Ольга-чаровница и змиев сын (СИ)

— Шидакра махио тор-р-р… — пропела чаровница невероятно красивым глубоким голосом, и это было последним, что запомнил Горан.
 Ольга 
— Здравствовать тебе, Ольга, дочь воеводина! — Быстр вышел из-за куста лещины и поклонился с трудом бредущей по дороге чаровнице.
Богатырь был весел, доволен и полон сил. Чай не ходил за тридевять земель, а в лесу сидел, зайцев бил, на костре жарил да сказки Свальда-сказителя слушал.
— И ты здрав будь, богатырь, — ответила Ольга.
— Как вижу, сладилось все со змием поганым?
— Можно сказать и так, — сказала Ольга. Она тяжело опиралась на посох и выглядела более худой и гораздо бледнее, чем обычно, но при этом невероятно довольной. В уголках губ играла улыбка, полная озорства и веселья, а глаза блестели от скрытой силы. Надевать шапку она поленилась, разрешив ветру играть с волосами так, как тому заблагорассудится. Ни к чему ей было скрываться: все равно открылась путникам в ту же ночь, что привела на тайную поляну под покровительство лешего, а затем и заменила чурбаками неотесанными, собственную силу в те вдохнув и ею же питая. — Не побеспокоят более княжества навьи слуги.
Быстр кивнул, вздохнул с облегчением и тотчас начал хорохориться:
— Надо было тебя встречать в подлеске возле стана змиевого. Признаться, я опасался не увидеть тебя снова.
— Не преувеличивай опасность, Быстр, — сказала Ольга, добавив про себя: «Авось за умного сойдешь… и смелого».
— А я ведь собирался, да только из лесу выйти не сумел! — принялся оправдываться он.
«На то и расчет был», — подумала Ольга, но вслух не сказала.
— Затащили бы тебя-дурака в змиево логово и вся недолга, — пробасил Горн, продравшийся сквозь орешник.
— В Навь саму, — поправила Ольга и язвительно и вместе с тем весело фыркнула: — И мне пришлось бы вас еще и выручать.
— Зато я отбил бы тебя, если б в беду попала, а колдунство развеялось раньше времени, — не унимался Быстр. Ну да на то он и богатырь.
«Колдунство?! У меня сильнейшие чары! Они не могли развеяться, пока я не позволю!» — уязвленно подумала Ольга, но произнесла другое:
— Если бы раскрыли мой замысел, если бы не убили моих… кхм спутников, если бы тела не сбросили в яму сразу же, если бы кто-либо увидел, что они превратились в чурбаки да коряги, если бы змий приказал… — дыхание закончилось, судорожно вздохнув, она откашлялась и все же договорила: — Никто из вас мне уже точно не помог бы. Могли бы лечь рядом, но, извини, — она прямо глянула на Быстра, и богатырь отвел взгляд, — я против.
Затрещали ветви — так, будто через кусты ломился немалых размеров разъяренный лось. Даже Горн-кузнец не наделал столько шума, сколько Марфа. А ведь по виду была та меньше и кузнеца, и богатыря, и даже сказителя. Вот что значит безвылазно в тереме у окошка сидеть, волосы расчесывать да в зеркальце красой своей любоваться.
«И с ней ты собирался идти, меня из беды выручать?» — с насмешкой глянув на Быстра, подумала Ольга.
Тот тяжело вздохнул, словно мысли прочел.
— Ах, подруженька дорогая! — Марфа кинулась к Ольге, как только продралась через ветви, обнимать-целовать принялась. Хотя именно «подруженьками» да еще и дорогими они никогда не были: слишком уж интересовались разным. — Ох… а исхудала-то как, похужела…
Ольга, не сдержавшись фыркнула, но уязвлять в ответ не стала.
— Плохо пришлось? — продолжила охать-ахать-причитать Марфа. — Выглядишь так, словно не спала месяц, а не ела полгода!
— Стерла пятку в кровь, — бросила Ольга, с трудом выпуталась из ее объятий, поморщилась, вздохнула, поискала взглядом хоть пенек, хоть поваленное дерево, хоть что-нибудь, способное принять вес ее тела, не нашла и, стиснув зубы, сильнее оперлась на посох. — Ох, Марфа, да ты чего?!
По щекам красавицы ручьями заструились слезы.
