинавии и Африке, появлялся в Индонезии, Индокитае и Китае, принимал также участие в проведении важных операций в Южной Америке, в частности в Венесуэле. В большинстве случаев его вмешательство в той или иной мере касалось сельского хозяйства, лесоводческой сферы, но дважды он сыграл определенную роль в довольно запутанной сделке, связанной с фарфоровой глиной, и в выкупе целого ряда бумажных фабрик во Франции. Его путь очень часто перекрещивался с маршрутами Приближенных Короля: с Ханем — в Китае и Индонезии, Субизом и Несимом — во Франции и странах Востока, с Сантаной — в Венесуэле, Этель Кот — в Африке, Эрни Гошняком — в Скандинавии. И другими. Но человек этот оставался на редкость незаметным. И лишь случайное упоминание Франсиско Сантаной восьми миллионов деревьев позволило Сеттиньязу извлечь его имя из памяти компьютера, хранящей более тридцати пяти тысяч различных фамилий.