Бывший. Сжигая дотла (СИ)

Услышав про жену препода, Рэм даже присвистывает:
– Ну и слизняк. Если так посмотреть, мало ты ему втащил. Зря я тебя остановил.
– Я бы мог не остановиться сам, так что правильно все. Надо еще посмотреть, кому там не отсыпали Гореловской ответки…
– Зверю? – подсказывает друг. – Что задумал?
Поднимаю лицо к небу. Оно такое серое, как муть у меня на душе. Даже то, как приятно зудят и ноют костяшки, не приносит облегчения. Блядь, когда изо дня в день живешь среди помоев, перестаешь обращать внимание на их вонь. А потом что-то случается, и открываются глаза. Я жил среди дерьма столько лет. Не замечал его. Или не хотел замечать.
– Тут мне нужна пара дней, – прикидываю я расклад. – Пусть Зверь пока потрясется, понервничает. Плохо он узнал меня за эти годы, раз так рискнул. Но все-таки понимать должен, что я этого так не оставлю. Все будет красиво, мощно и больно. Звереву.
– Ладно, – кивает Рэм, поняв, что я пока не хочу раскрывать карты. – Мы сейчас куда?
– Ты – куда хочешь, у меня есть еще дельце, – бросаю я, направляясь к своей тачке.
Рэм, посверлив меня тяжелым взглядом, смиряется.
– Позвонишь?
– Да, – машу я рукой, загружаясь в салон. – До связи.
Дело у меня есть, и даже не одно, а два. Не знаю, с которого начать. Бабки эти еще, которых упоминала Жанна, взбесившие меня. Но со старыми дурами воевать, это вообще я не знаю что. Опускаться до уровня этих маразматичек и писать им на дверях хрень всякую? Замки ломать им? Пиздец, я еще не совсем сошел с ума.
Зато Зверев получит и за себя, и за бабок.
Ну, во вселенной должна быть справедливость. Так, как я это себе представляю... А что я нихуя не Зорро, тут уж сорян.
Еле выбравшись из пробки на Академической, чувствую, что я на грани. Так и стоит перед глазами рыло препода. Обвислые жирные щеки в прыщах, пот, текущий по вискам крупными каплями, маленькие поросячьи глазки, проплешина и вонь непромытого тела. Блядь, еще б от него жена не сваливала. Она у него молодая, на рожу ничего. Водопровод в доме есть, что, сука, двигает этими людьми? Или для них и вода из крана, как святая? Они за грехи свои боятся, что ли, расплаты? Или это, чтоб все окружающие сразу знали, что они – тухлая личность?
Чем больше я думаю о нем, тем сильнее охватывает бешенство.
Все, на что меня хватает, это не представлять, как он лез к Инге. Иначе развернусь, вернусь в универ, а Рэма со мной нет. Останавливать некому.
За этими мыслями я не замечаю, как выезжаю на объездную. Вокруг города в это время суток никаких пробок. Все давятся в центре. И я гоню, все крепче стискивая руль. Топлю, пока березы за окном не превращаются в сплошной бело-зеленый забор.
Словно вспышкой в голове всплывает воспоминание о встрече с лосем на ночной дороге. Это заставляет меня все-таки сбросить скорость. Я не могу сейчас загреметь в больницу, если что-то пойдет не так. Не все получили причитающееся. А я не получил еще свой шанс на Ингу.
Усилием воли загоняю себя на трек, где вчера беззаботно катал Зверев, и сбрасываю, сколько могу, напряга и агрессии.
Выдохнув и скурив три сигареты, делаю пару звонков, потому что в голове проясняется. Картинка складывается, и это уже похоже на план.
С каждым своим поступком, что приближает возмездие, я чувствую, что то, что меня гложет слегка утихает. Так и знал, что вся эта хрень про подставь другую щеку – полная туфта. Никогда в нее не верил. И подтверждение теперь получил.
Только вот жажда мести нажирается постепенно, а сосущая тоска по Воловецкой неутолима. И через час я обнаруживаю себя опять под ее окнами.
  
Глава 43
 
Демон 
Сколько я тут уже пялюсь на ее окна?
Не могу уехать. И подняться не могу.
Права не имею.
И взгляд все время мечется от слепых проемов окна до хлопающей подъездной двери. Вдруг это она.
Уже начинает темнеть, а в Ингиных окнах все не огонька.
Где она? С кем? С ушлепком, с которым в парк ходила? На работе допоздна?
Пустая пачка давно в урне, а я не могу заставить себя дойти-доехать до магазина и купить сигарет. Это зона моего поражения, бермудский треугольник.
 
