(не) истинная. Полюбить вновь (СИ)
— А я к тебе на ужин приходить буду, сам-то не умею готовить. Кашей да капустой сыт уже. — Под громкое урчание его живота мы вместе рассмеялись, и я согласилась, не морить же голодом человека.
— Только дичь сам добывай, а то щи пусты будут! — Захлопнув дверь, я оперлась на неё и ещё долго так стояла, обдумывая, на что же согласилась.
С того самого дня будто бы что-то неуловимо изменилось. Я чувствовала, что всё происходит так, как и должно быть. Смены в лазарете сменялись днями, проведёнными в небольшом огородике у дома. За несколько недель мой дом преобразился — новый забор, починенная крыша, нарубленные для зимы дрова. Всё это Нель сделал сам, без моей просьбы. И если поначалу я сомневалась в возможностях аристократа, пусть и бывшего, делать что-то своими руками, то спустя время убедилась, что ошибалась. Пусть выходило всё не с первого раза и не так хорошо, как у других, но он старался в меру своих сил делать всё на совесть. Я же в свою очередь освоила несколько рецептов супов. Падать лицом в грязь не хотелось, а какая женщина у нас в селении не умеет готовить? Вот и пришлось в срочном порядке спрашивать куда капусту, куда редьку, а куда и морковку можно добавлять. Для себя я готовила редко, да и совсем не то, что стал бы есть Нель. Так что теперь я могла подать на стол и суп, и тушёного в сметане кролика. Наверное, для меня готовка была по трудности сопоставима с его ручным трудом. Руки его постепенно покрывались мозолями, кожа от работы на улице в любую погоду стала темнее и грубее, а пряди выгоревших волос ещё больше оттеняли красивый цвет глаз. От меня прежней тоже мало что теперь осталось, волосы стали длиннее и светлее, а лицо россыпью украшали веснушки. Наверное, это место по прихоти кого-то из богов собирает бывших аристократов, превращая в простых людей. Хоть у меня и не было больше титула и прежних привилегий, но чувствовала я себя здесь намного счастливее, чем в замке.
— Ты так ничего и не вспомнил? — В один из вечером мы сидели за столом и ужинали пойманным им тетеревом. Благодаря Нелу в моём рационе наконец-то появилось достаточно мяса, за что я была ему более чем признательна.
— Иногда образы мелькают в голове, но я не могу собрать их воедино. Иногда мне снится, что я будто бы дракон и могу перелететь гору за минуту одним взмахом крыла. — Он впился в прожаренное крыло зубами, разрывая плоть зубами. А я с ужасом думала о том, что же всё-таки будет, когда он вспомнит. Простит ли меня за ложь? Сможет ли понять?
— Мне тоже иногда снится дракон. — Не знаю почему, но мне захотелось поделиться. Слишком долго я держала всё в себе, не смея довериться хоть кому-то. — Он обнимает меня своим крылом.
— Возможно у нас в роду когда-то они и были, жаль, обернуться не можем. — Он подмигнул и продолжил обгладывать крыло, держа его обеими руками, по которым стекал сок.
Это было так странно, находиться с ним за одним столом и спокойно беседовать, будто мы одна семья и обсуждаем всё, что произошло с нами за день. И мне нравилось смотреть, как он ест. Было в этом что-то первобытное, животное. Никаких салфеток на столе и на коленях, никаких десертных ложек и вилок нескольких видов. Оказывается, чтобы получать удовольствие от приёмов пищи, достаточно лишь ложки и приятного во всех отношениях собеседника.
По вечерам мы долго говорили, рассказывая друг другу смешные истории, произошедшие с нами здесь. Поддерживать беседу было легко, а его мягкий голос успокаивал и, словно музыка, ещё долго звучал в голове после того, как Нель уходил.
Не знаю, что именно случилось в тот вечер, но мы решили отметить окончание сбора урожая и подготовку к зиме, засидевшись внизу допоздна. Я как обычно приготовила ужин, а он добыл где-то лютню и теперь с присущим ему рвением терзал несчастные три струны.
— А ты точно знаешь, что это такое? — Я попыталась отобрать инструмент, но мою руку ловко перехватили, заведя за спину.
— Если ты думаешь, что раз я ничего не помню, то не смогу на ней играть, ты ошибаешься. Может, я певец? — Он смотрел прямо мне в глаза, словно проверяя, подтвержу ли я его предположение.
