Дай мне больше (ЛП)
Я застываю на месте, когда он бросает двадцатку на стойку бара и встает со своего места. Даже когда он выходит из бара, я остаюсь в состоянии шока.
Что, черт возьми, это должно было значить?
Когда я вернулся в отель, спустя четыре кружки пива, он оказался пустым и тихим. Наверное, они отправились осматривать достопримечательности.
Сегодня вечером мы должны посетить еще один клуб, и обычно я был бы только за, но сейчас эта идея меня отталкивает. Единственное, чего мне сейчас хочется, — это отлить, отоспаться от пивного кайфа и сделать вид, что сегодняшнего утра не было.
Ворча, я пробираюсь по коридору к ванной комнате и, проскочив через закрытую дверь, направляюсь прямо к унитазу. Но до туалета я не дохожу. Вместо этого женский вздох и вид бледной, веснушчатой плоти передо мной останавливают мое движение.
Из-за пива мой мозг работает немного медленно, поэтому, вместо того чтобы выскочить из ванной, как положено, когда мой взгляд падает на голую Изабель, я стою и смотрю на нее, как тупой мудак.
— Вот дерьмо, — говорю я с придыханием, когда мой взгляд фокусируется на ее маленькой, пышной груди и опускается вниз, пока я не упираюсь в маленький треугольник вьющихся медных волос на лобке.
Она не прикрывается. Рука не скользит по ее интимным местам, как это должно быть, когда лучший друг вашего мужа врывается через явно закрытую дверь, как людоед, которым он и является. И хотя я, вероятно, стою и смотрю всего лишь долю секунды, мне кажется, что это гораздо дольше. Эта секунда может быть равна десяти минутам, в течение которых я разглядываю ее обнаженное тело, запоминая каждую крошечную веснушку, изгиб ключиц, то, как выпирают из хрупкого каркаса ее бедра, выглядящие настолько хрупкими, что могут сломаться.
За эту долю секунды я запечатлел в памяти всю Изабель — память, на которую у меня нет никаких прав и которой я точно не заслуживаю.
Но, как я уже говорил, мой мозг — возбужденный, непостоянный засранец, который не умеет себя вести.
Когда мир снова начинает вращаться, я бросаюсь назад, выхожу из ванной и бегу в сторону гостиной. Мгновение спустя она оказывается у меня за спиной, мягкая рука ложится мне на плечо, когда я, спотыкаясь, иду к холодильнику за бутылкой воды.
— Дрейк, остановись, — приказывает она, и я отвожу глаза, даже когда она ставит себя передо мной. К моему облегчению, она прикрылась, обернув вокруг тела белое полотенце.
— Прости меня. Я не знал, что ты дома. Где Хантер? — спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках его.
— Он вышел поесть. Мы решили остаться дома, так как тебя не было.
— Тебе не нужно было этого делать, — отвечаю я. — Почему ты была голая?
— Я спустилась в спортзал, пока тебя не было. Я только что приняла душ.
Я волнуюсь, чувствуя себя загнанным ею в угол гостиничного номера, потому что в любой момент Хантер может войти в эту дверь и увидеть меня, стоящего здесь с его почти голой женой, и обычно это не пугало бы меня, но после того, какой странной была вся эта гребаная неделя, пребывание наедине с Изабель приобретает совершенно новое значение.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
Наконец я встречаюсь с ней взглядом и вижу, что она так же встревожена, как и я. — Я в порядке. Ты в порядке?
Вместо того чтобы ответить "да", она пожимает плечами. — Мы должны поговорить об этом.
— О чем? — спрашиваю я, хотя прекрасно знаю, о чем мы должны говорить.
— О том, что он сказал сегодня утром.
— Я сказала ему "нет", Изабель. Ты сказал ему "нет". Я знаю, что Хантер может быть неумолим, но это зависит от нас, и пока ты говоришь "нет", ничего не изменится.
Ее губы сжались в тонкую линию, а взгляд неуверенности окрасил ее черты. О нет, Изабель. Пожалуйста, не колеблись. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Что это за взгляд? — спрашиваю я, чувствуя, что сдуваюсь.
— Ты говоришь "нет", потому что не хочешь… или потому что считаешь это неправильным?
