Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП)
Сама же она очень хотела бы что–нибудь сказать. Правда, было просто прекрасно больше не чувствовать себя скованно в присутствии Томаса. Но когда он сел – прямо напротив – она взглянула на него, а он взглянул на нее в ответ и…
Не то, чтобы она была смущена, нет. Она просто забыла, как дышать.
У него были такие голубые глаза!
Не считая полоски, конечно. Она обожала эту полоску. И обожала, что он считал его смешным.
— Леди Амелия, — пробормотал он.
Она кивнула в знак приветствия, выдавив из себя «Герцог», поскольку «ваша светлость» было слишком длинно.
— Я уезжаю, — внезапно заявила вдова, сердито заскрипела стулом по полу и встала. Немного помедлила, как будто ждала, что кто–то отреагирует на ее уход. Не видя реакции (ну правда, — подумала Амелия, — она что, думала, что ее попытаются остановить?) вдова добавила, — Мы выезжаем через полчаса. — И потом обрушила на Амелию всю силу своего яростного взгляда. – Ты поедешь со мной в карете!
Амелия не знала, зачем вдове необходимо было заявлять об этом. Она протряслась в одной карете с вдовой через всю Англию, почему в Ирландии что–то должно измениться? И все же, что–то в ее тоне вызывало тошноту, и когда вдова вышла, Амелия испустила утомленный вздох.
— Похоже, у меня морская болезнь, — сказала она, оседая на стуле.
Отец посмотрел на нее с раздражением и встал, чтобы снова наполнить тарелку. А Томас улыбнулся. В основном глазами, но она все равно почувствовала душевную близость, теплую и прекрасную, достаточную, чтобы отогнать ужас, который начал было затоплять ее сердце.
— Морская болезнь на суше? – тихо спросил он, и глаза его смеялись.
— У меня внутри все переворачивается.
— Крутится?
— Прямо кувыркается, — подтвердила она.
— Странно это, — сухо заметил он, отправляя в рот кусок бекона. Потом дожевал и продолжил. – Моя бабушка способна на многое – я вполне верю, что моровая язва, голод и повальные эпидемии вполне ей по силам. Но морская болезнь… — он усмехнулся. – Почти впечатляет.
Амелия вздохнула и поглядела на еду, которая теперь почему–то была не аппетитнее кучки червей. Она оттолкнула тарелку.
— Вы знаете, сколько ехать до этого Батлерсбриджа?
— Почти целый день, я так думаю. Особенно, если мы остановимся на обед.
Амелия поглядела на дверь, за которой только что скрылась вдова.
— Она не захочет
Томас пожал плечами:
— У нее не будет выбора.
Тут к столу вернулся отец Амелии с полной до краев тарелкой.
— Когда ты станешь герцогиней, — заявил он, садясь и закатывая глаза, — Тебе первым же приказом надо будет услать ее во вдовий дом.
Когда она станет герцогиней… Амелия сглотнула. Все–таки это просто ужасно, что ее собственный отец так наплевательски относится к ее будущему. Ему и впрямь все равно, за кого из двоих она выйдет замуж, главное, чтобы это был законный герцог.
Она взглянула на Томаса. Тот сосредоточенно ел. Она все смотрела на него. И ждала, и ждала… пока он не почувствовал ее внимание и не взглянул на нее в ответ. И слегка пожал плечами, она так и не поняла, что это значит.
Почему–то ей от этого стало еще хуже.
Следующим на завтрак пришел мистер Одли, а через десять минут появилась Грейс. Она казалась запыхавшейся, щеки ее раскраснелись, а дыхание было неровное.
— Тебе не нравится здешняя еда? – спросила Грейс, глядя на нетронутую тарелку Амелии и усаживаясь на стул, где недавно сидела вдова.
— Я не голодна, — ответила Амелия, и у нее заурчало в животе. Она только что поняла разницу между голодом и аппетитом. Первый у нее был, а последний отсутствовал.
Грейс бросила на нее изучающий взгляд и принялась есть свой завтрак… ну, по крайней мере, ту его часть, которую можно успеть съесть за три минуты, потому что потом появился несколько обеспокоенный хозяин гостиницы.
— Эээ, ее светлость, — начал он, нервно потирая руки, — она в карете…
— И, предполагаю, оскорбляет ваших слуг, — поинтересовался Томас.
Хозяин горестно закивал.