— Так это поэтому моя кошка сбежала подальше от твоего пения? Но, если ты подождёшь, пока я куда-нибудь уйду, и продолжишь, то возможно… — Я уже повернулась и хотела было сбежать из дома на улицу, подальше от разрывающих сердце звуков, но меня развернули на полпути.
— Не уходи. — Нель держал меня крепко, положив руку на талию и притягивая к себе. — Никогда не уходи от меня.
Позже я пыталась понять, что же двигало мной в тот момент. Придумывала себе оправдания и причины. Убеждала себя в том, что это он меня не отпустил, что это он воспользовался моим одиночеством. Но всё было ложью, даже в моих мыслях он был чист.
— Никогда! — Я потянулась к его губам и утонула в той нежности, что получила в ответ.
Он целовал меня так, как никто в этой жизни. Грубо и вместе с тем нежно, подчиняя и захватывая, а сильные руки нежно скользили по телу, находя такие чувствительные точки, что одно лишь к ним прикосновение уносило все мои мысли прочь. Я не помню, как мы добрались до кровати, как он снял с меня остатки одежды, помню лишь свои руки, с жаром изучающие каждый сантиметр его тела, и его поцелуи на моих бёдрах. А дальше меня затянуло в водоворот наслаждения, не отпуская до самой глубокой ночи.
Когда утреннюю дрёму разорвал крик петуха, возвещающий о начале нового дня, я наконец-то решилась открыть глаза. Проснувшись раньше, я, не решаясь пошевелиться, думала о том, что произошло вчера. И все мысли сводились к тому, что я люблю Неля. Люблю его смех, люблю его крапинки в глазах, которые красиво переливаются в лучах солнца. Мне даже нравится, как он колет дрова, каждый раз замахиваясь чуть больше нужного. Иногда смешной в своём незнании простых вещей, он так глубоко проник мне в сердце, что об этом было сложно молчать. Решив, что жизнь слишком коротка и непредсказуема, у нас-то с ним точно, я открыла глаза, чтобы увидеть пустое место на кровати рядом со мной.
— Нель? — после ночи, проведённой вместе, не верилось, что он мог вот так уйти, не сказав ни слова на прощание. Обвела комнату взглядом в поисках его вещей, вчера разбросанных у кровати на полу, но и там было пусто.
— Ты здесь? — Я медленно, боясь создать шум, поднялась и начала осматривать комнату в надежде найти хоть что-то, что могло сказать о том, куда же он делся.
Подойдя к столу, увидела рисунок, который оставила там несколько дней назад. Не знаю зачем, но на старом листе бумаги, на обратной стороне исписанного листа я нарисовала кусочком угля чёрного дракона. Того самого, что превратил в пепел жителей деревни. Я не вспоминала про этот рисунок очень долго, пока не решила раскрасить ему глаза, сделать их такими, какими они были в тот момент. Взяв листья одуванчика и лепестки гвоздики и растерев их в крошку, я сделала его глаза наполовину жёлтыми, наполовину зелёными. И сейчас на меня смотрел ящер, принёсший гибель деревне, а внизу я видела надпись, сделанную совсем недавно, и сделанную не мной.
Глава 19.1
Лайонель (Нель)
Жуткая боль выворачивала наизнанку, и казалось, всё внутри Лайонеля горит огнём. Где-то на границе сознания он слышал слабый голос, который успокаивал и просил потерпеть. Ухватившись за него словно за спасительную соломинку, за якорь, что не даёт кануть в небытие, он вновь и вновь возвращался к тихому женскому шёпоту.
Когда появились силы наконец-то открыть глаза, а сознание перестало уноситься прочь, первым, что он увидел, была белокурая девушка. Она спала, положив голову на тумбочку, а растрёпанные волосы струились по плечам. Дыхание его участилось, и девушка начала просыпаться.
— Слава богам, вы всё же пришли в себя! — Она обвела его сонным взглядом и удовлетворённо кивнула сама себе.
— Воды, — проговорил он слабым голосом и облизнул пересохшие губы.
Он пил жадно, большими глотками успокаивал жажду, а прохладная вода тоненькими струйками бежала по подбородку, скрываясь в складках рубашки. Немного раскрасневшаяся девушка в смущении отвела взгляд и принялась перебирать руками подол юбки.