Сиротка для дракона. Боевой факультет (СИ)
— А у портнихи ты уже была?
— Мне не по карману ее услуги, — ровным голосом произнесла я.
Запихнула в шкаф мешок с формой — когда вернусь, нужно будет оценить масштабы катастрофы и хоть немного подогнать под себя. Раскидала по полкам содержимое сумки, оставив в ней лишь платок декана, переносную чернильницу с пером — прощальный подарок владельца приюта — и доску с пружинами, на которую можно было пристроить лист бумаги и чернильницу, чтобы писать на весу. Алек скопировал для меня расписание, но мало ли…
Когда я закрывала за собой дверь комнаты, пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не шарахнуть со всей дури. Я прекрасно сознавала, что придумываю себе проблемы из ничего. Оливия не пыталась смотреть на меня свысока, ее вежливость не отдавала холодом. Она просто из другого мира, который я не понимаю так же, как она не понимает мой
Умом-то я все это понимала, а чувствовала себя, словно опять оказалась в Летнем саду.
Что ж, придется привыкать. В конце концов, силком меня в университет никто не тянул. Госпожа Кассия предупреждала, что будет сложно, я предупреждениям не вняла. Мое решение — значит, и все, что оно за собой повлечет, тоже достанется мне. И хорошее, и плохое.
Значит, кроме того, что преподают в университете, придется учиться манерам, милым и вежливым. Этикету знати нас в приюте не учили просто потому, что никто из нас не был знатью.
В этот раз, хоть и занятая своими мыслями, я не забывала смотреть по сторонам и слушать, мало ли… Но до факультета добралась без происшествий. Народа на полигоне поубавилось, тренироваться желающих не осталось, и я снова пожалела, что не могу растянуться на травке, глядя в небо и болтая ни о чем — если здесь найдутся желающие со мной поболтать.
Здание же факультета казалось вовсе пустым. Я даже поколебалась несколько мгновений — наверняка декан уже ушел, так стоит ли снова тащиться на третий этаж?
Ничего, не развалюсь. Приказ был однозначен, и лучше я ткнусь носом в закрытую дверь, чем меня потом ткнут носом, точно щенка, в невыполненный приказ, да еще и наверняка накажут.
И правильно я решила. Кабинет декана был открыт, а сам он сидел с книгой в кресле у окна.
— Явилась, — буркнул он в ответ на приветствие.
— Как приказывали, господин декан. Это ваше. — Я протянула ему платок. — Спасибо.
Он запихнул его в карман. Бегло просмотрел заключение целителя.
— Годна, значит… — Взял с подоконника и протянул мне записку. — Дисциплинарная отработка в библиотеке. Не менее трех часов в общей сложности, если не успеешь сегодня, значит, закончишь в другие дни. Отдашь записку госпоже Стефании, она найдет, чем тебя занять.
— За что? — не удержалась я.
Декан смерил меня взглядом. Странно — сидя он вроде бы должен был смотреть на меня снизу вверх, но я почувствовала себя букашкой, над которой уже нависает башмак.
— За провокацию.
— Но…
— Никаких «но». Вы, женщины, уверены, будто можете говорить и делать что хотите. Слова, за которые мужчину убили бы на месте, ничем вам не грозят. А когда у кого-то все же заканчивается терпение, кричите, что с вами неподобающе обращаются.
Я медленно вздохнула. Молчать.
— С Бенедиктом по поводу нарушения дисциплины разберется его декан, а ты впредь будешь выбирать выражения. Не просто же так он на тебя набросился.
Молчать во что бы то ни стало, власть на его стороне и…
— Так нечестно!
— А кто тебе обещал, будто жизнь соответствует твоим представлениям о справедливости? Свободна.
С лестницы я летела так, словно за мной изначальные твари гнались. Даже то, что декан понял, кто на самом деле на кого набросился, и не поверил угловатому, не радовало. «Провокация!» Да я тут самим своим существованием провоцирую — кого ущипнуть за задницу в штанах, а кого — дать по морде просто так, чтобы взгляд не оскорбляла плохо сидящим мундиром. Это барышень не бьют, а я не барышня, я девка. Чернь.
Так что мне теперь — исчезнуть, чтобы никого не провоцировать? Да не дождутся!
