Переворот.ru (СИ)
Нога сама собой выстрелила вверх. Тупой носок ботинка врезался в запястье женщины, сорвав её пальцы с верхнего кармашка жилета. Хрустнула перебитая кость. Тут же кулак правой печатался в лоб женщины. Удар ногой под колено, захват за шею, рывок на себя и вниз. Женщина плашмя рухнула на землю.
Девчонка продолжала сладко улыбаться. Твёрдый, как сталь, палец Громова клюнул ей в грудину, чуть выше горловины «пояса шахида». Бледное лицо девчонки вмиг сделалось багровым, рот распахнулся. От спазма дыхание её глаза залило мутью.
Громов ударом с двух рук вмял ей дельтовидные мышцы. Бил основанием кулака, бил со всей силы, рассчитывая парализовать ей руки. Потому что, если у девчонки, несмотря на болевой шок, и могло сохраниться желание замкнуть контакты «пояса шахида», то никакой возможности для этого у неё быть не должно.
Резкой подсечкой он подбросил девчонку в воздух, выкинул раскрытую ладонь; удар швырнул лёгкое тельце на подбежавшего Боцмана.
Боцман, присев, принял девчонку точно на плечо. Зафиксировал, крепко обхватив за талию и безжизненно болтающиеся ноги.
— В машину! — рявкнул Громов. — Только не тряси.
Боцман шустрой трусцой покосолапил к воротам. Девчонка, переброшенная через его плечо, безжизненно болтала головой и плетями тонких рук.
— Не щёлкай! В кандалы суку!! — скомандовал Громов оторопевшему Эдику.
Эдик сразу же ожил, рухнул на колено у нокаутированной женщины, завёл ей руки за спину и накинул на запястья дужки наручников.
«Пять секунд у меня есть», — решил Громов.
Рванул дверь в контейнер так, что ходуном заходило витринное стекло и с полочек посыпались пакеты. Ногой подбил прилавок и ворвался вовнутрь.
Полумрак в складской части контейнера кисло пах пряностями и мешковиной. Между стеллажами застыл, закрывая проход, один из братьев Ахундовых. Стоял ровно секунду. Получив пушечный удар под ребро, рухнул, устроив жуткий обвал. С полок потоком рухнули коробки, выплёскивая из себя все содержимое.
Громов разглядел фигуру второго брата, прилипшую к задней стене. Ахундов-второй, очевидно, только что успел выбросить в вентиляционное отверстие свёрток с выручкой. Судя по матово-белому лицу и вытаращенным глазам, очень жалел, что никаким чудом не сможет протиснуть следом за пачкой денег своё жабье пузатое тело.
Громов решил, что пробиваться через бакалейный завал к уцелевшему братцу, будет напрасной тратой времени и сил. Нагнулся, подхватил литровую банку растворимого кофе, хэкнув на выдохе, послал в цель.
Кромка толстого стеклянного донышка банки угодила точно между лопаток. Ахундов сипло крякнул, как раздавленная жаба, и гулко ударился головой о стенку. Ноги его сами собой подломились. Он осел на пол, безжизненно завалился на бок, судорожно дёрнулся и затих.
Громову до зуда в пальцах захотелось чиркнуть зажигалкой. Запалить наркотико-бакалейную лавочку вместе с хозяевами, что может быть разумнее?! Но он сдержался.
Шагнул к выходу, держа в поле зрения тела братьев. Оба признаков жизни пока не подавали. Громов быстрым нырком нагнулся, нашарил под тумбочкой у прилавка коробочку, размером не больше шоколадной конфеты. Сорвал вместе с крепившими её полосками скотча. Сунул в карман. «Жучок» лепили без санкции суда, найдут, по головке не погладят. К тому же, «жучок» Громов покупал на Горбушке за свои деньги. Именно для таких случаев, когда разрешения спрашивать бессмысленно и преступно глупо.
Он, пнув дверь, выпрыгнул наружу.
А там обстановка уже кардинально изменилась.
Рынок шумел растревоженным ульем. Гул голосов приливом катился к их ряду. А у контейнера уже стала собираться толпа возмущённых и просто любопытных граждан. Две бабы-дуры уже вопили наперебой: «Милиция, женщину убили!» и «Менты тут женщин бьют!» Пока ни до кого не дошло, что произошло. Но страсти уже накалились, как спираль у утюга, ещё чуть-чуть — и шваркнет короткое замыкание в мозгах.
— Что ты копаешься?! — рявкнул на Эдика Громов.
Эдик вскинул голову, выдавил мученическую улыбку.
