Таёжные были

Придя в лагерь, я увидел, что Игорь тоже вернулся и щипал добытого рябчика к ужину. Был чем-то явно расстроен. На мой вопрос, что случилось, ответил, что Буран куда-то запропастился. Вначале был с ним, ни на что не реагировал, безучастно бегал возле него, а потом куда-то пропал. Уже часа два, как ушёл.
Я попытался успокоить Игоря:
– Пёс, мне кажется, сообразительный. Вернётся. Что-то он серьёзное учуял и погнался. К вечеру придёт. Хотя пару раз стрельнуть в воздух не помешает.
Володя пришёл спустя час после меня. В отличие от Игоря, был очень довольный. Положив пару рябчиков в общую кучку, он рассказал, как его Лада нашла и облаяла белку. Было чему радоваться – нашим питомцам было всего по семь месяцев. Ну а Буран действительно пришёл под вечер. Какой-то весь тяжёлый и уставший, с раздутым животом. От предложенной ему еды отказался. Мы пришли к единому мнению, что этот чересчур самостоятельный пёс поймал какую-то зверушку (может быть, зайца), как это было с барашком в Горно-Алтайске. Но здесь ему никто не помешал самому распорядиться своей добычей. По всему видать, эта собака была породистых кровей и в ней были «замешаны» хорошие рабочие качества. Но три года «прозябания в городской квартире» не дали ему развиться и реализоваться как охотничьей собаке. А теперь он просто навёрстывал упущенное. С этого дня Буран больше в палатку не заходил ни днём, ни ночью и ночевал под кустом, вырыв себе ямку и свернувшись калачиком, как это делают все настоящие лайки. Может быть, попробовав дикой крови, он понял своё истинное предназначение – помогать человеку, а не путаться у него в ногах. Хозяину оставалось лишь направить его способности в нужное русло.
 
6
 
Десять дней, предоставленных нам на заготовку корня, пролетели незаметно. Выбравшись из урочища в назначенное время со всей поклажей и мешками с заготовленным корнем, мы поджидали машину в том же месте, откуда начинали восхождение на гору. Паша подъехал за нами под вечер. Глубокой ночью въехали в село, а утром уже были у начальника участка, сдали тут же первые плоды своего труда. Обе стороны остались довольны результатами. Ермолин сказал, что расслабляться некогда – на подходе пора шишкования, то есть сбора кедрового ореха. И что забросит нас с той же артелью в урочище… – аж! – на целый месяц. День ушёл у нас на подготовку: закупили продукты на месяц; Евгений выдал нам несколько рулонов рубероида, матрасы, одеяла и так далее. Приготовили немного досок. Всё это нужно было для устройства лагеря. Выделил нам и нехитрый инструмент. Приличное место во всём снаряжении занимали несколько пологов и упакованная в мешки полиэтиленовая плёнка. Это понадобится нам для укрытия от дождя заготовленного урожая.
Весь день вокруг нас вертелся приютивший нас в своём доме Илья. Ему нравилось общаться с нами. Он питал некоторую слабость к новым или незнакомым вещам, которые хотел бы заиметь. Например, увидел у Володи бинокль – ему он стал нужен: ходил вокруг да около, умолял его обменяться на что-нибудь. У меня увидел флотский ремень, а на нём бляху с якорем – это ему тоже понадобилось. Блокнот ещё у меня выпрашивал. Игорю тоже надоедал чем-то. Забавный был мужичок. Ермолин говорил, что язычество далеко не изжито в душах у алтайцев; это у них в крови – поклонение идолам. Возможно, тяга к красивым и необычным вещам – это и есть часть тех самых пережитков: красивые, блестящие вещи, часто золотые, преподносились в дар богам. Наверное, в крови у них что-то осталось. Может быть, и так, но я склонен был думать, что это всего лишь особенность его характера или привычка, как и у многих других. Ещё Илья положил глаз на мою собачку и начал «подбивать клинья» в надежде, что уступлю ему и продам её, когда буду уезжать домой.
Упрашивал меня:
– Зачем она тебе там, в Москве?.. Пропадёт. А я её хорошо натаскаю, и у меня будет самая лучшая собачка в нашей округе.
Меня слегка польстил его выбор, но ответил я категоричным отказом и попросил, чтоб не заикался даже об этом. Кем он работал здесь – не очень было понятно. Видимо, сезонным рабочим, как и большинство здешнего мужского населения. В летний период перебивался «шабашками», осенью – на заготовке дикоросов, зимой, со слов Ермолина, промышлял пушниной и мясом по договору. Человеком он был хорошим, добросердечным, немного наивным и очень любознательным, всё что-то у нас выспрашивал, уточнял. Даже когда ложились спать, не мог угомониться и, почему-то чаще ко мне приставал с расспросами.
 