На последних ступеньках лестницы я едва не подвернула ногу. Пришлось остановиться и отдышаться — глупо будет упасть второй раз и еще чего-нибудь себе сломать. Маг должен владеть собой, правильно?
И тут же меня окликнули:
— Ух ты, а с тобой мы, кажется, еще не знакомились!
У расписания стояли два парня примерно моего возраста. Один согнулся, опираясь ладонями о колени, а второй, пристроив ему на спину лист бумаги и чернильницу, переписывал расписание. С одинаковыми русыми вихрами, в одинаковой форме, они казались братьями.
Согнутый поднял голову, с любопытством на меня глядя. Не казались, а определенно братья. Двойняшки. Сейчас, когда они рядом друг с другом, были видны отличия, но, наверное, только близкие не путали парней, если они по одному. Я, увидев во второй раз, точно спутаю, пока не привыкну к ним и не научусь различать по мелким деталям, как различала в приюте Мика и Мака.
От движения чернильница на спине согнутого сдвинулась, и второй подхватил ее.
— Да не дергайся ты, прольешь чернила, не отстираем!
Я молча вытащила из сумки доску с пружинами, протянула парням.
— Вот. Так удобней будет. И мы в самом деле не знакомы. Я Лианор.
— Та самая Лианор? — выпрямился согнутый.
Лист покатился с его спины, второй брат прихлопнул убегающую бумагу ладонью да так, что звон пошел по всему вестибюлю, а распрямившийся охнул.
— Что значит «та самая»? — не поняла я.
— Которая набила морду хлыщу с международного, — сказал тот, что поймал листок.
Интересно, на боевом все выражаются как в нашем приюте? Или мне на таких везет? Алек сам признался, что манерам так и не научился. А эти двое… Вихры торчат в разные стороны, будто их овечьими ножницами стригли, мундиры, хоть и новенькие, грубой шерсти — тот, что выдал мне кастелян, был таким же. В плечах как раз, по поясу и на бедрах чересчур свободен. Зато ботинки новехонькие, не иначе как сегодня выданные.
— Я Закарий, а он Зенобий. Можешь звать нас Зак и Зен.
Похоже, нашлись еще двое из четверых приютских на первом курсе.
— Тогда я Нори.
— Так это правда? Про битую морду?
Я поморщилась.
— Интересно, на факультете остался хоть один человек, который об этом не знает?
— Нет, конечно, — фыркнул Зак. — Одни радуются, что международники огребли, другие злорадствуют, что от барышни.
Он смерил меня взглядом.
— И это еще тебя почти никто не знает. А увидят, какая ты, — хлыщу прохода не дадут.
Что значит «какая»? Обычная.
— Мы думали, ты бой-баба какая-то, кулаком махнет — улочка, другим — переулочек, — подал голос Зен. — А ты…
— Бойцовый котенок, — подсказал Зак.
— Точно, бойцовый котенок. А тому хлыщу надо добавить. — Зен прищурился. — Маленьких обижать нехорошо.
— Сама разобралась, — буркнула я. — И еще разберусь, когда понадобится.
Никогда я не бывала в центре внимания. Это смущало, сбивало с толку.
— Если вам доска не нужна, я пойду.
— Нет-нет. — Зак выхватил ее у меня. — Погоди, мы быстро. И спасибо.
— Извини, если обидели, — добавил его брат. — Мы не со зла.
Я кивнула, давая понять, что извинения приняты. На правду не обижаются. Как говорит Алек, удобно, когда тебя недооценивают.
Хотя все равно обидно: одному не нравится мой пол, второму — происхождение, третьим — мой рост. И ни то, ни другое, ни третье я не могу изменить.
— Правда, не хотели обидеть. — Зак сунул брату исписанный лист и вернул мне доску для письма. — Давай мы тебя проводим.
— Да я и сама дойду, спасибо, — отмахнулась я.
— Мало ли… слава — она штука такая. — Парни двинулись по обе стороны от меня, проигнорировав протест. Ладно, хоть руки не распускали. — У нас вон год назад рядом с приютом столичного актера дамочка убила. В газетах писали: «Отомстила за неразделенное чувство». Мы думали, там не меньше чем… — Зак осекся. — Что он ее обесчестил, все дела, за такое надо мстить. А на суде выяснилось, что бедняга и знать о ней не знал, она в портрет влюбилась.