Кружева лжи (СИ)

Этим словом ОН пригласил её на первое свидание.
— Снежана, я предлагаю встретиться после работы. Побеседуем в кафе. Согласна?
И если сейчас она чего-то и хотела, то точно не «беседовать».
— Ты, наверно, сравниваешь меня с мужем. Но я не такой. Снежинка, давай побеседуем. Чёрт! Я не хочу общаться через дверь!
Снежана молча заплакала.
  
Глава 6
 
Школьные годы Александра Селивёрстова запомнила, как череду долгих серых, дней, сопровождаемых насмешками одноклассников и собственной агрессией. Её самоуверенность и своеобразное отношение к цвету заложили фундамент отчуждения и непонимания между сверстниками, учителями.
Родителями.
Возникшие позднее азарт к работе милиции, чрезмерная любовь к мрачным произведениям, вроде историй По, Кинга и Лавкрафта, а также заинтересованность в психологической литературе, лишь убеждали окружающих в сашиных странностях. Когда на уроке литературы вместо «Пропасти во ржи», Селивёрстова, не таясь, читала книгу по психологии убийства, найденную где-то на развалах Крупской, учительница показательно отругала её, заявив, что та сорвала урок. Подобные инциденты повторялись не только на литературе, но и на других предметах. Учителя возмущались, но и Саша не молчала.
На алгебре будущий детектив доказывала сорокалетнему Петру Алексеевичу, что извлечение корня пригодится ей значительно в меньшей степени, чем знание того, как распознать ложь во время общения с собеседником. На черчении разглагольствовала о психотических архетипах и важности их изучения для достижения гармонии с самим собой. Во время геометрии занималась не решением задач, а доказательством седому Владимиру Георгиевичу того, насколько значима взаимосвязь детских травм с нарушением психики в уже более зрелом возрасте.
Она не всегда верно применяла те или иные знания, подчерпнутые из специальной литературы, но так ловко несла околесицу из сложных научных терминов, что нередко затыкала рот людям с высшим образованием.
За это её не любили. И лишь единицы восхищались.
Ситуацию усложняло ещё и то, что многие дисциплины ко всему прочему, несмотря на своё к ним отношение, Селивёрстова знала не хуже, а то и лучше самих учителей. Этого стерпеть уже не могли: Саше начали занижать оценки. Устные экзамены удалось сдать с трудом.
Ангелина, чьё имя сократили до Ангела из-за подходящей внешности и притворно-невинного взгляда, относилась к тем, кто усложнял жизнь Селивёрстовой. Она возглавляла ряды высмеивающих, осуждающих и норовящих кольнуть побольнее сверстницу, отличавшуюся от остальных.
Её нападки воспринимались больнее всего, потому что мальчики высмеивали Сашу заодно с Ангелом и потому, что один из них был первой любовью Саши. Его звали Артём, и у него был вихрь из рыжих волос. Нескладный и умный с замашками лидера. Он умел говорить так, что все прислушивались.
К одиннадцатому классу на Артёма стали равняться, с ним хотели дружить, рядом с ними юлили, о нём мечтали. Его рыжие волосы познали слово «укладка», его тело познакомилось с тренажёрами. Они с Ангелом стали парой. Со стороны, и Саша это признавала, выглядели чудесно: оба несли себя гордо, оба талантливо пользовались своими преимуществами. На тот миг Селивёрстова успела переболеть вихрастым мальчишкой, но ненависть к однокласснице уничтожить не удалось.
Ангел положила начало байкам о Сашиной ориентации, о том, как Селивёрстова блуждает по кладбищам и мечтает о встрече с неуловимым маньяком. Самое страшное во всём этом то, что Саша действительно задумывалась об однополой любви и отношениях, навязанных рамками общества, но она об этом лишь размышляла. Ангелина же, подслушав монолог в туалете, вывернула её слова наизнанку. Про маньяка тоже была правда. Будущий детектив прочла уйму литературы о самых разных убийцах и лелеяла надежду стать тем самым следователем, что утрёт нос преступному гению.
Легендарному гению.
Одноклассница нагло врала, а Саша злорадно представляла, как бьёт ту по лицу, ломает нос.
 
Представляла, как заставляет глотать кровь вместе с собственной желчью.
Эти мысли успокаивали Селивёрстову.
И пугали.
А потом Ангел сказала сашиным родителям, будто та ведёт себя как ненормальная, и это отмечают даже учителя. Отец с матерью вместо того, чтобы выслушать версию Саши, пообещали сдать дочь в психушку. Тогда-то Селивёрстова и заглушила совесть в стакане с водкой, разрешив своему воображению рисовать какие угодно картины с участием Ангела. В тот день она первый и последний раз употребляла алкоголь. Ни запах, ни вкус спиртных напитков более не воспринимались организмом.
Нет. Ангелина была не просто одноклассницей. Она была тем человеком, кого в фантазиях избивала Александра.
Тем, кого всей душой ненавидела.
И теперь Васильева мертва.
Александра путалась в своих эмоциях: она не испытывала радости, злорадства, но и боли не чувствовала.
Не чувствовала она и особого сожаления.
  
Глава 7
 
Минуты текли. Марк не уходил, она не открывала. Вечер обнимал Питер, а Снежана мечтала оказаться в объятьях отца. Он был единственным мужчиной, никогда ей не лгавшим. Единственным, ни разу не причинившим боль.
Марк по-прежнему сидел в куртке. Он сходил в туалет, выбросил осколки в мусорное ведро, и верным псом вернулся к двери. Расположился в той же позе — по-турецки, лицом к перегородке, достал зажигалку и принялся то и дело нажимать на кнопку. Огонёк вспыхивал во мраке узкого коридора, исчезал, вспыхивал, исчезал, а Снежана, утирая слёзы, смотрела на мужской силуэт и пыталась понять, чего от неё хочет Марк, успевший за столь короткий промежуток времени стать чужим. Попыток поговорить он больше не предпринимал. Пару раз предложил ей сок, пустырник, подышать на балконе. И всё. Получив отказ, замолчал. Снежана первой решилась на диалог.
— Я… я так больше не могу. Я хочу, чтобы ты ушёл. Просто… уйди.
— Так просто? Ты готова расстаться из-за ошибочного убеждения? Снежан, я же сказал. Я не убивал Ангелину.
— Почему я должна тебе верить?
— Я не убийца, — тихо ответил Марк.
Губы Снежаны тронула горькая ухмылка.
— Но ты лжец. Это одно и тоже.
— Снова твоя философия… Снежан… Снежинка, мне нелегко беседовать таким образом. Перестань, пожалуйста. Не делай мне больно.
— Больно? Это я делаю больно?! Ты мне врал! Я тебя совсем не знаю! И кому здесь больно?
Он ударил по стеклу. Снежана вскрикнула. Закусив губу, бросила взгляд в окно. Третий этаж: выпрыгнуть? Она вряд ли разобьётся. Можно сначала сбросить матрас, приземлиться на него, вот только… У Снежаны хватало фобий, и одной из них была высота.
— Прости. Не хотел тебя напугать.
Она молчала.
— Нет смысла отпираться. Теперь ты и так всё узнаешь. Скоро нагрянет полиция. Наверняка, у них уже есть мои отпечатки, так что…
— Так это ты? — выдохнула Снежана.
— Нет. Я не убивал, но я там был.
Сердце сделало три неуверенных удара, смолкло и заколотило по стенкам рёбер.
— Го-во-ри…
Марк чиркнул зажигалкой, пустил дым, ушёл на кухню и, вернувшись с кружкой, пояснил:
— Вместо пепельницы.
Снежана не знала: то ли ей смеяться, то ли плакать. Кружку с жирафом в трениках и дурацким облачком «Будь смайл» подарила одна из капризных клиенток. Нелепая кружка, непрактичная: тяжёлая с неудобной ручкой в форме того же жирафа. Она пылилась на верхней полке рядом с неиспользуемой яйцерезкой и ржавой четырёхгранной тёркой. Но теперь, похоже, «чудовищу» нашлось применение.
— Я спал с Ангелиной.
Воздух, словно взорвался — дышать стало трудно. Снежана прижала пальцы к шее, с трудом сглотнула.
— Это было дважды. Она меня вынудила. Грозила рассказать тебе о моём прошлом.
— И что там… в этом… прошлом? — спросила Снежана, неуверенная в том, что хочет услышать ответ. Закрыла глаза.
Спустя мучительные три минуты, отсчитываемые настенными часами, Марк ответил: