Заезжий двор колдуньи… на Неве (СИ)
Гость тем временем оскалился ещё больше, из его горла вырвался глухой, гортанный звук.
— А вы разве не останетесь со мной в опочивальне? — с ухмылкой поинтересовался волкодлак.
Анна сжала пальцами склянку с настойкой и ответила решительно:
— Независимо от того, желаете вы меня обесчестить иди сожрать, я вынуждена отказаться от вашего, в действительности, непривлекательного предложения.
На щетинистом лице волкодлака мелькнула тень интереса.
— Вот как? — хмыкнул он. — Стало быть, поняла, кто мы такие?
— Поняла, — согласилась Анна. — И советую вам мирно провести эту ночь, а затем, как и обещали, покинуть мой заезжий двор.
Выражение лица постояльца снова стало грубым и хищным, он спросил:
— А ежели нет?
— А вы проверьте, — предложила Анна.
Решительность и смелость, которую колдунья демонстрировала, она совсем не ощущала. А если и ощущала, то лишь на половину. Настойка из борца — средство сильное. Но что если она не успеет или промахнется?
— А вот и проверю, — вдруг проговорил волкодлак и кинулся на Анну.
Двигался оборотень быстро, колдунья успела лишь метнуться внутрь комнаты и вынуть из кармана склянку. Волкодлак бросился следом, зацепив когтями платье так сильно, что оторвал здоровенный лоскут, обнажив нижнюю юбку.
— Акулина! — успела крикнуть Анна, выплескивая в морду волкодлаку настойку из борца.
Но к несчастью, оборотень успел увернуться и настойка вместо лица попала ему на шею. Кожа в том месте зашипела, пошла большими и некрасивыми пузырями, волкодлак заревел и рявкнул:
— Теперь уж и я не знаю, что с тобой делать, колдунья! Сперва хотел одно, а теперь вижу, что лучше бы сьесть тебя и дело с концом!
— Боюсь, подавишься, — констатировала Анна и успела начертать в воздухе защитный символ в тот момент, когда оборотень снова бросился на неё.
6
Все его масса с силой врезалась в незримую преграду, и его с грохотом откинуло на пол. В этот момент в комнату с воинственным криком ворвалась Акулина, неся в руках на манер пики раскаленное клеймо в виде буквы «А», с которого капают серебрянные капли.
— Ах ты прелюбодей! Псина плешивая! — заголосила Акулина, которая в пышной юбке и с торчащими из-под чепца кудрями выглядит устрашающе. — Получи, харя чужеядная!
После чего Акулина со всей силой девушки, выросшей в деревне и крепко знакомой с колкой дров, обрушила на грудь волкодлака раскаленное и искупанное в серебре клеймо. В комнате зашипело, воздух наполнился запахом жженой шерсти, а оборотень завопил совсем не по-мужски — высоко и тоненько.
— Так-то тебе! — сурово прикрикнула на него Акулина. — Неча тут у нас прилишных барышень-колдуний к негожему склонять! Ишь, какой нашелся! Выметывайся отседава! И свору свою забирай к лешему!
Выпроводили они с Акулиной всю шайку через десять минут с помощью все того же раскаленного клейма и колдовских щитков, которые у Анны появилось время выставить. Когда они с прислужницей наблюдали, как делегация оборотней садится в сани, их голубоглазый вожак обернулся и окинул их мрачным взглядом.
— Зря ты, колдунья, не была со мной приветлива, — хмуро сообщил он, влезая в сани.
— Не я начала это, — заметила Анна. — А ты получил то, что заслужил.
— Ты меня застала в этот раз врасплох. Но поглядим ещё, как запоешь потом, — многозначительно отозвался волкодлак, после чего извозчик стеганул кнутом и перепуганная лошадь понесла сани вверх по Мытнинскому переулку.
На пару с сприслужницей Анна смотрела вдаль удаляющимся салазкам, из под которых вздымается мелкая снежная россыпь.
— Ох, недоброе чуется мне, Анна Тимофеевна, — качая головой произнесла Акулина, кутаясь в пуховый платок. — Ох не нравится мне это.
— И мне, Акулина, — согласилась Анна. — И мне.
К пятнице случилось ещё две метели, да к тому же по городу разлетелись слухи, что на Конной площади и даже в Гостинном дворе орудует шайка. Ведет себя грубо и бесцеремонно. И даже не особо боится возмездия со стороны полицмейтеров и управ благочиния.
