Самородок (СИ)
Он с сожалением отстранился.
- Лен, мне пора... Надо...
Та выпрямилась, всё ещё ощущая незабываемый вкус поцелуя. Но почему?!.. Что я тебе, Вселенная, сделала? Чем не угодила?.. За что?
- Ким...- она сглотнула образовавшийся вдруг в горле непроходимый ком.- Кимушка... Только возвращайся... У меня какие-то предчувствия дурацкие.
- На то они и дурацкие, потому как предчувствия, - улыбнулся Баев. В просьбе её не было, вообще-то, ничего удивительного, но с другой стороны... Кто знает женское сердце? Кто измерил его потенциал и составляющее? Где граница того, что разделяет его правду от надуманного, интуитивного? Милый, только вернись, говорила она ему сейчас. Так говорили древнерусским воинам, идущим на смертельную битву, их суженые. Только вернитесь, заклинали много позже тех же воинов во Вторую мировую их жёны. Только вернитесь, шептали они ночами в мокрую от слёз подушку, до крови кусая обветренные губы... Вам, единственным, этот выстраданный крик-отчаянье и этот выплаканный клич женской души... Только вернись, любимый!.. Говорили эти глаза, руки и сердце, эти зовущие губы, всё её женское естество, пытаясь инстинктивно, неосознанно прикрыть, защитить, сберечь и уберечь от грядущего, уже тяжело, неотвратимо ломящегося в двери... Только вернись... Только вернись... Только... Вернись...
Ким всё понял. И сглотнул такой же тяжёлый ком в горле.
- Вернусь... Непременно вернусь, - поцеловал крепко и ушёл...
А она долго потом плакала. И что стоили ей эти слёзы, не знал никто. Боль раздирала её. Изнутри. Какими-то предчувствиями. И пусть Кимушка назвал их дурацкими, но она-то знала - это что-то другое. Всё внутри горело. И свербило, и раздирало, и драло. Теми же предчувствиями... Боже, зачем познать вот такое счастье, чтобы потом от него ничего в итоге не осталось? Зачем любить, чтобы в итоге одни страдания и разбитые судьбы? Зачем, Боже?.. Для чего кто-то выдумал такую вот муку - прожить счастливой пару мгновений и уйти потом от них навсегда, потерять в круговерти той же жизни? Есть ответ?.. Нет!..
Некоторое время она лежала тихо, сама не своя, а потом вдруг резко села, будто кем-то подстёгнутая, и стала одеваться, тыкаясь в вещи, как слепая. С совершенно бессмысленным взглядом. Вся отрешённая, погруженная в себя. Женщина, решившаяся на что-то...
... Баев даже не помнил, как дошёл до верхней площадки дежурных скаттеров, как уселся в первый попавшийся, задал программу и взмыл в ночное звёздное небо. И отключился напрочь. От всего. Видит Бог, ему нужна была передышка. Хоть на чуть-чуть. Хоть на время полёта до института...
И интуитивно призвал на помощь своё второе "я", которое тут же начало распоряжаться, без всяких ограничений и шлагбаумов, что так любит то, первое. Совершенно механически запустил автопилот и так же механически огляделся. Естественно, своим вышедшим из небытия вторым "я". И увидел...
Хотя слово это нисколько не отображало сути процесса, мы давно привыкли именовать им то, что якобы видит глаз. У Баева наличествовало иное. Самое подходящее сравнение, пожалуй, это сравнение с проявлением фотоснимка в ванночке с проявителем - две секунды и получите то, что было запечатлено ранее на фотоплёнке и только ждало, чтобы народиться на свет белый, выйти из небытия. Воистину, таинство процесса, механизм, во всех тонкостях которого ещё разбираться и разбираться. Нечто похожее происходило и с Баевым, который давно махнул рукой на объяснения: видит Бог, тонкости процесса на молекулярном уровне с попутным привлечением пси-энергетики ему сейчас явно не по зубам. Видит, и ладно, а как, дело вторичное. И он видел, но как-то периферийно: трепещущие адские протуберанцы Солнца, достающие своим корпускулярным излучением до самых до окраин; атмосферные завихрения Юпитера и озёра жидких металлов Меркурия, и венерианские газовые выбросы, и стылые красные пески Марса - всё это пронеслось в сознании мгновенно, оставив после себя ощущение полёта. Он весь как бы встрепенулся и... И остыл. Он задохнулся. Не физически, ментально. Но тем же внутренним "я" осознал и ещё кое-что - его ждали. Образ Энеи возник перед глазами. Ей было страшно, одиноко, и она нуждалась в помощи. И опять призывала эту помощь, как тогда, на Мизае. Ким представил последствия, ужаснулся и рванул скаттер на полную...