Каримов звонит. Еще одна жертва сердечной мины. У меня, блядь, не друзья, а прям кружок разбитых сердец.
– Мы у Рэма висим. На тебя пиццу заказывать?
Я сегодня ничего не жрал, но даже при мысли о еде мутить начинает. Мне кусок в горло не полезет, пока я не увижу ее хотя бы издали. Еще подъебывал Рэма, сам не лучше. Вот заехал на радиус Инги и попал под центробежную.
– Нет. Дан, я не знаю, когда приеду. Если что, сам захвачу.
Каримов молчит. Думает, походу. Он у нас самый сообразительный, судя по всему. Дан и за Ингу пытался заступиться, и на лету чует атмосферу. Эмпатичный. Один на кучку идиотов.
– Ты где? – спрашивает Каримов после паузы.
Ну. Что и требовалось доказать. Сечет.
– На Вольской, – честно отвечаю я, хотя хочется огрызнуться и послать нахер. Только на что злиться? На то, что он угадал? Что я, блядь, весь из себя такой крутой и невъебенный, сижу как брошенная псина? Типа не круто так?
Задний фон на том конце становится глуше, видимо, Дан куда-то выходит из комнаты.
– Я не уверен, что имеет смысл сидеть именно там, – вздохнув, выдает Каримов.
– В смысле? – не въезжаю я.
Ясен пень, Инга может весь день дрыхнуть, на это у нее прям талант, а может торчать, где угодно. Я не поеду ее выслеживать, я просто не могу отсюда уехать. Три раза включал зажигание уже и все еще тут стою. Хоть эвакуатор вызывай.
– Я вчера ее видел в другом конце города…
– И что? Она не коза на веревке, чтоб вокруг колышка скакать, – сквозь отупение от бесцельного просиживания на заднице слова Дана прорываются тяжело.
– Она не одна была, со мной здороваться не захотела.
Гашу в себе из последних сил вспышку яростной ревности.
– Не удивительно, странно, что вслед не плюнула. Гандон этот, небось, из универа ее…
– Брат, взрослый мужик там был. Постарше нас. Здоровый. Я за ними не пошел. Обнимал он ее не по-братски… Если Инги нет дома, думаю, она не придет…
Возрастающий шум в ушах мешает мне расслышать, что еще говорит Каримов. Перед глазами все будто выцветает.
Как это не придет? Что, блядь, за пиздец?
Она ночует где-то? С каким-то мужиком?
Нет-нет! Инга не могла! Даже если не простит… Не простила… Она меня еще не забыла! Я видел это в ее глазах! Когда я ее целовал на парковке, я руками, нутром чувствовал, что она еще моя!
Дан еще что-то говорит, но я сбрасываю и швыряю телефон на заднее сидение. Вцепляюсь обеими руками в руль. Поднимающаяся в груди электрическая волна гонит меня ехать за Ингой. Но ехать некуда. Бессмысленно.
Блядь, мне опять кислорода не хватает. В груди черная дыра, сердце намахивает все сильнее, и шум в ушах становится нестерпимым. Вываливаюсь из тачки, пытаюсь вдохнуть, в голове бьется идиотская мысль, что воздух там, где рядом нет Инги неполноценный, мне его недостаточно, чтобы нормально дышать.
Не просто нет дома. Она, возможно, придет поздно. Или не придет. Останется там с этим сраным взрослым здоровым мужиком. Это мы еще посмотрим, какой он здоровяк против кмс.
Бросаю свою задницу на обглоданную лавочку возле подъезда и вцепляюсь в волосы.
Мудак. Все просрал. Упустил. Сам сломал.
Хули толку от моей мести, если я потерял все?
Инга смогла. Переборола и пошла дальше, а я не смогу. Я одержим, твою мать! Я свихнусь. Меня сейчас трясет, стоит только подумать, что Инга не придет сегодня домой.
Дурь.
Я должен убедиться, что она не дома и не дрыхнет. Пусть даст по морде, стерплю. Все равно заслужил. Пусть поорет на меня, но я должен ее видеть.
Отлепляюсь от скамейки и иду к подъезду. Домофон. Ключей у меня нет, но, блядь, такая хлипкая дверь меня не остановит. Резко дергаю на себя за ручку.
Говорил Воловецкой, что говно тут двери. Это жестянка открылась с жалобным писком после одного рывка.