— Гром, я тебе не Шварценеггер!
Для полной ясности он попытался оторвать женщину от земли. Не получилось.
— Волоком. Живо!
Громов подхватил женщину под руку, дождался пока Эдик не сделает то же и, кивком дав команду, рванул вверх. Они, сопя от натуги, потащили безжизненно тяжёлое тело к воротам. Ноги женщины скребли по земле.
Толпа человек в двадцать-тридцать потянулась за ними, как жидкость за поршнем. Не прилипая вплотную, но и не отставая ни на шаг.
— Милиция мы, что не ясно?!! — бросил в толпу Эдик.
Не подействовало. Люди пёрли за зрелищем, как за бесплатной жратвой. Словно загипнотизированные.
На пятачке у ворот произошло то, чего больше всего боялся Громов. Сарафанное рыночное радио уже донесло кому надо тревожную весть, и этот кто-то принял решение и отдал команду, как ток пробежавшую по хитросплетению проводков. Цепь замкнулась, и рынок взорвался.
Из контейнерных шпалер, прорываясь сквозь наэлектризованную слухом толпу, выскочили плотные стаи, целеустремлённых и ярящихся крепких молодых людей. Подбадривая друг друга рыком и вскриками, они прямиком бросились к запасным воротам.
Громов и Эдик уже успели дотащить свою ношу до ларька с шаурмой. Оставался последний рывок. Метра три — и спасительная калитка.
— Все, Эдька, дальше сам!
Громов освободился от груза. Шагнул навстречу зевакам, сопровождавших их от самого места захвата.
— Так, граждане, что кому не ясно?! — Он выставил на всеобщее обозрение красную корочку удостоверения. — Уголовный розыск. Задержан опасный преступник.
— А бить зачем?! — выкрикнул истеричный голос из задних рядов.
— Тебя били?! Вот и заткнись, урод!
Громов шагнул на толпу. Толпа отступила, сделалась плотнее и намертво закупорила дорожку, ведущую к калитке. Чего, собственно, и добивался Громов.
Подлетевшая стая «народных дружинников» врезалась в пробку, но глубоко проникнуть не смогла.
Громов через головы успел мельком разглядеть морды тех, кто протискивался сквозь толпу. Драка предстояла зверская.
— Что стоите, гаси его! — уже бросил клич все тот же мерзкий голос.
Толпа заколыхалась, расталкиваемая рвущимися в драку «дружинниками». К удивлению Громова первым толпа выплюнула мента. Без фуражки, зато в полной форме и даже в бронежилете с автоматом. Прапор был мордаст, краснорож и дико зол. Он без предисловий сразу же попытался вцепиться в Громова.
Громов кошачьим прыжком разорвал дистанцию.
— Полегче, прапор! Я из угро.
— А мне …ать, откуда ты! — взревел прапор. — Это моя «земля», ясно?! Я тут хозяин, понял, козёл?!
— Сам ты козёл на подсосе! — процедил Громов.
Прапор, безусловно, давно и сытно кормился с руки негласных хозяев рынка, и сейчас прибежал впереди «дружинников» отрабатывать хозяйский харч. Правда, само собой, встала прапору поперёк горла. Он захрипел, перекошенная рожа налилась дурной кровью, и со всей своей дурной силой он рванулся в атаку.
Громов качнулся назад, перехватил тянущуюся к нему руку, поймал в болевой захват толстый мизинец прапора и до хруста заломил.
Дикая боль на секунду парализовала прапора. Следом резкий удар врезался в голень, лишив равновесия. Громов с шага перенёс вес тела на опорную ногу и плавным движением вскинул руки. Двойной удар кулаками пришёлся в грудь и лицо прапору. Импульса хватило, чтобы сорвать с ног центнерную тушу и плашмя швырнуть в толпу. Прапор, рухнув, утянул за собой человек пять. Остальные в страхе отпрянули.
Горячие горские парни, наконец, протолкались к своей цели, и наскочили на Громова, как свора фоксов на кабана. Бить собирались всерьёз, всем, что заготовили заранее, и тем, что впопыхах подхватили с прилавков.
Громов включил боевые рефлексы на полную мощность. Кто успел отпрянуть, тот уцелел. Кому не повезло, того смяла, перемолола и выплюнула на асфальт адская мясорубка.
Громов замер посреди круга, образованного неподвижными телами, ожидая новой атаки. Ее не последовало. От ненависти, источаемой горскими бойцами, нерешившимися на атаку, можно было задохнуться. Но Громов только растянул в улыбке губы.