Keeping 13 (ЛП)

Я подозревала, что это смесь того и другого, хотя мне было трудно формировать связные мысли, так что я не была уверена.
Слишком уставшая, чтобы выдерживать вес собственного тела, я наклонилась вперед и положила щеку на стол. Делая быстрые, прерывистые вдохи, я старалась не шевелиться, не разминать кости.
Все так сильно болело.
Вкус крови во рту, стекающей по задней стенке горла, вызвал у меня рвотный позыв.
Содрогнувшись, я рефлекторно заскулила и просто перестала двигаться.
Я смирилась с ощущением, как она скользит по задней стенке моего горла, с металлическим привкусом меди на языке.
Чувствуя головокружение и отключенность, я позволила своим векам закрыться, блокируя их голоса, когда они кричали друг на друга, сосредоточившись на неровном биении моего сердца, которое грохотало у меня в ушах.
— Черт возьми, помоги ей, пожалуйста!
Тук, тук, тук.
— Я собираюсь убить тебя, Мари.
Тук-тук…тук, тук, тук.
— Убирайся к чертовой матери!
Глухой удар…. глухой удар…. чт…. глухой удар….
— Ты ходячая мертвая женщина.
Глухой удар…….. глухой удар…..ту… глухой удар…
Хлопает дверь.
Туууууумп…. туу…. туу…тууумп…
"Я люблю тебя, Шэннон, как река…"
Тук, тук, тук, тук…
Опустошение затопило мое тело, к которому присоединилось глубокое сожаление. Лицо Джонни светилось потерянной надеждой за моими закрытыми веками, когда я принимала предложенную мне руку.
Горячие слезы горечи и сожаления стекали с моих ресниц, капая на щеки и смешиваясь с засохшей кровью.
Мне было так грустно, как будто меня ограбили.
Может быть, в другой жизни все могло бы быть по-другому.
Я могла бы быть счастлива.
"Я думаю, ты нужна мне навсегда…"
— Что с ней не так? — Затем я услышала чей-то вопрос, голос которого был ужасно похож на голос девушки Джоуи, Ифы. — Почему у нее изо рта идет кровь?
"Не смотри так испуганно. Я не причиню тебе вреда…"
— Шэннон! Шэннон! Господи Иисусе, сделай что-нибудь!
"Скажи мне, кто прикасался к тебе, и я исправлю это…"
— Посмотри, что ты наделал! — Я услышал крик моей матери.
"Я буду заботиться о тебе…"
— Вызовите скорую помощь.
"Со мной ты в безопасности…"
— Она умирает. Он убил мою сестру. А ты ничего не делаешь!
"Я тебе не позволю упасть… все в порядке, я держу тебя…"
— Вызови гребаную скорую!
"Останься со мной…"
Я чувствовала тепло двух рук на своем лице и наслаждалась этим нежным прикосновением. — Ты меня слышишь? — Голос Джоуи заполнил мои уши. — Я собираюсь вытащить тебя отсюда, хорошо?
"Просто продолжай целовать меня…"
— Шэннон, ты меня слышишь?
"Я люблю тебя, Шэннон, как река…"
— Шэн? — Затем я почувствовала, как что-то ткнулось мне в глазное яблоко, — пальцы Джоуи, поняла я, когда он приподнял мои веки. — Шэннон, ну же, поговори со мной.
Приоткрыв веки, я заставила себя сосредоточиться на его испуганном лице, когда он смотрел прямо на меня. — Я собираюсь помочь тебе, хорошо? — Он прерывисто выдохнул. — Скорая помощь уже в пути.
Я открыла рот, чтобы ответить, но ничего не смогла произнести.
Мои губы не могли произнести нужных мне слов.
— Шэннон, дыши. — Тогда моя мама присела передо мной на колени у ног Джоуи, одной рукой касаясь моего лица, а другой прижимая пакет с замороженным горошком к моей груди. — Дыши, Шэннон, — повторяла она. — Дыши, детка.
Помогло ли это?
Стало ли от этого еще хуже?
Я не знала.
Я знала только, что не дышала..
Самым страшным было то, что мне было все равно.
Я не паниковала.
Я не испугалась.
Я просто… закончила.
— Шэн, — повторил Джоуи, повысив голос, когда страх окутал его черты. — Шэннон, пожалуйста. — Присев передо мной на корточки, он положил обе руки мне на плечи и нежно встряхнул меня. — Господи Иисусе, Шэннон, поговори со мной!
Я пыталась, но ничего не вышло.
Закашлявшись, я начала давиться от постороннего металлического привкуса, когда он выплеснулся у меня изо рта густой, илистой струей.
 
