След «Семи Звезд»

«Убитого? Даже он не верит» – подумал Савельев.
– Хорошо. А что еще думаешь?
– Я думаю, в таком доме должна была быть какая-то прислуга – уборщицы, повар, водила…
– Правильно мыслишь, Стас. Выясним.
Но выяснять не пришлось. Внизу скрипнула дверь подъезда, что-то упало, послышался женский взвизг, и через считанные секунды – угрюмый басок Борисыча, изрекающего сакраментальное:
– Пройдемте, гражданочка!
Спустя минуту (Вадим отметил, как Хасикян убрал руку от кобуры за пазухой) Куницын ввел немолодую тетку в платочке и мешковатом платье, испуганно озиравшуюся. Ее простое добродушное лицо выражало полнейшее недоумение от факта нахождения в этом доме команды суровых мужчин – явно при исполнении.
Пока Борисыч с Хасикяном вводили охающую гостью в курс дела, Вадим изучал ее документы. Рыбчук Нина Петровна, шестидесятого года рождения, гражданка Украины, прописка – Владимир-Волынский Волынской области, регистрация, вполне официальная и непросроченная, разрешение на работу в Москве, карточка АО «Гертруда», специальность – работа по дому.
– А шо сказать? – шмыгнула горничная носом. – Гарный хозяин – незлой себе такой, не ругався, даже хвалил. На чай на прошлой неделе дал… Десять еуро… Не свинячив, не блевав по углам, не приставав…
Зайцев с Хасикяном при последних словах синхронно ухмыльнулись.
– А шо вы думаете… – с обидой бросила Нина Петровна. – Бувають и таки, шо нажруться, як кони, а то й – нанюхаються, и лизуть – им шо стара, шо молода; шо баба, шо коза…
Вадим повел взглядом в их сторону, мол, уймитесь…
– Хорошо. А вы не могли бы вспомнить – кто к нему приходил?
Нина Петровна задумалась.
– Хто к нему ходил… Ну, люды… приличные, – наморщив лоб, подобрала определение горничная. – Вежливые все, не пьянствувалы, матом не ругалыся – по рюмашке коньяку разве шо…
– И это все?
– Ну еще… Сигары курылы!
– Вы не замечали – может быть, он с кем-то скандалил, кто-то угрожал ему?
– Тю! – она почти возмутилась. – Усе такие из себя господа!
– И это все, что вы можете сказать?
– Ну, еще до него иностранци всяки ходылы… Иностранци, – повторила гражданка Рыбчук. – Точно!
– А кто, сказать не можете? Из каких мест?
Она покачала головой:
– Они по-своему говорылы. Не полякы, – добавила она, – тих я б узнала. Но усе такие из себя господа, – повторила.
– А другие гости? Женщины?
– Не, – покачала Нина Петровна головой. – Только по делу – усе в годах более-менее. У шубах, на машинах не наших.
– На каких это – уточните марку?
– Черные таки, закордонные, – пожала дама плечами. – Которые в рекламе показувають.
– Значит, женщины по делу к нему приходили? А так?
– Так вин же цей був… Ну, который мужиками пользуется… – домработница запнулась, вспоминая слово. – Хомосексуалист.
Хасикян вновь хихикнул, но Вадим был не склонен веселиться.
– Вы уверены, Нина Петровна? – поднял он брови.
– Та знаю я точно! – всплеснула та руками. – Я и журналы у него видела таки, де голые хлопци друг с другом, ох, содом усякий делають!
– А хлопцы эти к нему приходили? – спросил Хасикян.
– Бувало, – кивнула Нина Петровна. – Даже в женском барахле которые. И вид у них такой…
– Ой, не, лышенько! – словно спохватилась она. – Тоже вроде приличные усе. И красивые даже ребята были, даже жалко их! – собеседница вздохнула.
Дав горничной расписаться в протоколе – она долго, шевеля губами, читала его – Вадим отпустил ее. Подумал, что покойный подобрал в чем-то идеальную прислугу: немолодая, затюканная жизнью женщина из провинции, почти не разбирающаяся в нынешних хитросплетениях… Ничего существенного из того, что приходилось ей видеть, она понять не могла. Хотя вот нетрадиционную сексуальную ориентацию хозяина заметила – впрочем, он ее и не прятал. Как в древнем Риме патрицианки не стыдились раздеваться в присутствии рабов.
На улице взвизгнули тормоза. А затем кто-то позвонил, и Хасикян, громко топоча, побежал отпирать.
