Непрощенные (СИ)
— Принеси мне успокоительное, оно в моей спальне, живо! — стараясь не кричать на ни в чем не повинного эльфа, быстро приказал Малфой. Тинки только лишь испуганно кивнул и через пару секунд снова вернулся, застав Малфоя на том же месте и в той же позе.
— Хозяин, в вашей аптечке нет этого зелья, — пропищал домовик, — Тинки посмотрит в аптечке на кухне?
Малфой опешил. Он забыл закупиться лекарствами? Твою мать, что теперь делать?!
— Стой, там точно нет! Разыщи Блейза Забини, аптеки уже закрыты, поэтому спроси, может, у него есть, все-таки отчим у него известный зельевар, — расхаживая по комнате, говорил Драко.
— М-мал… Малфф… — Гермиона пыталась сесть, зубы так громко стучали, что блондин слышал их стук, находясь в нескольких метрах от кровати.
— Грейнджер, лежи смирно! — он подошел к ней в несколько широких шагов, и тут цепкие руки вцепились в его запястье.
— З-зел… Зелье…Ег-го… Н-нет… — она смотрела на него невидящими глазами, которые безмолвно кричали о том, что просят помощи.
— Конечно нет, тупая твоя голова, как можно забыть купить лекарства, которые сохраняют тебе жизнь?! — слизеринец начал кричать, но быстро осекся. Он ведь и сам забыл купить такое же зелье для себя, зачем же теперь орет на нее?! Но злость закипала в венах, которые набухли от напряжения и стресса и стали отчетливо видны на сильных мужских руках.
— Ай, — Гермиона схватилась за свой рот и коснулась рукой языка. Капля крови показалась на ее пальце. — Я… Прикус … Прикусила… Яз-зык.. — она шептала дрожащими губами, а ее тело дергалось в таких конвульсиях, что казалось, будто где-то сзади к ней подвели оголенный провод с током.
Тихий хлопок эльфа заставил Драко почти подпрыгнуть на месте.
— Ну?! — он нетерпеливо сверлил взглядом заплаканного домовика.
— У мистера Забини нет таких зелий, хозяин, он просил передать, что свяжется сейчас же с отчимом, — Тинки заламывал тонкие ручонки, вытирая слезы фартуком.
— Понял, можешь идти, — холодно ответил парень эльфу. Что делать? Насколько опасно оставлять ее в таком состоянии? Насколько опасно не давать лекарства, когда у нее приступ? Он подошел ближе к истерично всхлипывающей девушке, которая запустила пальцы в свои волосы и со всей силы сжала кулаки.
— Так, я это делаю только потому, что это крайняя мера! — обратился он скорее сам к себе, нежели к Гермионе и, обхватив ее за плечи, развернул к себе и лег рядом, крепко стискивая в своих объятия. Она не вырывалась, лишь сильно дрожала и издавала хлюпающие звуки носом.
Холодные тонкие пальцы коснулись груди парня поверх ткани пуловера. Они лежали в такой позе, наверное, несколько часов. Или минут? Время остановилось, но ее дыхание все же выровнялось, а тело расслабилось.
— Я ненавижу себя, — уже более четко прошептала девушка, отодвигаясь на другую половину кровати. Слизеринец почти незаметно вздрогнул, напуганный ее голосом, так резко разорвавшем тишину, и нахмурил брови.
— Это новая стадия атаки, или ты правда себя ненавидишь? — он старался говорить безучастно.
— Ненавижу. Я устала. У меня нет больше сил все это переживать снова и снова, — она лежала на спине и смотрела на высокий потолок.
— А я вот себя, — тихо ответил Драко, заложив руки за голову.
— Я тебя тоже. Во всяком случае, в протоколах Адамс записал именно это, когда проводил терапию. Я считаю тебя и твою семью виноватыми в том, что моя психика сказала мне «пока». Правда, очень удобно обвинять других в своих бедах?
Малфой смотрел на Гермиону, не ожидавший, что когда-то они об этом поговорят.
— Ты права, отчасти я виноват в этом всем, — он потянулся, чувствуя, как начинает колоть затекшее предплечье. — Я тоже ненавижу себя за это, поверь. Поэтому я также, как и ты, на антидепрессантах. Хотя дозировки стали уже поменьше…
В комнате было тихо, только учащенное взволнованное дыхание двух молодых людей доносилось до их же ушей.
— Этот мир — полное дерьмо, — прошептала Гермиона. — Я устала. И я не уверена, что смогу долго так продержаться.