Моя голова склонилась набок, вернувшись в вертикальное положение, когда Джоуи взял мое лицо в свои руки. — Ифа, дай мне свои ключи, — выдавил он, не сводя с меня зеленых глаз. Отпустив мое лицо, он скрылся из виду. — Я отвезу ее сам.
— Джоуи, не двигай ее. У нее могут быть внутренние…
— Отдай мне гребаные ключи, детка!
Без силы его рук, поддерживавших меня, я автоматически подалась вперед, только для того, чтобы тяжело прислониться к матери.
— Все в порядке, — прошептала она, обнимая меня, проводя пальцами по моим волосам. — Все будет хорошо.
Я хотела бы, чтобы я могла держать свой собственный вес и не опираться на маму. Я не хотела ее прикосновений, но внутри меня ничего не осталось.
Последнее, что я запомнила перед тем, как меня окутала тьма, было прикосновение моего брата, когда он заключил меня в свои объятия, а затем звук его голоса, когда он прошептал мне на ухо слова "не покидай меня".
  
2
 
ЯЙЦА ВЫШЕ
ДЖОННИ
Никакого регби по крайней мере в течение шести недель.
Отец.
Постельный режим в течение семи-десяти дней.
Отец.
Твои ноги не коснутся травы до мая.
Отец.
Разрыв приводящей мышцы, спайки и спортивная пубалгия.
Отец.
Реабилитация.
— Черт! — Кутаясь в одеяла вокруг своего тела, я запрокинул голову и подавил рев, зная, что если у меня случится еще одна вспышка гнева, мне снова дадут успокоительное. Я ходил по тонкому льду с медсестрами, расположенными дальше по коридору от моей палаты. Когда я встал с кровати, чтобы отлить, и рухнул на пол рядом со своей кроватью, меня занесли в черный список. Мне устроили взбучку за то, что я не попросил о помощи, напомнили, что у меня есть катетер, а затем сделали еще один укол того, что, черт возьми, они продолжали вливать мне в капельницу. Они сказали мне, что это от боли, но я заподозрил неладное. Я был под кайфом. Никому не нужно было такое количество лекарств в организме. Даже мне, придурку с самопровозглашенным сломанным членом. — Иисус, блядь, Христос!
Сморгнув расплывчатость, я попытался сфокусироваться на стене напротив моей кровати с вмонтированным в нее телевизором и Пэтом Кенни, ведущим программы «Позднее позднее шоу», но это было бесполезно. Я продолжал отключаться, мои мысли возвращали меня к тому единственному слову, которое преследовало меня, крутилось в моем мозгу, как заезженная пластинка.
Отец.
Отец.
Отец.
— Прекрати! — Я сердито зарычал, хотя был один в комнате. — Просто, блядь, прекрати разговаривать.
Мой разум играл со мной злые шутки, заставляя меня чувствовать тревогу и напряжение, и у меня было самое неприятное чувство внизу живота.
Мое беспокойство было настолько сильным, что я мог ощутить его на вкус.
Обезболивающие, черт возьми.
Это было то, что взбесило мою голову.
Меня никто не слушал.
Я продолжал говорить всем, что что-то не так, и они в ответ говорили мне, что все в порядке, а затем вводили мне еще какую-то чертовщину, которая в данный момент текла по моим венам.
Я знал, что они ошибаются, но я не мог видеть ясно, не говоря уже о том, чтобы понять смысл своего беспокойства.
Чем больше они не воспринимали меня всерьез, тем больше я беспокоился, пока не начал тонуть в беспокойстве по поводу чего-то, чего не мог точно определить.
Это было чертовски ужасное чувство.
В голове у меня все шло наперекосяк; только одно слово крутилось в моей голове, как заезженная пластинка.
Отец.