Мои эльфы. Бунтарь, недотрога и госпожа следователь (СИ)
Несколько секунд Марамир просто смотрел на меня и ничего не предпринимал. Я осторожно, изучая, ласкала его сомкнутые губы. Это был очень невинный поцелуй, даже не поцелуй, а пока только приглашение к нему. Губы эльфа, удивительно мягкие и податливые, манили, их сочная упругость обещала бездну удовольствия. Теперь, когда Марамир был так близко, голову кружил аромат его кожи. Принц пах лимонным пирогом с корицей. Я не знала, парфюм это или его природный запах, а может, призрачный дух того, что подавали королевской семье к вечернему чаю. Неважно. Целовать Мара, дышать им было истинным наслаждением, а когда он приоткрыл рот и начал робко отвечать мне, внутри моего разума вспыхнул искрящийся фейерверк. Я застонала принцу в губы и обвила руками его шею.
Не думала, что в сорок лет вновь почувствую себя девчонкой на самом первом в своей жизни свидании. Но я словно вернулась в прошлое, назад в свою юность, сбросила два десятка прожитых лет, как змея сбрасывает шкуру, и ощутила давно забытый трепет влюбленности, когда все ново, свежо, наивно. Больше не хотелось соблазнять. Хотелось плыть по течению, отдавшись этому потоку сладостной неги.
Принц закрыл глаза. С каждой секундой он целовал меня все увереннее, робость сменилась напором, губы стали тверже. Теперь в этом танце вел Марамир. Я все еще была на его руках, крепко прижатая к мускулистой груди, как вдруг почувствовала мерное покачивание. Не разрывая поцелуя, принц понес меня к креслу, чтобы продолжить наши ласки там.
Жар огня за кованой решеткой камина лизнул правый бок. Мар столкнул с сиденья забытую на нем книгу, и она шлепнулась на пол. Никакого уважения к литературе! Ногой отпихнув фолиант подальше, принц опустился в кресло и усадил меня к себе на колени. Прямо на твердый, пульсирующий бугор. В ягодицы мне уткнулось мужское возбуждение. Марамир был на грани. Это чувствовалось во всем. В его судорожных объятиях, в бешеном стуке сердца, в сорванном дыхании, в том, как неудобно мне сейчас было сидеть. При этом мой пылкий эльф не распускал руки и до сих пор не попытался углубить поцелуй, сделав его настоящим, мокрым, распутным.
Я первая скользнула языком ему в рот. Ощутив это влажное прикосновение, Марамир вздрогнул. Его закрытые было глаза распахнулись, и я упала в мерцающую изумрудную бездну. На солнце глаза принца казались светло-зелеными, почти салатовыми, но в полумраке библиотеки потемнели. Или это страсть изменила их оттенок?
И снова Марамир оцепенел. Он выглядел растерянным, будто… Будто это был его первый поцелуй.
Такой привлекательный мужчина и настолько неопытен? Возможно ли это? На вид моему краснеющему зайке было лет двадцать пять, а учитывая, как долго жили эльфы, ему, скорее всего, уже перевалило за сотню. И до сих пор не целован? Не верю! А впрочем, вспомним пуританские нравы его народа.
Марамир вздохнул, словно решаясь на что-то, и его широкая ладонь накрыла мой затылок. Робко, неуверенно он коснулся моего языка своим, и по напряженному телу подо мной прокатилась крупная дрожь. Пальцы принца зарылись в мои волосы. Сидеть стало еще неудобнее. Природа была щедра не только к младшему брату, но и к старшему.
Теперь мы целовались по-взрослому, сталкиваясь языками и разделяя одно дыхание на двоих. Сначала неторопливо, потом жадно, ненасытно, полностью отдаваясь пожару страсти.
Громкий треск, раздавшийся в тишине, заставил нас отпрянуть друг от друга. Испуганные, мы одновременно оглянулись на закрытую дверь, а потом рассмеялись, сообразив, что это стреляют дрова в камине.
Губы Марамира блестели, опухшие, зацелованные. Волосы растрепались и падали на глаза тонкими влажными прядями. Взгляд, дикий и пьяный, скользил по моему лицу.
Пытаясь удобнее устроиться на коленях принца, я начала ерзать, и Марамир зашипел сквозь стиснутые зубы.
— Пожалуйста. Не надо, — взмолился он, слегка приподнявшись на сиденье.
В ответ я с лукавым видом качнула бедрами, и бедняга на несколько секунд крепко зажмурился.
