Чужая невеста
Чистые красивые голоса эхом отзывались в просторном каменном зале с высоким потолком. Акустика тут была идеальная, что делало исполнение песен еще более завораживающим. Лэфы, сидящие рядом, тихо перешептывались друг с другом, что-то спрашивали у меня и просто улыбались, аманты поглядывали на нас с легким превосходством, а вивьеры откровенно напивались, без конца подливая себе похожее на компот вино. К концу застольных посиделок жриц любви заметно качало, меня же слегка потряхивало в ожидании культурной программы, о которой успели поведать мне соседки.
А потом началось. Танцы, конкурсы, каверзные вопросы, вызывающие хохот ответы и много-много всего, что забавляло присутствующих и утомляло меня. Почему-то не получалось проникнуться общей атмосферой веселья, да и песни, которые время от времени напевала Ким, будоражили и без того не утихшие сомнения. Уж не знаю, специально аманта подбирала репертуар, или просто так получалось, но на душе от ее красивых баллад про разбитые надежды и обманутые сердца становилось муторно. Наверное, поэтому я позволила себе выпить вина чуть больше запланированного. И, ощутив прилив легкого опьянения, решительно отодвинула кубок в сторону. Не хватало еще перебрать и опозориться в первый же день жизни в Стортхэме.
Обряд с лентами шел в общем списке четвертым. К этому моменту все уже успели сытно поесть, вдоволь посмеяться и теперь с веселым интересом ожидали поцелуев жениха и невесты. Вот только не друг с другом, как это принято у нас, а с теми, кого выберет жребий. Смысл такой странной традиции Янина объяснила мне еще за столом, сказав, что, мол, в первый день до оглашения помолвки молодых как бы проверяют на прочность, давая им повод лишний раз убедиться в правильности своего выбора.
Странный обычай. Для меня. Лэфири же не видели в нем ничего предосудительного. А я… а что я? Встала и, чуть покачиваясь от долгого сидения и действия вина, направилась к низкому столику, на котором были разложены белые и синие ленты. Первые – для меня, вторые – для Таша, облаченного в того же цвета наряд. Что ж, принято целоваться – буду целоваться! Тем более третий поцелуй все равно достанется жениху.
Но стоило мне приблизиться к предметам жеребьевки, как случилось следующее: в правое ухо зашипел невидимый Лааш, недвусмысленно намекая на то, что брать надо крайнюю справа ленту. И ладно бы только он! Слева, рекламируя третью ленту с загнутым уголком, не менее настойчиво пыхтел тот незнакомый элементаль, перед которым я разыгрывала дурочку в «примерочной». А я стояла и не знала, что делать. Ведь если послушаюсь подсказок, кое-кто окончательно уверится, что я меченая. С другой стороны, в том, что духи «болеют» за своих напарников нордов, сомнений не было, и… мне хотелось выбрать именно их. Вернее, хотелось на законных основаниях поцеловать-таки недотрогу «медведя», а заодно выяснить, чей элементаль устраивал мне тесты.
Ситуацию спасла Кахиндра, чей приятный голосок присоединился к хору моих незримых искусителей. Первым делом водяной дух недовольно заявила:
– Что вы к девочке пристали, только воздух вокруг нее колышете и сквозняк создаете. Она же все равно вас не слышит!
На что Лааш, поддержав игру, парировал:
– Ну и пусть не слышит. Зато на уровне подсознания что-то, может, и отложится, – после чего продолжил активно предлагать мне вышеупомянутую ленту.
Кахиндра же, хмыкнув, принялась, перебивая его, указывать то на один, то на другой лоскут белой ткани, при этом еще и называя имена, которые были написаны с обратной стороны. Как будто это что-то мне говорило!
Слушая хаос чужих советов, которые по идее слышать не должна была, я решила разыграть сцену сложного и вдумчивого выбора. Чуть наклонилась, провела рукой над столом, потянулась к ленте, что лежала посередине, нахмурилась, сделала вид, что передумала и, отдернув ладонь, начала снова водить ею над нестройным рядом белых «змеек». По другую сторону низкого столика в задумчивости застыл и Таш.
Народ, обступивший нас полукругом, с интересом наблюдал за «мучениями» будущих молодоженов и изредка отпускал веселые комментарии. Жених со жребием справился быстрее и вскоре огласил имена тех, кому должен был по воле случая подарить свой поцелуй. Одна лэфа оказалась вивьерой, вторая амантой. И таман ее, не выказав и намека на ревность, с улыбкой подтолкнул свою любовницу к моему будущему мужу. Я, к слову, тоже отреагировала на все это вполне спокойно, если не сказать равнодушно.