Черт возьми. Если бы земля могла поглотить меня прямо сейчас, это было бы просто охренительно.
— А это имеет значение? — спрашиваю я.
— Да. Для меня это важно.
Она так совершенна, так грациозна, деликатна и прекрасна, и мужчине было бы слишком легко воспользоваться Изабель, и от этой мысли я краснею, потому что она — последний человек на земле, который этого заслуживает. Поэтому признаться ей в том, как сильно я ее хочу, мне кажется столь же вредным, как и солгать и сказать, что это не так.
Но что-то зовет меня сказать ей, что я чувствую на самом деле, чтобы она поняла, что мое сопротивление этой нелепой идее не имеет к ней никакого отношения.
Хантер поставил меня в такое положение, и я ненавижу его за это.
— Изабель, я говорю Хантеру "нет", потому что ставить под угрозу нашу дружбу и твой брак — это последнее, что я хотел бы сделать. — Я делаю большой вдох, запечатывая свою судьбу в ад, и продолжаю: — Но если ты спрашиваешь, захочу ли я когда-нибудь того, о чем он просит, то ответ — безоговорочно, с энтузиазмом… да.
Ее дыхание сбивается, когда она смотрит на меня, широко раскрыв зеленые глаза и нежно приоткрыв губы. Я не должен находиться так близко к ней и даже разговаривать с ней подобным образом, но Хантер сделал это. Хантер заговорил об этом и заставил нас начать этот разговор.
— Правда? — шепчет она.
Я делаю небольшой шаг вперед, пока костяшки ее руки, держащей полотенце, не упираются в мой пресс, и я наклоняюсь, чтобы мой рот оказался ближе к ее уху. — Правда.
Может быть, я пьян больше, чем я думал. Потому что я бы никогда этого не сделал. Я бы никогда этого не сделал. Но у меня в голове все еще стоит образ ее идеального тела, и мне нужно, чтобы она знала, что я не собираюсь соглашаться на это, но не потому, что она меня не возбуждает.
Переместив руку к ее пояснице, я нежно прижимаю ее к ткани полотенца и притягиваю ближе, пока ноющая жесткость моих брюк не оказывается зажатой между нами, чтобы она почувствовала, насколько правдивы мои слова.
Это нарушение. Я знаю это. Но опять же… это вина Хантера. Он открыл ящик Пандоры, и наши с Изабель отношения были чисто платоническими и невинными, пока он не открыл замок и не высвободил все это, так что теперь мы купаемся в зле, сексуальном напряжении и возможностях.
Она задыхается от прикосновения моей эрекции к ее животу, наклоняясь достаточно близко, чтобы я понял, что она не трясется от страха.
Затем мы оба отстраняемся. И на этом все заканчивается. Отвернувшись друг от друга, мы оба делаем паузу, чтобы перевести дыхание и успокоить бьющиеся сердца.
Повернувшись ко мне спиной, она пробормотала: — Я знаю, что ты боишься поставить под угрозу нашу дружбу, но я боюсь, что если мы не сделаем этого, то я поставлю под угрозу свой брак.
— Изабель, ты никогда не должна чувствовать давления, чтобы сделать что-то…
— На меня никто не давит, Дрейк. Я чувствую… то же самое, что и ты.
Я снова отвернулся. Это было не совсем то, что мне нужно было знать. Теперь мне придется жить с этим знанием, и я чувствую, что оно будет преследовать меня какое-то время.
— Но я также боюсь, что мой муж хочет чего-то, чего я не могу ему дать.
— Тогда скажи "нет", — возразил я, снова найдя пространство между нами, когда я прислонился к стойке, борясь с желанием пойти к ней, как раньше.
— Это не… Это не важно. Я хочу сказать, что это просто секс. Я доверяю тебе, и я не думаю, что Хантер просит о чем-то таком, от чего мы все не выиграли бы.
Выгода? Она серьезно? Я не ищу выгоды ни в чем. Мне кажется, что я сейчас единственный здравомыслящий человек в группе. И я действительно не могу поверить, что я буду единственной, кто отказывается от секса.
— А что, если это сведет его с ума? Что если он увидит меня с тобой и возненавидит навсегда? Что, если он выместит это на тебе?