Безжалостный соперник

— Я пришлю вам письмо о помолвке.Клэр поможет вам собрать всю информацию и подготовиться к подаче жалобы в EEOC.
Пальцы Аманды сжали край ее платья.
— Я нервничаю.
Я протянул ей мячик от стресса, словно это было блестящее яблоко.
— Это естественно, но совершенно излишне.
Аманда взяла мяч.Смущенно сжала.
— Это просто так...Я не знаю, чего ожидать, когда мы подадим заявление.
— Это то, для чего я вам нужен.Помните, что вы можете урегулировать дело о сексуальных домогательствах в любое время.До и во время судебного разбирательства или даже во время судебного разбирательства.
— Урегулирование — это не совсем то, о чем я сейчас думаю.Меня не волнуют деньги.Я хочу видеть, как он страдает.
Ты и я вместе.
Ее верхние зубы закусили нижнюю губу.
— Вы мне верите, не так ли?
Каким странным, подумал я, было человеческое состояние.Мои клиенты часто задавали мне этот вопрос.И хотя мой настоящий ответ заключался в том, что это не имеет значения — я на их стороне, будь то дождь или солнце, — на этот раз я мог успокоить ее и по-прежнему говорить свою правду.
— Конечно.
Я бы ничего не поставил выше Конрада Рота.Сексуальные домогательства казались в пределах его возможностей.
Она вернула мне мяч, переводя дыхание.Я покачал головой.
— Оставьте себе.
— Благодарю вас, мистер Миллер.Не знаю, что бы я делала без вас.
Я встал, застегивая блейзер.
— Мы обсудим ваши ожидания, и я передам свои рекомендации, основанные на доказательствах.
Аманда Гиспен встала, одной рукой сжимая жемчуг на шее, а другой потянувшись для нового рукопожатия.
— Я хочу, чтобы этот человек гнил в аду за то, что он сделал со мной.Он мог меня изнасиловать.Я уверена, что он бы так и сделал, если бы не стюардесса.Я хочу, чтобы он знал, что он никогда не сможет сделать это с кем-то другим.
— Поверьте мне, мисс Гиспен.Я сделаю все, что в моих силах, чтобы погубить Конрада Рота.

 
ГЛАВА 4
 
Кристиан
Прошлое.
Как и все, что рождается, чтобы умереть, наши отношения начались на кладбище.
Это был первый раз, когда я встретил Арью Рот.В пятый или шестой раз мама потащила меня на Парк-авеню во время летних каникул.Прошлой зимой Управление по делам детей провело обыски в квартирах в Хантс-Пойнте, забрав безнадзорных детей из их домов, после того как Кит Олсен, мальчик с моей улицы, умер от переохлаждения во сне.Все знали, что отец Кита обменивал семейные продовольственные талоны на сигареты и женщин, но никто не знал, насколько плохо дела Олсенов.
Мама знала, что с ACS сложно справиться.Она хотела оставить меня, но не настолько, чтобы попросить Конрада и Беатрис Рот позволить мне остаться в их квартире, пока она работает.Это привело к тому, что мама шесть дней в неделю оставляла меня возле их дома, чтобы я сам заботился о себе с восьми до пяти, пока она убиралась, готовила, стирала и выгуливала их собаку.
Мы с мамой разработали режим.Каждое утро мы вместе ездили на автобусе. Я любовался городом через окно, полусонный, пока она вязала свитера, которые потом продавала за копейки в магазине "Спасенные сокровища". Потом я шел с ней к арочному входу в здание из белого кирпича - такое высокое, что мне приходилось вытягивать шею, чтобы увидеть всю его высоту. Мама, одетая в свою униформу - желтую рубашку-поло с короткими рукавами и логотипом компании, в которой она работала, синий фартук и брюки цвета хаки, - наклонялась за мгновение до того, как пасть парадного входа проглотила ее, сжимала мое плечо и протягивала мне смятую пятидолларовую купюру. Она держалась за купюру как за жизнь, предупреждая:
— Это на завтрак, обед и перекусы. Деньги не растут на деревьях, Николай. Трать их с умом.
По правде говоря, я никогда не тратил ихвообще.Вместо этого я воровал вещи из местного винного погреба.Через несколько раз кассир поймал меня и сказал, что я могу взять просроченный тайник в его кладовой, если я никому не скажу.
Мясо и молочные продукты не подходили для закусок, но несвежие чипсы были в порядке.
Остальная часть моего графика была широко открыта.Сначала я слонялся по паркам, сжигая время, наблюдая за людьми.Потом я понял, что меня очень злит, когда я вижу, как другие дети, их братья и сестры, няни, а иногда и родители проводят время вместе на пышных парковых лужайках, качаются на обезьяньих брусьях, едят свои готовые обеды с бутербродами в форме звезды, беззубо улыбаются в камеры, собирают счастливые воспоминания и запихивают их в карманы. Мое и без того глубокое чувство несправедливости расширялось в груди, как воздушный шар. Моя бедность была осязаема и ощутима в том, как я ходил, говорил и одевался. Я знал, что выгляжу чертовски бедным и не нуждаюсь в напоминании, видя, как люди смотрят на меня. С отстраненной заботой, которую обычно проявляют к бездомным собакам. Я был бельмом на глазу в их первозданном существовании. Пятно от кетчупа на их дизайнерском наряде. Напоминание о том, что в нескольких кварталах отсюда был другой мир, полный детей, которые не знали, что такое логопедия, совместный отпуск или безглютеновые бранчи. Мир, где холодильник был в основном пуст, а то, что тебя время от времени шлепали, наполняло тебя чувством гордости, потому что это означало, что твоим родителям не все равно.
Первые несколько дней были душераздирающие.Я отсчитывал секунды до того, как мама уйдет с работы, глядя на мои дешевые наручные часы, как будто они специально замедлялись, просто чтобы увидеть, как я потею.Даже мармеладный хот-дог, который мама купила мне у уличного торговца едой, когда мы вернулись в наш район, из-за чувства вины и усталости после дня, проведенного заискиванием над другой семьей, не смягчил удар.
На третий день летних каникул я нашел небольшое частное кладбище, расположенное между краем Центрального парка и автобусной остановкой.Он был скрыт от посторонних глаз, большую часть дня был пуст и открывал вид на вход в здание Ротов.По иронии судьбы, это был рай на земле.В последующие дни я почти не выходил из кладбища.Только на короткое время, когда мне нужно было найти дерево, за которым можно было пописать, искать окурки, чтобы выкурить, или рыться в тайнике с истекшим сроком годности, набивая карманы лишним, чтобы съесть больше, чтобы продать оставшуюся еду за полцены в Хантс Пойнт.Я брал еду и спешил обратно на кладбище, где прислонялся к могильному камню человека по имени Гарри Фрейзер и набивал себе морду.
Мемориал на горе Хеврон не был болезненным местом.Для меня это было похоже на все остальное в этом районе.Аккуратный и безупречный, с всегда цветущими розами, тщательно подстриженными кустами и мощеными дорожками.Даже надгробия сияли, как кожа на новеньких кроссовках Jordan.Несколько машин, припаркованных у офисного домика, были «лексусы» и «порше».