Ольга-чаровница и змиев сын (СИ)

Горан с большим удовольствием потеснился бы, однако и такая явная забота разливалась в груди приятным теплом.
— К тому же здесь Дворечик помогает скорейшему выздоровлению, — добавила она.
— Главное, чтобы по голове не бил, — фыркнул Горан.
— А это уже зависит от того, сколь долго ты намерен разлеживаться.
Губы раскрасила улыбка. Горан засмотрелся, аж дыхание затаил, спугнуть страшась.
— А вообще, лекарство всякое бывает. Некоторых и из крынки полить следует, чтобы вскакивали поскорее.
— Не мил я тебе, душа-девица, — с сожалением произнес Горан. — Жаль.
— Так ведь поделом, — тотчас нашлась она с ответом, но кивнула на Дворечика. — Однако речи я не о себе веду, а о нем.
— Этот?.. Однажды на меня бревно уронил. А потом — половину стены. И в колодце едва не утопил в детстве, хорошо хоть выбраться помог-позволил.
— В таком случае, страшиться тебе точно нечего.
Перебрасываться практически ничего не значащими фразами, было очень приятно. Чудилось, не в Нави они более, а в тереме. И неважно, что Горан томится в заточении, главное, беседуют они, словно друзья закадычные, ни вражды меж ними, ни невидимых стен, ни уговоров нет. В какой-то момент Горан протянул руку, накрыл ее пальцы, лежащие на книжной странице, своими, а Ольга не поспешила прервать прикосновение, лишь умолкла, внимательно в глаза глядя.
— Извини, я действительно не знала, как выглядит змииная кровь.
— Но ты ведь… — он не договорил, побоялся разрушить то зыбкое, невесомое доверие, связавшее их в эти краткие мгновения, впрочем, она и так поняла.
— Я не сражалась в той битве. И узнать о цвете вашей крови могла лишь от витязей обыкновенных. Однако веры им нет: навьи обличия всякий человек, чаровничеству не обученный, видит по-своему. Еще и приврать горазд, чтобы сказывать покрасивше. Князь не стал искать помощи чаронической. И пусть помогали ему по-всякому, вопреки его же желанию, да только издалека. Я же… еще той неумехой была, девчонкой несмышленой, всех умений которой хватало ложкой из сновидений черпать науку чаровническую да книги добывать украдкой, — призналась Ольга. — Это уж затем решила за ум браться, на прочих девок не оглядываться, а только своим путем идти. А тогда хватило меня лишь тятеньку от смерти уберечь да знакомых воинов.
Горан передернул плечами. Помнил он появлявшиеся словно из ниоткуда и косящие его подданных десятками шары огненные, сон, хмарь, диких зверей, стаями из лесов выходивших.
— Признаться, удивлена тому, что твои воины меня не разорвали, как только начала чаровать, — произнесла Ольга, видно, неверно истолковав выражение его лица.
Горан качнул головой.
— Все не так. Ты совершенно не разбираешься в навцах, моя замечательная чаровница.
— Немудрено, мой Горан, — отзеркалила обращение Ольга, перевернув его на свой манер. — Как и ты не понимаешь людей, так же и я не понимаю тех, кто в мире живет Подсолнечном, к живым не стремясь. Впрочем… — она задумалась. — Недаром павших на поле ратном в общие ямы кладут. Над переставшими живы быти, нет и вражды.
— Я жив! — заверил Горан со всем пылом сердца горячего. — И многие другие: кто в Нави живут, родятся, да умереть не могут — тоже. Да и к чему бы им умирать? Тот, кто в Нави умрет, в Яви родится — дорожка эта испокон веков царем Кощеем меж мирами протоптана. Сам Род-прародитель ее и проложил.
— В Яви таких уж давно именуют не иначе как нечистью.
— Лишь тех, кто самолично чрез врата является, кровь живых да плоть вкушает, забавляется, морочит… Не я ли собирался избавить вас от русалок да мавок с лешими? Ты ж сама и не позволила.
— И не позволю, — произнесла Ольга. — В час беды лютой народ русский спасут соседушки. Они врагов изведут, коли придут воевать Землю Русскую. Да и не так просто пришлым со знанием о боге чуждом умы морочить, если лес леший стережет, в реке водяной сидит, а в избе домовой за печкой лапти плетет и с банником лясы точит. То же, что безобразничают они, не столь плохо, сколь кажется: на то и щука в пруду, чтобы карась не дремал.