— Откуда ты умеешь так хорошо целоваться? — на его лице внезапно проступило ревнивое выражение. — Как будто уже… с кем-то… — Он смутился. Ревнивое выражение сменилось виноватым. — Прости. Я не должен был. Не хотел тебя оскорбить. Получилось грубо. Я знаю, что ты достойная девушка и не стала бы до брака заниматься… всяким.
Я кашлянула в кулак.
Сколько же удивительных открытий тебя ждет, Высочество.
Марамир украдкой косился на мои губы, словно хотел скорее вернуться к прежнему занятию. Теперь уже не я ерзала на нем, а он подо мной, видимо, не зная, что делать со своим мучительным возбуждением. Блики огня играли на его красивом, худощавом лице, в длинных волосах, вьющихся на кончиках.
Под треск поленьев в камине мы снова поцеловались, а когда разомкнули объятия, принц посмотрел на меня с решительным видом и вдруг выпалил:
— Варна, ты выйдешь за меня замуж?
Замуж?
Серьезно?
Ничего себе его развезло после двух поцелуев!
Из моей груди вырвался нервный смешок.
Марамир не шутил. Затаив дыхание, он ждал моего ответа.
Я вздохнула. Не думала, что попаду в такую ситуацию. Мне, конечно, было лестно, но связывать себя браком с иностранцем, а в этом случае даже не с иностранцем — с иномирянином, не входило в мои планы.
— Думаю, мы слишком мало знакомы, чтобы сломя голову нестись под венец. Нам надо узнать друг друга получше.
— У нас будет для этого время, — Марамир закусил губу, сжал и разжал пальцы и с видом, будто совершает что-то запретное, опустил ладонь на мое оголившееся колено. — От помолвки до свадьбы должно пройти не меньше года.
«Через год меня уже здесь не будет», — подумала я и, не желая разбивать красавчику сердце, сказала:
— Зачем торопиться? Повстречаемся, присмотримся друг к другу.
— Я уже присмотрелся, — упрямо выпятил подбородок принц. — И я тебя обесчестил, поэтому как порядочный мужчина...
Я торопливо прижала палец к его губам, не желая слышать окончания этой нелепой фразы.
Он меня обесчестил. Он. Меня.
— Если кто-нибудь узнает, чем мы тут занимались, твоя репутация будет погублена, — продолжил Мар, убрав мою ладонь от своего лица. — Я не могу этого допустить.
Вот настырный! Да не хочу я замуж! Я от прошлого замужества еще не оправилась. И вообще ничего хорошего в браке нет. После свадьбы надежды превращаются в тыкву, принц в жабу, а золушка в ломовую лошадь.
— Ты наследник престола. Вряд ли король одобрит такой союз, — ухватилась я за последнюю надежду вразумить торопыгу. — Думаю, у родителей на тебя определенные планы. Супер-пупер выгодный политический брак с принцессой какого-нибудь богатого государства.
Марамир поморщился. Похоже, я потопталась по его больной мозоли.
— С отцом я разберусь сам, — он посмотрел в сторону двери и с заметным сожалением спустил меня со своих коленей, — надо идти. Уже поздно. Нельзя чтобы нас застукали наедине.
Его взгляд жадно прошелся по моему красному платью. Даже свободная туника не скрывала внушительную выпуклость у него в паху.
— Завтра я попрошу твоей руки у Его Светлости Сандарина Гааля.
Вздохнув, я покачала головой. Ну, упрямец!
* * *
Время приближалось к полуночи, но я надеялась, что Галя еще не ложился: нам предстоял серьезный разговор. В большой, центральной, комнате моего опекуна не оказалось, и я толкнула дверь в маленькую, боковую, где он устроил себе кабинет. Угроза нежеланного брака заставила меня напрочь забыть о приличиях. Я даже не постучала.
Длинное помещение тонуло в тусклом мерцании масляной лампы и куче всякого хлама. Вдоль стен тянулись высокие стеллажи с книгами и разными странными предметами. Вероятно, это были магические артефакты. На полу тут и там громоздились картонные коробки и деревянные сундуки. С открытой полки блестящими глазами-бусинками на меня таращилось чучело вороны. Мне показалось, что я зашла в оккультную лавку.
За столом на фоне стрельчатого окна восседал владыка всей этой готической свалки — Его Светлость любитель фиолетовых камзолов. Правда, сейчас на нем была туника приятного лазурного цвета. А еще неожиданно — квадратные очки в толстой черной оправе.