Сама же, поиграв еще с минуту в «нелегкий выбор», подняла со стола те ленты, которые планировала взять изначально и, перевернув их, зачитала имена. Вышло вроде бы вполне естественно, и, если кто-то потом скажет, что я действовала по наводке, буду делать удивленные глаза и отнекиваться.
То, что Лааш ратовал за Йена, было ясно. Но понимание того, что вредный элементаль, донимавший меня днем, – напарник Керр-сая, слегка напугало и откровенно насторожило. По всему выходило, что темноволосый норд не успокоился за неделю всеобщих разбирательств и по-прежнему пытается найти во мне хоть какие-нибудь изъяны. А это было опасно. Поэтому на заместителя Грэм-риля, который вышел из толпы под одобрительные выкрики своих соратников, я смотрела как на потенциального врага. Он же довольно скалился, наслаждаясь ситуацией.
– Ну что ж, выбор сделан, участники озвучены! – сказал Керр-сай, перенимая эстафету «тамады» у молоденького норда-певца, который также проводил и большую часть развлекательной программы, время от времени привлекая к себе на помощь кого-нибудь из собравшихся. – Начнем целовальный обряд?
Народ одобрительно загалдел, кто-то из мужчин притащил скамейку, и вивьера, на которую пал жребий, тут же забралась на нее. Эту девушку с клеймом на левом ухе я раньше не видела. Короткие пепельные кудряшки обрамляли ее миловидное личико, а ярко подведенные глаза блестели то ли от веселья, то ли от принятого на грудь алкоголя. Кокетливо поведя плечами, лэфа поправила прическу и, призывно улыбаясь, поманила к себе пальчиком моего жениха.
Наблюдать за всем этим было… странно. И несмотря на напряжение, которое я испытывала после собственного выбора, неприятное чувство ревности все же заворочалось во мне, пробуждая собственнические инстинкты. Мой ведь жених… мой! А какая-то швабра кудрявая к нему холеные лапки тянет!
Еще больше я невзлюбила эту конкретную вивьеру, когда она бесстыдно присосалась к Ташу под аплодисменты зала. И он, собака серая, с энтузиазмом отвечал на поцелуй «остроухой крыски», крепко обнимая ее за талию. Создавалось ощущение, что они проделывали подобное далеко не в первый раз, слишком уж легко и непринужденно у них все получалось. С другой стороны, вивьеры в Стортхэме были гостьями частыми, а Таш, как показал день нашего знакомства, не брезговал посещениями местного борделя. Так почему бы им и не быть любовниками в недавнем прошлом?
После того как мой жених помог девице спуститься со скамьи, на нее поставили меня. Причем поставил не кто иной, как Керр-сай, объявивший, что право первого поцелуя невесты за ним, раз уж я сама его выбрала. И так пакостно улыбался, упомянув про выбор, что мои нехорошие предчувствия лишь усилились. Таш же стоял чуть поодаль, скрестив на груди руки, и с улыбкой наблюдал за нами. М-да… либо норды по сути своей неревнивы, либо… не знаю, что и думать.
У Керр-сая было узкое прямоугольное лицо, чуть более темная, чем у других меченых, кожа и узкие красно-фиолетовые глаза, которые издали казались черными. Мне же выпал случай рассмотреть физиономию этого норда вблизи. Короткие волосы неровной челкой падали на его лоб, идеальной формы губы кривились в ехидной ухмылке, а ноздри энергично раздувались, когда он демонстративно вдыхал мой запах. Словно запомнить хотел, чтобы, подобно ищейке, взять след и в дальнейшем отравлять мне жизнь. Вот только сдаваться я не собиралась.
И все же, вынуждена признать, противостояние порой возбуждает. У этого жесткого на вид мужчины оказались поразительно мягкие губы. Не тонкие и обветренные, как у Йена, а нежные и… умелые. Целовал меня Керр-сай с виртуозностью профессионала, заставляя глаза закрываться и сжимать дрожащие руки в кулаки. К своей чести, скажу, что я так же профессионально изобразила неопытную деву Ильву, которая, может, и ответила бы на поцелуй, да не умеет бедняжка. Керр-сай моими актерскими способностями не проникся. По глазам видела – не поверил. Отстранился, хищно улыбнулся и, словно желая чмокнуть в щеку на прощание, прошипел мне в ухо: