Убийца без лица

— Это ложь, — сказала дама, — и я не собираюсь тратить свое дорогостоящее время на препирательства.
И повесила трубку.
— Ведьма, — сказал Курт Валландер. Какое-то мгновение он подержал трубку в руке, потом аккуратно положил ее на место.
— Кто это был? — спросил Неслунд.
— Генеральный директор Иммиграционного управления, — ответил Валландер. — Понятия не имеет, что творится в ее управлении. Ты не принесешь кофе?
Рюдберг выложил протоколы бесед, проведенных им и Сведбергом с дочерьми Лёвгрена. Курт Валландер коротко рассказал ему о состоявшемся телефонном разговоре.
— Скоро позвонит министр и скажет, что она очень обеспокоена. — Рюдберг недобро усмехнулся.
— С ней будешь говорить уже ты, — сказал Курт Валландер. — А я постараюсь вернуться из Кристианстада к четырем часам.
Пришел Неслунд с двумя кружками, но пить кофе расхотелось.
Захотелось на воздух. Повязка по-прежнему давила, и голова болела ничуть не меньше. Поездка должна пойти на пользу.
— Расскажешь в машине, — сказал он Неслунду и отодвинул кружку.
Вид у Неслунда был несколько растерянный.
— Вообще-то я не знаю, куда ехать и где ее искать. Насколько Ларс Хердин знает о лёвгреновских денежных делах, настолько же мало у него информации об этой женщине.
— Но что-то он все-таки знает?
— Я расспрашивал его и так и эдак. Думаю, он не врет. Единственное, в чем он уверен, так это в том, что она существует.
— А это он откуда знает?
— Он как-то был в Кристианстаде и видел Лёвгрена с ней на улице.
— Когда?
Неслунд полистал блокнот.
— Одиннадцать лет назад.
Валландер снова взял кружку и отхлебнул.
— Что-то здесь не так, — сказал он. — Он должен знать больше. Намного больше. Откуда он так уверен, что существует ребенок? Откуда он знает, что Лёвгрен помогал им деньгами? Ты надавил на него?
— Он утверждает, будто кто-то написал ему и рассказал всю историю.
— Кто?
— Этого он не хочет говорить.
Курт Валландер задумался.
— В Кристианстад мы поедем в любом случае. Обратимся к коллегам, может, они чем-то помогут. А потом я займусь Ларсом Хердином сам.
Они взяли полицейский автомобиль. Курт Валландер забрался на заднее сиденье и предоставил Неслунду вести машину. Когда они выехали из города, он почувствовал, что Неслунд едет очень быстро.
— Это не выезд на место происшествия, не гони. Мне надо почитать и подумать.
Неслунд снизил скорость.
Пейзаж был серым и угрюмым. Курта Валландера охватило чувство безнадежного одиночества. Насколько он любил весну и лето, настолько тяжело переносил мрачную тишину осени и зимы.
Он откинулся назад и закрыл глаза. Все тело болело, руку жгло. Сердце колотилось так, будто он выпил десять чашек крепкого кофе.
Разведенные мужчины подвержены инфарктам, подумал он. Мы жрем жирную еду, нас мучает одиночество. Либо бросаемся в новые увлечения очертя голову, и сердце не выдерживает.
Мысли о Моне злили его и одновременно наводили грусть. Он снова открыл глаза и посмотрел в окно.
Потом он начал читать записи бесед с двумя дочерьми Лёвгрена. Ничего, что могло бы пролить хоть какой-то свет. Никаких врагов, никаких тайных конфликтов.
Никаких денег.
Дочерям о своем немалом капитале старик тоже не рассказывал.
Курт Валландер попробовал поставить себя на место Юханнеса Лёвгрена. Каков был ход его мыслей? Что им двигало? Как он себе представлял судьбу своих денег, если в один прекрасный день его не станет?
На этой мысли он вздрогнул. Где-то должно быть завещание.
Но если они не нашли его в банковской ячейке, то где оно может быть? Или у него были еще ячейки?
— Сколько в Истаде банковских отделений? — спросил он Неслунда.
— С десяток.
Неслунд знал город как свои пять пальцев.
— Завтра сходим в остальные. Может быть, у него были и другие ячейки. К тому же я хочу знать, как он добирался из Ленарпа и обратно. Такси, автобусом, чем-то еще?
Неслунд кивнул:
— Он мог сесть на школьный автобус.
— Тогда его кто-то должен был видеть.
Они миновали Тумелиллу, потом шоссе на Мальмё и продолжили ехать на север.
 
— Как у Хердина дома? — спросил Валландер.
— Старомодно. Но чистенько и, я бы сказал, красиво. Странно, он готовит еду в микроволновке. Угостил меня домашними булочками. У него здоровенный попугай. Вообще и сад, и усадьба — все ухожено. Никаких повалившихся заборов.
— Что у него за машина?
— Красный «мерседес».
— «Мерседес»?
— Да, «мерседес».
— Он же говорил, что едва сводит концы с концами.
— Такой «мерседес» стоит больше трехсот тысяч.
Курт Валландер задумался.
— Надо побольше узнать о Ларсе Хердине, — сказал он. — Даже если он не догадывается, кто их убил, он может, сам того не сознавая, навести нас на ответ.
— А при чем тут «мерседес»?
— Сам не знаю. Просто мне кажется, что Ларс Хердин для нас важнее, чем он сам думает. А потом и правда непонятно, как крестьянин в наши дни может купить машину за триста тысяч крон. Может, в квитанции у него написано, что он купил трактор.
Когда они въехали в Кристианстад и остановились у здания управления полиции, пошел дождь со снегом. Курт Валландер почувствовал, как в горле начало пощипывать — первый признак начинающейся простуды.
Черт, подумал он. Сейчас нельзя болеть. Температура и насморк — совсем не то, что мне нужно для встречи с Моной.
Между полицейскими управлениями Истада и Кристианстада никаких особых отношений не было, кроме, конечно, отдельных случаев, когда ситуация заставляла их сотрудничать. Но Курт Валландер там знал кое-кого, они встречались на всяких собраниях. Прежде всего он надеялся на Йорана Бумана. Они были примерно одних лет. Подружились, сидя за стаканом виски в Тюлёсанде после невыносимо скучного учебного семинара, организованного выездной группой Управления государственной полиции. Цель семинара заключалась в том, чтобы подвигнуть их улучшить и активизировать кадровую политику на вверенных им участках. Они сидели за виски, перекидываясь ядовитыми замечаниями, и обнаружили, что у них очень много общего. В частности, и у Валландера, и у Бумана отцы были категорически против того, чтобы их сыновья поступали в полицию.
Валландер и Неслунд вошли в приемную. Девушка на коммутаторе сообщила, что Йоран Буман на месте. Она говорила на забавном для этих мест певучем северном диалекте.
— У него сейчас допрос, — сказала она, — но скоро он освободится.
Валландер зашел в туалет и вздрогнул, увидев свою физиономию в зеркале. Ссадины и шишки на лице пламенели. Он умылся холодной водой и тут же услышал в коридоре голос Йорана Бумана.
Они встретились как старые друзья. Курт даже не думал, что так обрадуется. Они захватили кофе и пошли к Йорану в кабинет. Валландер обнаружил, что у того точно такой же письменный стол, как у него самого. Но сам кабинет выглядел лучше. Сразу вспомнилось, как Аннет Бролин преобразила стерильный прокурорский офис.
Йоран, конечно, слышал и о двойном убийстве в Ленарпе, и о поджоге в лагере, где Валландер проявил себя как герой (сильно преувеличено, подумал Курт). Они поговорили о беженцах. У Йорана Бумана было то же впечатление, что и у Валландера: прием беженцев организован безобразно. У полиции Кристианстада хватало своих примеров таких заданий по высылке беженцев, которые можно выполнить, только бросив на них едва ли не все силы. Прямо перед Рождеством пришел приказ о высылке нескольких болгарских граждан. Согласно Иммиграционному управлению, они должны были находиться в лагере в Кристианстаде. Несколько дней ушло на то, чтобы выяснить, что на самом деле они жили и живут в лагере в Арьеплуге.
Потом разговор перешел, собственно, к причине их визита. Валландер рассказал Буману всю историю.
— И ты хочешь, чтобы мы ее тебе нашли, — сказал Йоран.
— Было бы совсем неплохо.
Неслунд, сидевший до этого молча, вдруг подал голос.