— Ты что? Все ж хорошо теперь…
— Ты уж отошла, думала никто из нас не увидит, — тихо проговорил Свальд. — А Марфе страшно стало, не захотела у костра сидеть, вслед за тобой побежала. Мы остановить не успели. Ну… она и увидала, свою морочицу, которая… ну вела себя так, что… сказать тебе по правде…
 
— Не нужно, — отмахнулась Ольга. — Как будто я не понимаю.
— Жестко ты с нами, — заметил помрачневший Быстр.
— Не я, — как можно искреннее заверила Ольга. — Такова оборотная сторона морочьей силы: несложно чурбак бездушный взять да придать оному вид человеческий. Двигаться заставить и говорить — сил уже побольше нужно. Мороки, что ходят и говорят, беспрерывно пьют чаровника, их вызвавшего. Вот таким вот… образом и пьют, — проронила она тише, — через побои, словесные издевки, унижения. Очень хорошо, что вы не отправились по моим следам, насмотрелись бы многого. Мороки… — она поискала более подходящее сравнение, но не нашла, — как дети малые и злые, не получающие достаточной теплоты: пытаются утворить все равно что, дабы вызвать уже любые эмоции у родичей. Пусть даже и неприятные. Вот только все дело в том, что накормить морок вдосталь невозможно.
— Оленька, разве ж так можно о чадах малых?! — ужаснулась Марфа, услышав лишь одно из ее объяснений.
Ольга тяжело вздохнула и мысленно махнула рукой.
— Быть сожранной заживо, — сказала она, обращаясь к остальным, — знаете ли, сомнительное удовольствие. Заиметь пару синяков менее опасно и болезненно.
— Тяжелое детство, значит? — поинтересовался, прищурившись, Горн. — Сколь многого мы, оказывается, не знали о тебе Ольга-чаровница, — и расхохотался.
— Сам пошутил, сам же и посмеялся, — проворчала Ольга, а про себя добавила: «А я сумела вызвать сочувствие врага или, скорее, его уверенность в возможности заполучить слугу-чаровника. Не думала, будто змии не лишены сочувствия».
Внутри неприятно кольнуло. Все-таки подлость и хитрость подлостью и хитростью остаются всегда, даже если добро сделать хочешь.
— Я бы так не смогла, Ольга, — заявила Марфа. Да кто б сомневался? — Зато я другое могу. Как прибудем в град стольный…
— Вы прибудете, — уточнила Ольга. — А у меня теперь дорога другая.
Горн кивнул, молча принимая ее решение. Быстр взгляд отвел: не по нутру богатырю было, но прекрасно понимал, что перечить никакого права не имеет. Свальд же продолжил смотреть прямо, словно ничего особенного и не услышал.
— Да как же это?! — всплеснула руками Марфа. — Из родного града да на чужбину!
— Кто сказал, будто я ухожу далече? — удивилась Ольга. — Я в терем пойду матушкин.
Марфа очи округлила, воскликнула непонимаючи:
— Но ты ж там одна-одинешенька будешь!
— И что же с того? — якобы тоже не поняла Ольга.
— А вдруг обидит кто?..
Ольга усмехнулась.
Как будто не прошла она только что длинный путь, непростого ворога одолела и обратно воротилась.
— Ну… да, — наконец, поняла Марфа. — но вдали от людей. Разве ж так жить можно?
— Еще как, — ответила Ольга.
Не было ей пути назад, да и для чего? Не хотела она, едва вырвавшись из клетки на свободу, в нее возвращаться и вновь по людским меркам жить. Ясно, что от Ивана-княжича она отделалась. Ну а как родитель еще за кого сосватать решит?
Нет, не желала Ольга ля себя такой судьбы. Глупости все, будто человек без человека прожить не может. Ей, сколько себя помнила, аккурат одной и легче было, и интереснее, а вот на пирах или каком шумном сборище выть с тоски-скуки хотелось. Не интересовали ее дела людские и их же развлечения.
Однако стоило ли говорить об этом? Ольга решила, что нет. Попрощалась со всеми как уж вышло тепло и отправились путники по дороге, а Ольга углубилась в лесную чащу.
До заветной полянки быстро дошла, свистнула, крикнула, а там и леший подоспел: закрутился на пеньке вихрик маленький, и возник старичок роста малого с бородой до пят, волосами всклокоченными и с цепким живым взглядом.
— Здравствуй, дедушка, — приветствовала его Ольга.
— И тебе здравствовать, красная девица, — ответствовал леший. — Чай, извела супостата окаянного?