— Что ты имеешь ввиду? — парень повернул голову, пытаясь в тусклом свете луны разглядеть ее лицо.
— От меня отвернулись почти все, Малфой. Вот ты лежишь рядом со мной по неведомой мне причине, а Джинни не разговаривала со мной два года из-за того, что я бросила Рона. И ей было плевать, что я не могу иметь детей, она ни разу не спросила, что я чувствую по этому поводу, — Гермиона судорожно вздохнула, подпирая слова. — Рон, понятное дело, устроил истерику и еще долго писал мне гневные письма. Виктор сначала был рад, что я согласилась с ним попутешествовать, но затем честно сказал, что не готов к моей болезни, да и у него загруженный тренировочный график… Гарри метался между мной и всеми Уизли. Я не оправдала их ожиданий, правильная девочка сделала выбор в пользу себя, как же я так посмела?! — она эмоционально вскинула руки наверх. — Гарри… Только он помогал мне. Поддерживал. Я его должница. Но больше у меня ничего нет. И никого. Кроме расхераченной непонятно кем квартиры, подержанной машины, пары гитар и стольких же психических расстройств.
— Почему ты мне это рассказываешь? — холодно спросил Драко, чуть хмурясь. Он был удивлен услышанным. Это с точностью до наоборот описывало то, как он думал живет все эти годы Героиня войны. Правда оказалась не такой радужной.
— Не знаю, — она слегка пожала плечами, — кроме пса, не понимающего, что я ему говорю, и кроме эльфов, которые боятся меня, выслушать меня можешь только ты, получается.
Драко разминал затекшие руки, чувствуя, как противные иглы колят пальцы.
— Я не буду тебя жалеть, Грейнджер.
— Это последнее, что мне надо…
— Но одно могу сказать точно, — понизив голос, он продолжил: — Это все надо пережить. Я вот до сих пор изгой в обществе. Я могу до конца жизни винить Темного Лорда и своего отца во всей той херне, которая произошла, но это уже случилось, и нужно как-то учиться жить с этим. Не думал, что скажу это когда-либо, но ты, Грейнджер, намного сильнее, чем думаешь. И покончив с жизнью, ты никому ничего не докажешь и не сделаешь чью-то жизнь проще, если лишишься своей.
Она повернула голову к парню, которого все школьные годы яростно ненавидела. Он действительно многое пережил. И никто и никогда не думал, что Малфой чувствовал, о чем думал, какие мысли сводили его с ума все военные годы, а особенно в то время, когда война закончилась. Он был Пожирателем, и это клеймо осталось с ним на всю оставшуюся жизнь.
— Я не собираюсь кому-то что-то этим доказывать. Но меня все равно запрут в Мунго, Малфой. Все вышло из-под контроля, за все это время мне стало только хуже, и я не позволю затравить себя теми зельями, которые делают из человека овоща. Я так не смогу!
Слезы подкатили к ее глазам, а ком встал в горле. Она задержала дыхание, не желая, чтобы Малфой был свидетелем очередной истерики.
— Я должен признаться, что такие мысли не раз посещали и меня, пока я сидел сначала в Азкабане, а потом в поместье в полном одиночестве.
Гермиона притихла, боясь спугнуть душевный порыв неожиданного собеседника.
— Я нашел утешение в алкоголе. Я пил намного больше тебя, напивался так, что выпадал из жизни на несколько дней, а как только приходил в сознание, то напивался снова! Я разгромил половину Менора в пьяных агониях, виня всех в своей участи, — он резко сел, упираясь руками в матрас, и усмехнулся, — даже тебя, Грейнджер. Тогда я думал, что как же тебе круто! Ты упиваешься славой, свалившимися деньгами, а все тебя любят и не кидают проклятья, когда ты проходишь мимо! В таких мыслях прошли полтора года ареста. Потом проверяющий принудил меня к лечению у нарколога. Агонии, истерики, похмелье, зелья — это была и моя жизнь тоже, Грейнджер. Я все это пережил, поэтому то, что происходит с тобой, мне знакомо. Я не испытываю к тебе жалости, все также тебя не перевариваю, хотя ты больше и не та занудная заучка, что была в школе…
Гермиона села и поджала к себе колени. Это была самая длинная речь, которую она слышала от этого парня. Повисло очередное затяжное молчание. Малфой почувствовал облегчение, что рассказал часть своих мыслей кому-то, кто хоть на долю понимал, что он чувствовал. Но тут же возненавидел себя за слабость, которую проявил перед девушкой. Он — трусливый Пожиратель смерти решил, что Героиня войны поймет его и простит?! Размечтался!