Сила одиночки (СИ)
— Всем сердцем!
— Чудесно! Тогда я вас сегодня и поженю, чтобы пресечь ненужные разговоры. Ну, кто тут к кому будет свататься? — делает соответствующий приглашающий жест.
Мишель без раздумий шагает в сторону и, оказавшись прямо передо мной, по-прежнему кутаясь в одеяло, с милой улыбкой интересуется:
— Дмитрий, ты готов сделать из меня приличную женщину и взять в жёны?
События развиваются настолько стремительно, что я уже не понимаю, взаправду ли происходящее вокруг, и главное — как на это реагировать. Шок от покушения никуда не делся, лекарство прилично притупило ясность мышления, а теперь ещё и это на мою голову! Пользы от интеллекта — ноль! Нервно сглатываю, растерянно хлопаю глазами и бессмысленно перевожу взгляд с одного на другую. Полностью дезориентированный, уточняю:
— А вроде, надо же вставать на одно колено, когда делаешь предложение?
— Товарищ Вертинский… — от моего невинного вопроса у капитана даже правый глаз задёргался. — Не нервируйте нашего инструктора, крайне не хотелось бы вместо свадьбы устраивать ещё одни похороны.
— Считайте полёт — медовым месяцем, а эту каюту — люксом для молодожёнов, — всё ещё недовольным голосом бросает напоследок капитан и оставляет нас одних.
— Ты не злишься? — Мишель осторожно приподнимает мой подбородок и заглядывает в глаза.
— Дурочка… Дай я тебя обниму, — заполучив эту невероятную женщину в свои объятия, крепко прижимаю к груди, с трудом сдерживая подступившие слёзы. — Просто всё слишком хорошо и неожиданно, чтобы в это поверить. — Шепчу дрожащим голосом.
— Пойдём.
Она осторожно высвобождается из объятий и, взяв за руку, ведёт к роскошному кожаному дивану аристократического тёмно-бордового цвета, на правах полноправного хозяина, занимающего приличную часть гостиной. Усаживается на самый край, а меня укладывает вдоль, предлагая свои потрясающие обнажённые бёдра в качестве импровизированной подушки. Запускает пальцы в мою коротко стриженую шевелюру и медленно шебуршит, даруя неземное блаженство и безопасную гавань от всех невзгод этого несовершенного мира. Словно невидимая потусторонняя могущественная сила стекает с её пальцев, делая только что произошедшее не чем-то ужасным, почти гарантированно способным вызвать ПТСР, а заурядным бытовым происшествием, вовсе не стоящим внимания дольше пяти минут.
— А можешь сказать это вслух? — шепчу всё тем же противным ослабленным голосом.
— Что сказать?
— Это. Ты знаешь…
— Я люблю тебя, непонятно откуда свалившийся на мою голову, сколь удивительный, столь и временами наивный, и даже глупый, Дмитрий Вертинский…
Ну как тут совладать с этими чёртовыми слезами? Кончился мой предел прочности, и даже современная фармацевтика оказалась бессильна помочь.
— Мишель… у меня есть к тебе один глупый вопрос, но если не захочешь — не отвечай. Я не обижусь.
— Ты теперь член стаи, — с хитрой усмешкой отвечает напарница. — И я буду с тобой откровенна во всём.
Член стаи… — расплываюсь от умиления, но тут же хмурюсь. Странный холодок внутри, возникший в ответ на едва уловимые интонации её голоса, мешает принять услышанное за простую романтическую аллегорию. Прямо сейчас в этом мне видится нечто большее: таинственное, даже пугающее, за которое мне, однажды, непременно, откусят голову по самые пятки. — Вот что значит посмотреть в глаза смерти! Такая фигня начинает везде мерещиться!
Пристыдив сам себя, задаю интересующий вопрос:
— Давно хотел понять, как можно быть одновременно и такой сильной, и такой разносторонне ра́звитой? Тебе же всего двадцать семь!
— Да нет тут никакого секрета, — беспечным голосом отвечает Мишель, разом развеяв идиотские мистические предчувствия. — Моими тренировками, воспитанием и образованием с трёх лет целенаправленно занимались два самых страшных и безжалостных человека, с которыми я когда-либо встречалась: моя мама и моя бабушка. — Её голос явственно окрашивается характерными нотками могильного холода.
— Смотрю, у тебя неважные отношения с родственниками… — осторожно отвечаю, пытаясь обуздать вновь расшалившуюся психику.
— С чего ты так решил? — недоумённо и даже с лёгким налётом возмущения интересуется Мишель, в очередной раз продемонстрировав феноменальную способность к смене настроения. — У меня лучшая в мире семья! Мы друг за друга горой!
Тут уж нет никакой возможности и дальше продолжать валяться бесполезным тюфяком! Вскакиваю и несколько секунд изумлённо пялюсь на инстру… на свою невесту.
— Мишель… прости, конечно, но я должен сказать, что ты очень странная! Если ты говоришь, что у вас хорошие взаимоотношения, то тогда как тебе не стыдно столь непочтительно отзываться о ближайших родственниках? Любимой маме и милой пожилой леди? В твоём изложении они словно кошмарные чудовища из сказок, только и ждущих своего часа, чтобы сожрать какое-нибудь неосторожное создание!
— А что, одно мешает другому? — удивлённо смотрит на меня Мишель. Хорошо, хоть ресницами не хлопает, актриса, понимаешь, выискалась! — Ха! Если ты думаешь, что это я странная, посмотрим, как ты запоёшь, когда познакомлю тебя с остальными. — Продолжает она с наиковарнейшим видом, медленно потирая руки, словно предвкушая мой грядущий эмоциональный шок.
— Хватит издеваться… — бурчу, наигранно нахмурившись, и укладываюсь обратно на лучшую в мире подушку.
— Кстати, мне всегда нравилось имя «Дима». Моего деда так зовут. Если быть точной, генетически он мне не настоящий дед, но они с бабушкой душа в душу живут уже лет сорок, если не больше, так что другого я и не знаю. Он такой классный… — голос окрашивается тёплыми любящими интонациями. — А ещё он книги пишет. — Тут Мишель звонко смеётся.
— Ты чего? — непроизвольно улыбаюсь, зажжённый её неподдельными эмоциями.
— Когда мне было шестнадцать, в семейной библиотеке я случайно наткнулась на одно из его творений. А там оказалось столько эротики… Ты не представляешь! — и её восхитительный искромётный смех снова наполнил своды нашего импровизированного номера для новобрачных. — Откровенной, чертовски провокационной, но при этом, на удивление, такой светлой и чувственной, что юная Мишель пропала раз и навсегда, зачитав бедную книгу аж до дыр.
— Так вот где кроется разгадка твоего необузданного темперамента!
— Возможно, — Мишель сама таинственность. — По крайней мере, именно после этого я и осознала тот чудесный факт, что являюсь женщиной.
— Это то, о чём я думаю? — интересуюсь игриво.
— Какой вы пошлый, Дмитрий! Но да, это именно оно!
Новая порция смеха и меня принимаются щекотать. Наш расчудесный процесс тисканья, хохота и поцелуйчиков в самый неподходящий момент прерывает корабельная связь.
— Экипаж, говорит капитан! Прошу прощения, что нарушаю ваше личное время, а возможно, даже чей-то сон, но у меня для вас есть очень важное сообщение! Через пятнадцать минут жду всех свободных от вахты в кают-компании.
Несколько секунд спустя из коммуникатора, лежащего на прикроватной тумбе, раздаётся:
— А вас, кролики, это особенно касается!
Тон капитана очень суров, но очевидно же — это лишь формальность, чтобы нарушители спокойствия не расслаблялись. Не сговариваясь, переглядываемся и расплываемся в счастливых улыбках, точно понимая, что означает это объявление.
***
— Мои боевые товарищи! В это непростое время, когда мы все, каждый день, рискуем жизнями, когда шанс увидеть родную планету исчезающе мал, я, правами данными мне должностью капитана корабля, отменяю действие некоторых пунктов Устава космического флота России! — капитан окидывает присутствующих гордым взором, желая убедиться, что до всех дошла важность этого, безусловно исторического момента. — Каждый из вас заслужил право на личную жизнь и малую толику душевного тепла! Каждый из вас вправе любить и быть любимым! Если на корабле есть тот, кто вам дорог, с этого момента можете смело выражать свои чувства, не опасаясь юридических последствий! А если кто-то захочет связать себя узами брака, пусть обращается ко мне! Соответствующая запись будет внесена в бортовой журнал, и этот брак будет действительным и по возвращении на территорию России.