— Сдается мне, Акулина, — предположила Анна, готовя летательный горшок к дороге на исток Черной речки, чтобы набрать гремучей воды, — что не обошлось здесь без наших заезжих гостей.
Акулина подала ей соболью накидку и помогла влезть в горшок.
— Истину говорите, голубушка, — запричитала она. — Вот чует мое сердце, это дело рук волкодлаков.
— Что-то делать надо, — заключила Анна, расправив юбку.
Акулина заломила руки и охнула.
— Не лезли бы вы, Анна Тимофеевна. Вы-то колдулья умелая. Но волкодлаки — дело страшное. Сами видели, как они кидаются. Еле отбились мы с вами от них.
— Так-то оно, так, — согласилась Анна. — Но они же начали промышлять на земле простых людей. Как из лесу только посмели вылезти.
— Зверей обычно голод из привычных мест к людям гонит, — заметила Акулина.
— Но не так, чтобы по Конной площади посреди города промышлять. Надо вмешаться.
Попращавшись с прислужницей Анна в большом медном горшке поднялась в воздух под пологом невидимости. Через пару мгновений она уже летела над зимним городом, который на кануне густо занесло снегом. Неву до самой весны сковало льдом и по ней толкают сани коньковые извозчики. Ветер стих ещё утром, так что слетала на Черную речку и управилась с гремучей водой Анна быстро.
Обратно летела размеренно, размышляя, как бы вывести на чистую воду волкодлаков, которые потеряли всякий страх. Полог невидимости хорошо скрывал колдунью от любопытных глаз и она спустилась ниже над Конной площадью.
7
Народ здесь всегда суетился. Крикливые торговцы продавали сушеную корюшку и грибы, предлагали меха и замороженное мясо.
Волкодлаков Анна приметила сразу. Рассредоточившись, они подходят к торговцам, что-то грубо говорят, а когда те возмущаются, толкаются и скалятся. После чего выхватывают товар и убегают, не дожидаясь, пока торговец опомнится и позовет городового.
— Ну вы и пиявки, — пробормотала Анна и направила горшок преследовать волкодлаков.
Но те будто растворились в толпе. Рассерженная, колдунья приземлилась в небольшом дворе-колодце. Полог невидимости она сняла, а горшок взяла подмышку. В таком виде Анна и вышла на Конную площадь, надеясь, что так сумеет разведать больше, чем с воздуха.
Но не прошла и десятка метров, как наткнулась на широкую мужскую грудь в полном обмундировании полицмейстера. Когда подняла взгляд, то узнала недавнего гостя.
— Михаил Вольдемарович? — удивилась колдунья, чувствуя, как быстро забилось сердце от тревоги. — А вы здесь какими судьбами?
Бывший постоялец теперь выглядит свежим и бодрым. Царапина на щеке затянулась полностью, даже следа не осталось, на мужественном лице темно-карие глаза смотрят внительно и цепко. А форма на нем сидит, как влитая. Анна вспомнила сплетни Акулины о новом полицмейтере по делам чудесным и нервно сглотнула — если такой займется её заезжим двором, добра не жди.
— Анна Тимофеевна, вас я могу спросить о том же, — ответил Михаил Вольдемарович. — Не думал, что вы самостоятельно выбираетесь на Конную площадь. У вас же есть прислужница.
Сердце Анны пропустило удар. А вдруг догадается, что она колдунья? Что тогда? Устроит народный суд и спалит до тла её зезжий двор?
— Так на прогулку вышла, — ответила Анна первое, что пришло в голову.
Он покачал головой.
— Не самое это хорошее место для молодой и красивой барышни, — произнес он. — Здесь с недавних времен промышляет премерзкая шайка.
— В самом деле? — делая вид, что нев курсе, полюбопытствовала Анна.
Молодой мужчина кивнул и ответил:
— Так точно. Буквально сегодня их видели на Гостинном дворе. А спустя десять минут уже на Конной площади. Быстро передвигаются, но вы не беспокойтесь. Изловим и их.
По интонации Анна поняла — настоен он решительно. Скорее всего в жизни ни разу не проигрывал и даже не знает, что это такое. И поклонниц за ним ходит целый табун, это как пить дать.