Ва-гуал ждал. Он мог это делать бесконечно долго, понятия времени для него практически не существовало. И попутно он оживал, вернее, уже ожил... Чёрт! Да нет в языке человеческом понятия того, чем он занимался. Старое, старое зло... Возможно, даже абсолютное. Нечто... Порождение некоей материи. Хотя все названия эти - так, обрисовка общего. Он был сам по себе. И тем страшен. Был той самой вещью, что в себе. Всё живое для него было несущественным, одномоментным - прах под ногами идущего, иллюзия бытия, а он - вершитель судеб, понятия не имеющий о критериях и истинах. Плоть, жаждущая крови. В этом смысле он был почти всемогущ и универсален. Порождение неведомо какого мира, он питался и жил за счёт пси-составляющей самой Вселенной, обгладывая её по кусочкам, как стервятник. Ничего иное его не интересовало. И он знал, что его ждёт дальше. Очередная метаморфоза. Его разбудили, и сейчас он был на переходном этапе. Наделённый одними инстинктами, рефлексами и... волчьей пастью.
Воитель шёл прежним курсом. Ва-гуал оплёл своими рецепторами практически весь корабль, попутно дав вводную экипажу и их главному - ускориться. И воитель рванул к Датаю. Все работали как одержимые, в том числе и бывший капитан. Ибо распоряжался сейчас здесь совсем другой. Другое. Существо, выбравшееся из преисподней. Ящик Пандоры алгойского разлива был раскрыт настежь. Его земной аналог оставался пока закрытым, но Баев, не ведая о том, уже подбирал к нему ключи.
Единственное, что ва-гуала беспокоило и досаждало (если понятия такие к нему были применимы) - некое целенаправленное внешнее воздействие. О нём знали. Его чувствовали. Кто-то. Где-то.
Он встрепенулся, из золотистого стал огненно-рыжим, с пульсирующими нитями-рецепторами. Он прислушивался. И уловил, сейчас более "осмысленно", чем ранее, чью-то пси-составляющую, чем-то схожую с его собственной. Чьё-то пси-волнение, некую пси-ауру. Будто за углом дышат, но показываться не спешат. Или не могут, а, скорее, боятся. Сгусток квазиорганики, что заменял ему сердце, забился учащённей. Ва-гуал чувствовал сопротивление, словно дыхнули на него остро-леденящим и тут же отскочили. И он изготовился. Убивать и вбирать. Алгойцы, что экспериментировали над его составляющей, добились, в общем, своего: шифрованную программу он принял и стал, не задумываясь, действовать согласно установке, действовать против землян и всех, кто им помогает. Тупо, по-хозяйски и особо не интересуясь результатом. Как не задумывается остро заточенный топор в руках палача, чья именно голова сейчас с плеч долой.
Институт Биотехнологий находился в другой части города, на берегу большого лесного озера, лежащего в обрамлении вековых сосен и застывших печальных ив. И летом и зимой здесь была благодать, здесь всегда остро пахло мшистой хвоей, воздух был свеж и насыщен ароматами леса. Сейчас, уже фактически ночью, в той стороне угадывалось обширное тёмное пространство, насыщенное влагой и свежестью. Совсем как у моря, мелькнуло у Баева, и очень напоминает Балтику. Фонари лениво отсвечивали в водах озера. Им совершенно не было никакого дела до людской суеты.
В вестибюле сидел дежурный, равнодушно поглядывая на мониторы и жуя при этом бутерброд. На безопасника глянул вопросительно, скорее по привычке, нежели по необходимости: чего, мол, надо в столь неурочный час? Баев поморщился. Охрана тут желала лучшего. И где же люди Тори?
Но через секунду мнение в корне изменил.
- Вы к кому? - раздалось за спиной. Баев резко обернулся. Судя по экипировке, десантник. Чёрт! Откуда он взялся? Из-за колонн, что ли? И спокойный, уверенный. Такой, если что, и пристрелит, не поморщится. Берет с эмблемой БР одет вроде так себе, на одно ухо, но эта небрежность как раз и показывала, что интересуются им профессионалы. Да и взгляд пронизывающий, насквозь. И рука вроде так же небрежно легла на цевье короткоствольного АМГ.