 
— Мои подданные радуются тому, что столь могущественная чаровница теперь на их стороне, — вернулся к вильнушему в сторону разговору Горан. — Если бы не ты, в недавнем сражении погибли бы многие, а напор тварей пришлось бы отражать непосредственным защитникам замка и врат.
— И они родились бы в Яви?
Горан нахмурился.
— То мне неведомо, — сказал после долгого раздумья. — Те, кто люди, конечно, родятся. Для них Род колесо запустил. Смерть в Яви переход в Навь за собой ведет. Он, как есть, насколько человек себя представляет. Коль сотню лет на свете проживи, а если чувствует себя молодо, то таким в Нави и окажется. И наоборот. Еще человек этот все свои прошлые жизни разом вспомнит. Для того и умирают люди: чтобы себя понять лучше, а там, глядишь, ближе к Роду стать. Ну а, смерть в Нави — для этого костер Вия пройти требуется, сжигает он всю память до единого вместе с телом, только и остается младенчик несмышленый — рождение в мире явном за собой влечет и новый опыт.
Ольга слушала очень внимательно, ни слова, ни звука не пропуская мимо ушей.
— А вот как со мной самим случится или с моими подданными… не людьми… — Горан повел плечом. — Спрашивал у многих, да не ведаю до сих пор. Уж сколько ни приставал к Кощею, а тот лишь отмахивался, я уж и спрашивать перестал.
— Видать оттого, что знать о самом себе абсолютно все до поры никто не должен, — проговорила Ольга задумчиво. — Нестрашно, если кто-то расскажет, ведь этот кто-то и соврать способен, и ошибиться ненароком. Этому кому-то можно поверить или нет — неважно, все равно сомневаться будешь.
— Вы, чаровники, верите, что по звездной дороге уходите, а не в Навь попадаете.
Она кивнула.
— Признаться, от гордыни больше, нежели от знания. Очень уж претит погибать, а потом всех знаний и могущества лишаться. Да и не умираем мы, словно люди обычные.
— И помните больше, нежели прочие, — согласился Горан. — Кто б еще мог чароплетству во сне обучиться?
Ольга глянула исподлобья, недоверчиво: не потешается ли. Однако Горан оставался серьезен.
— Я бывала в странах, где монархам и истинным аристократам приписывали особую голубую кровь. Я вот задумалась, просто ли так?
— Некоторые мои родичи утверждают, будто вы — это мы, просто под воздействием вашего солнца кровь нагрелась и покраснела. Не знаю, возможно, так и было. Даже труды о том слагают.
— У вас есть своя летопись?! — не поверила Ольга.
— На самом деле, их много, — Горан не стал поправлять в названии, ведь суть осталась неизменной. — Всякий найдет себе объяснение под стать.
— И о чем говорится в иных?
— Некоторые тебе не понравятся. Например, владеющие огнем считают, будто вы состоите из вод первичного океана. Мол, на заре становления Яви вышли на берег. Потому-то ваша кровь и солона.
— Но она красная.
— Воды первичного океана были алыми и теплыми, моя чаровница. Когда ваши далекие предки вышли на берег, то не обладали даже зачатками разума, да и внешне сильно отличались от себя нынешних. Однако одному из вас посчастливилось каким-то образом привлечь внимание Рода. Он и поспособствовал: в каждого вложил свою искру, не поскупился.
Ольга хмыкнула, пригладила волосы, коса совсем растрепалась, и в задумчивости принялась наматывать прядку на указательный палец. Молчала она долго. Горан тоже безмолвствовал. С ней и просто сидеть рядом было неописуемо хорошо.
— А как считаешь ты? — спросила она наконец.
— Я? — Горан вздохнул. — Полагаю, все правы по-своему. Воды первичного океана действительно текут в ваших жилах. Более того, знавал я человека, на заре времен бившегося вместе с Великим Змием против захватчиков, пришедших с того края космического океана, который безбрежным считается. Воин был изранен и умирал, и тогда Змий взял океанские воды, смешал со своей кровью и влил в его плоть.
— И он выжил?
— Более того, стал бессмертным и первым чародеем. От него и чаровники произошли. На вас ведь время почти не действует, не так ли? К тому же вы не стареете, пока не захотите сами.