— Грейс еще не кончила завтракать, — спокойно заметил мистер Одли.
— Пожалуйста, — воскликнула Грейс, — не стоит из–за меня задерживаться. Я совершенно сыта. Я…
Она смущенно закашлялась, и у Амелии возникло странное чувство, что она чего–то не понимает.
— Я слишком много положила, — наконец закончила Грейс, кивнув на тарелку, где оставалось еще больше половины.
— Вы уверены? — спросил Томас. Грейс кивнула, но Амелия заметила, что пока все вставали из–за стола, она торопливо запихнула в рот еще несколько ложек.
— Голодная? – спросила она, когда они остались вдвоем.
— Ужасно, — призналась Грейс. Она вытерла губы салфеткой и пошла вслед за Амелией к выходу. – Я не хотела провоцировать вдову.
Амелия обернулась, вопросительно приподняв бровь.
— Еще больше, — пояснила Грейс, поскольку обе они знали, что вдову всегда что–нибудь да провоцировало. И, конечно же, когда они подошли к карете, вдова уже ругалась то на одно, то на другое, похоже, недовольная температурой горячего камня, который положили ей в ноги.
Горячий камень? Амелию покоробило. День, конечно, был не жаркий, но и холодным он явно не был. Они изжарятся в этой карете.
— Она сегодня в хорошей форме, — пробормотала Грейс.
— Амелия! – рявкнула вдова.
Амелия схватила Грейс за руку и сжала ее. Никогда еще она не была так рада, что рядом кто–то есть. Одна мысль о том, чтобы провести целый день в карете с вдовой, без Грейс в роли буфера…
Она бы просто не вынесла.
— Леди Амелия, — повторила вдова, — вы что, не слышали, как я вас зову?
— Простите, ваша светлость, — ответила Амелия, приближаясь и таща Грейс за собой, – я не слышала.
Глаза вдовы превратились в щелки. Она понимала, что ей врут. Но у нее были, видимо, более важные дела, поскольку она мотнула головой в сторону Грейс и заявила. – Она прекрасно может поехать с кучером.
С такой теплотой, какую обычно выказывают в адрес мучного червя.
Грейс дернулась, но Амелия притянула ее назад.
– Нет. – Сказала она вдове.
— Нет?
— Нет. Мне нравится ее общество.
— А мне нет.
Амелия вспомнила обо всех тех мгновениях, когда восхищалась Томасом, его спокойной уверенностью, его способностью наводить на людей страх одним только взглядом. Она глубоко вдохнула, чтобы хоть некоторые из этих воспоминаний просочились в нее поглубже, а потом посмотрела на вдову.
— Да ради Бога! — раздраженно сказала вдова, после того, как Амелия несколько секунд сверлила ее взглядом, – поднимайтесь тогда. Но не ждите, что я буду вести беседу.
— Да мы и не мечтали, — пробормотала Амелия. Она поднялась по ступенькам, а Грейс последовала за ней.
К несчастью для Амелии, и для Грейс, и для лорда Кроуленда, который после того, как они остановились напоить лошадей, решил поехать в карете, вдова все–таки решила вести беседу.
Вот только, беседа подразумевала некую обратную связь, которой в карете не существовало, в этом Амелия была уверена.
Указаний было множество, обид – вдвое больше. А вот для беседы почва была бедновата.
Отец Амелии выдержал всего полчаса, а потом забарабанил в переднюю стенку, требуя, чтобы его выпустили наружу.
— Предатель, — подумала Амелия. – С самого рождения он планировал ее переселение в дом вдовы, и больше чем на полчаса его не хватило?
Он сделал вялую попытку извиниться за обедом – не за то, что заставляет ее выйти замуж против воли, а только за свой утренний побег из кареты – но если ему и удалось вызвать у Амелии каплю симпатии, она вся испарилась, как только отец принялся читать ей нравоучения касательно ее будущего и своих решений в отношении оного.
Она получила передышку только после обеда, когда вдова и Грейс заснули. Амелия просто смотрела в окно на пробегающие ирландские пейзажи и слушала цокот копыт. И не переставала удивляться, как это все могло произойти. Она была слишком здравомыслящей, чтобы решить, что все это ей снится, но правда, как может жизнь так круто измениться за один день? Это просто невозможно. Еще на прошлой неделе она была Леди Амелией Уиллоуби, невестой Герцога Уиндхема. А теперь она…