Ваше Сиятельство 5 (СИ)
Все время пока сидели за столом князь Мышкин чувствовал себя как-то неловко. Этому было множество причин. Во-первых, Мышкин был вовсе не Мышкиным, а Родериком. И он не привык столь помпезным застольям, даже некоторые дворянские нормы поведения во время ужина он представлял смутно и опасался сделать что-нибудь не то. Во-вторых, он страдал от излишнего внимания к себе со стороны Евклида Ивановича и многих других гостей, которых он не знал даже по именам. А в-третьих, и это, пожалуй, главное, новоявленный князь не знал куда деть себя от взгляда Светланы Ионовны, которая не сводила с него глаз, и взгляд ее вряд ли можно было назвать добрым. Геннадий Дорофеевич понять не мог, что нужно от него этой женщине, усевшейся ровно напротив и несколько раз толкнувшей ногой его под столом.
Доев поскорее кусочек фаршированного судака, он снова схватился за бокал с вином, поднял его и повернувшись к Талии Евклидовне провозгласил:
— За тебя, моя прелесть! Ты самая лучшая за этим богатейшим столом! Нет, ты самая… — ему было трудно подобрать слова, потому как в этот миг взгляд Светланы Ионовны в этот миг начал метать невидимые молнии. — Ты моя принцесса! Остальные пыль перед тобой! Люблю тебя!
— Это жесть! — рассмеялась Талия, так за столом при всех ей еще никто не говорил. Ей захотелось расцеловать своего избранника. Да, это неприлично делать при всех. Неприлично, но вообще-то какая разница, если хочется. Талия обняла князя и чмокнула его в губы со словами:
— И я тебя люблю, дорогой!
Случайно поймав на себе недовольный взгляд мачехи, Принцесса Ночи показала ей язык. Это выглядело тоже неприлично. Ну и что? Да пошла нах*й эта потрепанная шлюха! И неважно что подумают гости. Вот виконт Веселов ее точно поймет — он всегда на ее стороне, поэтому Талия подмигнула ему и Иван Сергеевич одарил ее доброй улыбкой.
Когда князь Мышкин допил последний глоток вина, оставшегося в бокале, он почувствовал себя не совсем трезвым. Виноват в этом был не столько он сам, а тягостное чувство неловкости, которое заставляло его чаще хвататься за бокал. Поэтому князь негромко сказал Талии:
— Отойду ненадолго, надо воздухом подышать. Душно тут.
Встал из-за стола, едва не перевернув салатницу, в которую случайно угодил рукой, и направился на террасу.
Однако, насладиться покоем и тишиной Мышкину там не удалось. Едва он оттер руку от майонеза полотенцем, валявшимся на сервировочном столике, как из двери вышла Светлана Ионовна и направилась прямиком к нему.
— Что с тобой происходит, Гена? — спросила она еще издали.
— Со мной? А что не так? — князь Мышкин не понял странного вопроса. Он вполне догадывался, что прежний владелец этого тела был знаком с мачехой Талии, но не знал как себя с ней вести. А эти взгляды за столом, которыми Светлана Ионовна пронзала его, князя слишком угнетали.
— С тобой все не так! Я не понимаю, почему ты делаешь вид, что мы мало знакомы? На молоденьких потянуло? Вот мне интересно знать… — она оперлась руками на балюстраду, глядя на фонари в саду.
— Что интересно знать? — осторожно спросил Мышкин.
— Ты эту юную дрянь подрыгаешь и бросишь как меня? — она резко повернулась к нему.
— Как я тебя? — у Геннадия Дорофеевича даже челюсть отвисла. До него начало постепенно доходить, что эта дама вполне могла быть любовницей прежнего Мышкина. Вернув челюсть на место, он неуверенно произнес: — Вы, сударыня, про Талию Евклидовну?
— Мерзавец! Я тебе не сударыня! — ее глаза стали колючими.
— А кто? — Геннадий Дорофеевич почувствовал, что у него кружится голова.
— Теперь уже я для тебя Светлана Ионовна, — внятно произнесла баронесса. — И не прикидывайся идиотом, разумеется, речь о Талии. Или у тебя много таких как она?
— Да, Светлана Ионовна. Я на ней женюсь. Обязательно женюсь на моей маленькой принцессе, — заверил Мышкин.