Уже точно не припомнится мне, в какой момент, возможно, за ужином, Илья подкинул нам идейку сходить в верховья реки Большой Абакан и половить там хариусов. Крупный хариус там водился, как сказал он. Идея была, конечно, с самого начала авантюрная. Во-первых, мы ещё не знали, где точно находится этот Большой Абакан и как далеко до него добираться. Из географии я помнил, что река с таким названием есть в Красноярском крае, но не думал, что граница с ним так близка. Во-вторых, нужно было и время удобное выбрать для этого путешествия. В-третьих, почему, собственно, хариус нас должен был заинтересовать, когда здесь можно было найти столько других заманчивых идей? Тем более, в окрестных реках, наверное, тоже хариус водился. Странности в этом предложении мы сразу не распознали: уж очень обыденно, как бы между прочим получилось это у Ильи. Но зерно соблазна упало на благодатную почву. Не подозревая подвоха, мы согласились. Потом, по прошествии некоторого времени, я попытался понять тайный умысел местного хитрого алтайца. Возможно, в сговоре со своими односельчанами, он решил проверить приезжих москвичей на прочность: способны ли эти будущие охотоведы выжить в тайге?.. Но это было всего лишь моё предположение. Только в тот момент о времени путешествия не могли ничего сказать. Решили, что позже ещё вернёмся к этому разговору. А пока нас ждало не менее интересное занятие – заготовка кедрового ореха.
 
7
 
Снова трудяга-вездеход ЗИЛ-157, управляемый Пашей, неспешно преодолевая каменистые подъёмы, грохоча бортами на камнях, везёт нас на новое место. Едем познавать ещё один вид человеческого промысла, освоенный далёкими нашими предками, служивший им одним из средств существования. Кедровый орех и у современного человека пользуется большой популярностью, особенно у сибиряков, которым он служит не только пищей или лакомством, но и неплохой статьёй дохода в семейный бюджет. Леспромхозы и коопзверопромхозы также в урожайные годы имели от промысла немалую прибыль.
Кедровое урочище, которое нам предстояло осваивать, находилось километрах в двенадцати от села. На сей раз мы едем вместе с нашими старыми знакомыми – артельщиками с горы Кочимер. Будем разбивать лагерь сообща. Сравнительно молодой начальник участка поступил достаточно мудро, что соединил нас с этими бывалыми людьми, тем самым убив двух зайцев сразу: не нужно было самому тратить на нас время, помогая обустроиться; одним рейсом решил вопрос заброски двух бригад. Он был уверен, что опытные таёжники нам помогут. И в самом деле, они оказались добрыми и отзывчивыми людьми. Охотно, не только советами, но и делом помогали нам построить чум для жилья, затем показали, как построить мельницу для обмолота кедровой шишки. Решето для просеивания от шелухи привезли с собой. Объяснили общую технологию заготовки. В общем, без них нам пришлось бы очень туго – с большой задержкой начали бы этот промысел. За ними, конечно, оставалось и главное слово в распределении угодий: кто и где будет заниматься шишкованием. На это мы не имели ни малейших претензий. Местные знали эти угодья хорошо, они и были хозяевами положения.
Место под лагерь был выбран ими же. Это было уютное местечко на краю каменистого распадка, упирающегося одним краем в тёмный лес, преимущественно кедровый. С другой стороны оно граничило с давней, уже слегка заросшей мелким берёзовым и осиновым подростом, вырубкой, выделявшейся разноцветным пятном на фоне зелёного хвойного леса. Осень уже пролила свои жёлто-оранжевые краски на леса и горы. Это пятно разлилось на небольшом склоне и пропадало в километре от нас в следующем распадке. Наш распадок широкой лентой, белой от цвета камней, уходил вверх по такому же пологому склону и терялся вскоре в извилине за стеной тёмного леса. Под камнями звонко журчал горный ручеёк, служивший нам источником воды.