Сиротка для дракона. Боевой факультет (СИ)
Как выразить словами облегчение и радость? Ту горячую волну, что залила грудь? Слезы благодарности на глазах? Не помня себя, я шагнула к Родерику, чтобы обнять, не в силах сдерживать переполнявшие меня чувства.
Под ноги подвернулась сумка, про которую я совершенно забыла. Я пискнула, потеряла равновесие и со всего размаха впечаталась Родерику в грудь. Залившись краской, подняла взгляд да так и замерла, забыв обо всем, кроме его ладоней, что подхватили меня за талию. Кроме литых мышц, ощущавшихся сквозь одежду. Кроме его лица, склоненного над моим, и глаз так близко. Еще ближе…
Его дыхание щекотнуло мои губы, не выдержав, я закрыла глаза, а сердце понеслось вскачь.
14
— Хоть бы в кустики отошли, прежде чем сосаться! — проворчал старческий голос совсем рядом. — Кипятком вас разливать, что ли, как кошек по весне?
Я подпрыгнула, кровь бросилась в лицо, словно меня в самом деле обдали кипятком. Шарахнулась от Родерика, сумка, будь она неладна, снова подвернулась под ноги. Я полетела спиной вперед, уже успев представить, как снова со всей дури грохаюсь оземь, когда меня подхватили сильные руки.
— Придется поучить тебя падать, — невозмутимо сообщил Родерик, выпуская меня из объятий.
— Падать он поучит! На спину! Совсем стыд потеряли! — продолжал разоряться голос.
— Насколько я помню, ночной сторож должен блюсти имущество университета, а не нравственность студентов. — Родерик посмотрел куда-то поверх моей головы. Я оглядываться не осмелилась, сгорая от стыда. — Займитесь своим делом.
Не дожидаясь ответа, он подхватил с земли мою сумку, одновременно взяв меня под локоть, и повлек прочь. Вслед нам неслись сетования на нашу безнравственность и невоспитанность.
Какое-то время висело неловкое молчание — или это одной мне оно казалось неловким? Когда я осмелилась посмотреть на Родерика, тот выглядел совершенно спокойным. Будто и не случилось ничего.
Впрочем, нет. Он прибавил шагу, словно торопился от меня избавиться.
Стыд-то какой! Я ведь почти позволила себя поцеловать. Да что там, я ведь хотела, чтобы он меня поцеловал, и вовсе не от любопытства, каков он, настоящий поцелуй. Парень, с которым и суток не знакома! Неудивительно, что он со мной разговаривать не хочет.
— Извини. — Я прокашлялась. — Я…
Слов по-прежнему не хватало.
— За что? — улыбнулся он.
И что, спрашивается, ему ответить? За то, что я на тебя повесилась, давая повод думать невесть что?
Я снова прочистила горло.
— Неважно.
Мы снова замолчали. Я тихо радовалась, что фонарей в парке не было или их уже потушили и лишь свет от входа в корпуса да луна не давали дорожкам погрузиться в полную темноту. Хотя я бы предпочла кромешную темень, хоть лица видно не будет.
— Спасибо, что помог, — сказала я, когда тишина стала вовсе невыносимой. — Дальше я сама дойду.
— Доведу. Жаль, что скоро закроют двери и приходится торопиться. Вечер чудесный, а компания еще лучше.
Я неловко улыбнулась. Хотелось верить, что это не просто вежливость и спешит он, только чтобы не ночевать на улице.
— Тогда тем более иди. Еще не хватало, чтобы ты из-за меня ты не попал в общежитие.
Он негромко рассмеялся.
— В первый раз, что ли? Главное, тебя вовремя довести.
Нет, я не буду думать, по какой причине он не всегда ночевал в своей комнате.
— Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы.
— Нори, я взрослый мальчик. Разберусь.
Несмотря на мягкость его тона, настаивать мне расхотелось. Но я попробовала:
— Из-за меня ты уже нажил себе врага. Не хватало еще добавлять неприятностей.
— Не из-за тебя, а из-за него самого, — наставительно сказал Родерик. — Барон Вернон-младший — идеальное подтверждение гипотезы, будто интеллект передается по материнской линии. Его отец, умнейший человек, женился на девушке вдвое младше себя, очень красивой, но до изумления неумной.
Он не договорил, но и так все было ясно.
— Как можно жениться на дуре! — не удержалась я. — О чем с ней разговаривать?
Родерик рассмеялся.