— Подлец! — Светлана Ионовна качнула головой и в ее глазах заблестели слезы. — Сколько прошло дней после того, как ты обещал забрать меня у Евстафьева? Сколько, Гена? Сам посчитаешь?
— А сколько? — спросил Мышкин. И откуда он мог вообще знать это? Как он мог отвечать за деяния и грехи прежнего владельца этого тела.
— Ты обещал написать с меня портрет. Обещал забрать, увезти отсюда, обещал жениться! Ты так много обещал! Как ты мог, Гена! — Светлана Ионовна вдруг заплакала, прижавшись к его груди.
В этот момент на террасу вышла Принцесса Ночи.
* * *
Я вылетел из тела.
Через какое-то время после смерти у некоторых начинают проноситься в памяти самые важные этапы их жизни, наиболее ярко запечатленные в ментальном теле. У меня сейчас с особой ясностью пронеслись свежие мысли, беспокоившие меня перед смертью. Мысли о том, что я не имею права лишится этого тела. Ради Ольги, ради мамы и Ленской, ради многих других людей, доверившихся мне, которым я нужен. И даже ради Артемиды, как бы не повернулись мои отношения с ней. Лето? Нет на Лето мне наплевать: ее желание занять место Геры для меня не имеет никакой ценности — оно не более чем обычный божественный эгоизм. Тем более после того, как повела себя Лето, явившись мне на базе «Сириуса».
Да, мне сейчас было бы очень удобно оказаться мертвым. Я знаю это состояние не хуже, чем состояние живого. Больше не обременяя себя телом, став во многом неуязвимым, я мог бы разыскать Геру и свести с ней счеты. Я бы привел в действие те угрозы, которые я не так давно доводил до ее сведения. Но то, что меня подталкивало сейчас забыть о лежащим возле эрмимобиля теле Елецкого и ринуться мстить — это лишь волна эмоций, которую я могу легко погасить. Если эмоции отбросить, то я должен вернуть жизнь графу Елецкому — я сам очень хочу этого.
Прошло меньше минуты, как остановилось сердце. Я раскрылся чакрами и застыл, вбирая в себя всю возможную энергию, которую можно собрать в окружающем пространстве — энергию, которой мне так не хватало, когда я боролся со смертью. Сосредоточился и нырнул в распростертое на земле тело. Ощутил его, натянул словно тяжелую, холодную одежду. Почувствовал боль и первое, по началу слабое биение сердца.
Сейчас я находился в пограничном состоянии, в любой миг меня могло снова вышвырнуть за грань жизни. Яд, разлившийся по организму, и очень серьезные травмы от дротиков и когтей гарпии по-прежнему забирали жизненные силы. Однако, имелся некий позитив: травмы от когтей были не столь серьезны, чтобы это тело стало совсем непригодным для исцеления. И что важно сейчас во мне накопилось немножко больше магического ресурса. Я смог зацепиться за это тело, а значит я за него еще поборюсь. Очень-очень постараюсь ради дорогих для меня людей.
Спешно сканируя области ранений, я старался остановить кровотечение. В тех местах, где кровотечение было сильным ускорил свертываемость крови, в других запустил регенерацию тканей. Часть внимания направил на нейтрализацию яда. С сильным ядом бороться очень сложно, но я умею. Если мне только удастся продержаться еще минут десять-пятнадцать, то время начнет работать на меня, мои силы начнут постепенно прирастать. А там, глядишь, появятся целители из службы спасения и тоже окажутся на моей стороне в борьбе со смертью. Хотя они могут и навредить.
— Он жив! — услышал я чей-то громкий возглас.
Кто-то коснулся моей руки. Я открыл глаза и сразу увидел троих, склонившихся надо мной. Узнал лишь одно лицо — Торопова.
— Держитесь, ваше сиятельство! Сейчас, сейчас будут спасатели! Уже на подлете! — сообщил он.
— Маме пока не сообщать, — повторил я свой наказ, голос по-прежнему был очень слаб, похож на хрипловатый шепот: — Оле Ковалевской сказали?
— Едет сюда, — отозвался Борис. — Извините, вашим эйхосом пользовался.
— А как Илья? — я перевел взгляд на Геннадия Степановича.
— Жив, к счастью. Но мы лишились двоих ребят. Те, что шли за Владимиром Гришко, оба мертвы. На них напало это… — Торопов повернул голову в сторону склада, и я понял, что он смотрит на труп гарпии, до сих пор покрытой инеем, через который проступали темно-багровые пятна крови.