Вошел не один человек, как ожидалось, а двое. Полный очкарик в щегольском синем костюме и худой высокий мужик лет сорока, с классической бандитской стрижкой, в широком пиджаке, под которым – Вадим это знал как профессионал – удобно прятать кобуру.
 
– Здравствуйте, – одышливо просипел очкарик. – Толстунов Жан Демьянович. Исполнительный директор московского отделения фирмы «Рижский антиквариат». А это, – кивок в сторону тощего, – Бельков Максим Дмитриевич, начальник службы безопасности. Я счел необходимым его оповестить. Я могу увидеть… Отто Янисовича?
– Разумеется, – кивнул майор. – Зайцев, проводи…
Некоторое время оба созерцали тело шефа в кресле.
– Так он… сам?! – недоверчиво произнес Толстунов.
– Мы выясняем, – коротко ответствовал Борисыч.
– Я право же не знаю, что и сказать… Только вчера вечером с ним говорил – вот в этом доме. Какая трагедия! – Жан Демьянович был явно растерян. – Не представляю, что могло бы толкнуть Отто Янисовича на такое!
– А почему вы так уверены, что это самоубийство?! – вдруг резко бросил Савельев, внимательно вглядываясь в лицо Толстунова.
– Эти ваши фокусы оставьте для гопников! – отмахнулся тот. – Если хотите знать, то в этом кабинете имеются вещи, стоящие больше, чем вы все заработаете за целую жизнь.
Он обвел пухлой рукой картины и стеллажи.
– Убийцы бы просто «очистили хату» – так у вас выражаются? А тут не пропало ни пылинки! Вот, – он указал на меч, стоящий на застекленной стойке, – видите? Это толедский клинок одиннадцатого века, и аналогичный не далее как в прошлом ноябре был продан за четыреста тысяч долларов! Их в мире осталось семь или восемь!
– Скажите начистоту, – предложил Вадим. – А вы не припомните никаких подозрительных происшествий в фирме в последнее время?
– Что вы имеете в виду? – уставился на него Толстунов.
– Сомнительные сделки, может, товар, купленный у темных личностей… Одним словом, то, из-за чего могли бы убить?
– Послушайте, – с нажимом отчеканил очкарик. – Вы, наверное, у себя в милиции считаете, что антикварный бизнес – это сплошь воры и жулики? Вынужден вас разочаровать. Наша фирма дорожит своей репутацией! Нам нет нужды скупать краденое у наркоманов и устраивать налеты на квартиры одиноких старушек! Если хотите знать, «Рижский антиквариат» участвует в самых знаменитых аукционах мира! Мы не имеем дела с подозрительными предметами! Вот присутствующий здесь шеф службы безопасности нашей фирмы подтвердит, что мы всегда проверяли юридическую чистоту предлагаемого нам товара!
Жан Демьянович самодовольно посмотрел на Савельева. Вид у него был ни дать, ни взять как у аристократа, объясняющего очевидные истины тупому плебею.
– Если на то пошло, нам это не выгодно – хотя бы потому, что если вдруг всплывет, что мы выставили на аукцион ворованную вещь, то с нами скорее всего перестанут иметь дело приличные люди! Да вы вообще представляете себе, что такое деловая репутация?! – почти возопил господин исполнительный директор.
– Представляю, представьте себе! – рявкнул, не сдержавшись, Савельев, невольно скаламбурив.
«Нет, еще немного – и я его оформлю до выяснения!»
– И не надо тут изображать из себя ангелов! Видал я и почище вас, которые потом на зону шли!
Толстунов, чуть слышно пискнув, замолчал и испуганно обернулся к Белькову, но тот лишь пожал плечами, мол, сами видите, шеф, какие дела творятся.
– Хорошо, – решив поиграть в доброго следователя, Вадим сменил тему. – Вы знали, что Отто Гроссман был… педерастом?
– Знал, – поморщился Толстунов. – Это не влияло на служебные отношения.
– А вы?
Начальник службы безопасности пожал плечами:
– Иногда босс просил проверить какого-нибудь из своих любовников… – как о само собой разумеющемся сообщил он.
– Послушайте, а при чем тут вообще это? – вновь ожил Толстунов. – Это, слава богу, уже давно не уголовное преступление.
– Понимаете, у нас имеется труп вашего шефа, – елейным голосом сообщил ему Вадим. – И вы, между прочим, как сами только что сообщили, последний, кто с ним говорил…