— Он с ней и не разговаривать собирался.
Я залилась краской, сообразив, на что он намекает, и поторопилась сменить тему:
— Это ты подбил Бенедикту второй глаз?
— Не я. Хотя руки чесались, признаюсь.
— Он будет мстить.
— Наверняка будет, — пожал плечами Родерик. — Поэтому не ходи одна.
— Вообще-то я про тебя.
Он пожал плечами.
— Я не боюсь.
— Я боюсь.
— Не бери в голову. Я поступил так, как счел нужным, мое решение — мои заботы. Бенедикт не страшнее изначальных тварей, так что его ненависть я как-нибудь переживу.
За разговором я и не заметила, как мы остановились у дверей общежития. Я забрала у Родерика сумку.
— Спасибо.
— Погоди. — Он достал из кармана кристаллы, которые уже пытался подарить мне сегодня. — Возьми.
— Родерик, ты и так сделал для меня сегодня столько, что я не знаю, как расплатиться. — Я заставила себя заглянуть ему в глаза. Чувствовала я себя удивительно неловко — а еще твердят, будто говорить правду легко и приятно. Бессовестно врут! — Но если за помощь я смогу отплатить ответной помощью, если она тебе понадобится, то это…
— Нори, перестань, — перебил он меня. — Заготовки для артефактов продают в лавке горстями. Обычные стекляшки. Работать с ними сложнее, чем с камнями и драгоценными металлами, зато не жалко испортить. А заклинания накладывал я сам, так что они не стоили мне ничего, кроме капли времени и сил. Через пару лет, после курса продвинутой артефакторики, сама сможешь делать подобные и сбывать в городских лавках. А пока — просто возьми. Повторяю, они ни к чему тебя не обязывают.
Может, он не врет? В конце концов, один из этих двух артефактов предназначен моей соседке, имени которой Родерик пока не знает. Никто же не будет дарить совершенно незнакомой девушке дорогую вещь?
Уловив мои колебания, Родерик вложил кристаллы мне в ладонь, и от этого прикосновения словно маленькой молнией пробило.
— Спасибо, — прошептала я внезапно севшим голосом.
— Не за что, — улыбнулся он, обнял меня за талию, притягивая к себе, но прежде, чем я успела как-то отреагировать, за спиной распахнулась дверь.
— Немедленно заходи, — велела мне сторожиха. — Я активирую заклинание, закрывающее дверь.
Родерик отступил.
— До завтра, Нори.
— До завтра, — кивнула я. Шмыгнула в дверь, сама не понимая, что чувствую — то ли облегчение, то ли разочарование.
Силы оставили меня уже на первых ступенях лестницы. Сумка с учебниками весила, кажется столько же, сколько я сама; я взбиралась наверх медленно, точно старуха, то и дело перекидывая ремень с плеча на плечо. Легче ноша от этого не стала, и ноги резвее не понесли, я добилась лишь того, что снова заныло плечо.
Неужели этот безумный, невероятно длинный день наконец-то закончился!
Я ввалилась в комнату с одной мыслью — закинуть учебники в шкаф и упасть на кровать. Но совершенно забыла про соседку.
Едва я перешагнула порог, Оливия подхватилась со стула.
— Я уже начала волноваться! Что тебя так задержало?
Устав тащить на себе неподъемную тяжесть — даром что у боевиков учебников было вдвое меньше, чем у целителей! — я бросила сумку на пол, вызвав, кажется, маленькое землетрясение. Поволокла ее к шкафу за ремень, наплевав, что дорогая вещь трется и пачкается о доски пола.
— На тебе лица нет! Лианор, что случилось?
В ее голосе было столько искреннего беспокойства, что у меня не повернулся язык огрызнуться, дескать, не твое дело.
— Устала. Дисциплинарная отработка в библиотеке. Три часа таскала стопки учебников.
— За что?
— Ни за что, — буркнула я, ожидая выговора — мол, ни за что бы не назначили. Но Оливия только сказала:
— Бывает. Есть хочешь? Я принесла булочек из столовой. И заварила чай.
Я огляделась. Пока меня не было, соседка времени не теряла. В комнате появилась изящная, но на вид удобная конторка, рядом с письменным столом возникла тумбочка, шкаф развернулся, отгораживая кровать и одновременно давая место умывальнику. Как все это поместилось на небольшой половине комнаты, было совершенно непонятно. Мало того, на окнах теперь колыхались от сквозняка вышитые занавески.