Клинком и сердцем. Том 2
Ошалевший бастардо замер, боясь шагнуть и даже пошевелиться. А старуха низко поклонилась, ухитрившись не задеть забор, и торопливо проговорила:
– Прощенья просим, ваша милость. Маленький он ещё. Спутал. Отец у него на вашу милость похож был.
– Чем… похож? – не нашёл ничего умнее спросить Вальдерон, и старуха, оттолкнув мальчишек постарше, выскочила из-за забора, на бегу объясняя:
– Лесорубом он был. Высокий, да с топором. И бородка, как у вашей милости. Прощенья просим.
Наклонившись, она ловко оторвала мальчишку от сапога бастардо. Тот немедленно заревел и начал рваться из рук, но старуха так же бегом понесла его обратно за забор, крепко прижимая к себе и бормоча просьбы о прощении.
– Да погодите! – окликнул её бастардо. – Как же вы живы остались?! И что, только… вы?
Старуха обернулась у самого входа в низенький грязный домик, почти хижину. Настороженно замерла, словно решая, безопасно ли будет юркнуть туда и затаиться. Но поняла, что не выйдет. Снова глянула исподлобья и глухо сказала:
– Да вот… живы. То ли Претемнейшая смиловалась, то ли Баргот побрезговал. От всей нашей деревни… Я да эти… малые. Не обессудьте, ваша милость, а принимать вас нечем. Разве что по домам пройдитесь, поищите, где-то еда и осталась, может. Эти-то… свежину ели, припасы им наши без надобности оказались.
По виду синьорины Айлин можно было подумать, что она вот-вот разрыдается снова. И нельзя сказать, что Лучано её не понял бы! Пусть он давно перестал считать чужую смерть чем-то особенным, но было что-то невыносимо, до тяжёлого кома в горле отвратительное в такой смерти – несправедливой и донельзя бессмысленной!
– Как же вы останетесь одни? – помолчав, спросил бастардо, пока старуха запихивала ребятишек в дверь и накрепко закрывала её.
Сама она осталась снаружи, всё так же глядя со смесью настороженности и неприязни. Худые костлявые руки с узловатыми суставами комкали грязный передник. И было совершенно понятно, что от странных путников здесь не ждут ничего хорошего.
– А куда нам податься? – буркнула старуха. – В городе мы никому не нужны, разве что милостыню у храма просить – так там и своих нищих довольно. Вот чего в Гредоне точно в достатке…
– Но есть и другие деревни! – всё ещё не понимал Вальдерон.
Старуха поглядела на него, как на умалишённого, и Лучано негромко сказал, удивляясь, что приходится объяснять такие простые вещи.
– Дети ещё слишком малы, синьор, а она стара. Никто не станет кормить чужой рот, если к нему не прилагается пара крепких рук. Местный грандсиньор не выделит землю семье, где трое детей и ни одного мужчины. Здесь, правда, пустой земли осталось вдоволь, но её нужно обрабатывать. Нужны лошади, скот, а главное – много сил.
– Но не оставаться же им здесь! Ладно – летом, но ведь зима наступит!
Старуха медленно покивала, а потом снова заговорила равнодушным скрипучим голосом:
– Я-то что, пожила уже своё, а их жалко. Хоть и неродные. Мои все в поле были. Двое сыновей с невестками, внуки… А этих соседка привела, попросила присмотреть, пока мужу обед отнесёт. Я как увидела, что творится, в охапку их – да в подпол. А он у нас глубокий, муж покойный копал, чтобы сыр в холоде хранить. Закрылись и сидим. Слышим только – крики наверху. День сидели, потом всю ночь – выйти всё боялись. Вот я и думаю сейчас, может, лучше бы я в том подполе осталась? Потерпела бы немного, да и догнала всех своих в Претёмных Садах. Вот если б не эти… малые… так бы и сделала. А жалко… Ничего, что чужие, они ж не виноваты, что живы остались. Нет у меня теперь никого роднее… Умру – что с ними будет?
Лучано увидел, как широкую спину и мощные плечи Вальдерона повело и передёрнуло. Что ж за день такой неудачный? Всё по больному месту. Он покосился на притихшую магессу. Та засыпала стоя, глаза явно слипались. Немудрено после стольких магических подвигов. Как ещё на ногах держится?
– Давайте расседлаем коней, синьор? – тихо предложил он. – Синьорине Айлин нужно отдохнуть, а я бы приготовил еду.
– Да, всё верно, – тяжело сказал бастардо и спросил у старухи: – Где тут можно устроиться на ночлег?
– Да где хотите, – отозвалась та и добавила с чудовищной прямотой: – Только поищите дом, чтобы покойников не было. Вон, к старосте можете заехать, его дом по улице чуть дальше, сразу увидите. Там у калитки двоих порвали, самого старосту да дочку его, но вы ж молодые, сильные, уберёте. Это мне не по силам, а то сами туда ночевать ушли бы.
Лучано услышал, как бастардо скрипнул зубами, а потом очень ровно сказал:
– Я уберу. Фарелли, побудьте с Айлин.
– Ал, – вздохнула магесса, прислоняясь к его плечу. – Я же некромантка. Я покойников столько видела! И в таком состоянии! Подумаешь, два трупа шестидневной давности. И даже не очень тепло было, так что ничего страшного. Пойдём вместе, вы уберёте, а я лошадей подержу.
«Что за девица! – в немом восхищении подумал Лучано. – Неужели у них там все такие? Или это только нам повезло? Ни визгов, ни капризов, держится, как опытный боец. Что бы из неё дальше выросло? Претемнейшая, до чего жалко…»
Вернувшись в сёдла, они проехали дальше по улице и вскоре увидели обещанный дом. Среди прочих он выделялся величиной, да и соломенная крыша казалась попышнее и поновее. Наверное, внутри найдутся и крепкие лавки, и одеяла, и кухонная утварь. Готовить в одном котелке всё-таки поднадоело.
На два тела, изломанными куклами лежащие у забора, он глянул с лёгким спокойным сожалением. Не повезло, что уж говорить. Но если рвать себе сердце из-за каждого чужака, так и с ума сойти недолго.
Бастардо непререкаемым тоном велел магессе побыть с лошадьми, и та, к удивлению Лучано, не стала спорить. Покорно взяла недоуздки и ждала, пока мужчины унесут мертвецов, а потом спешилась и завела кобыл в ворота скотного двора.
Лучано помог Вальдерону оттащить оба трупа подальше, брезгливо потряс в воздухе кистями рук, хотя прикасался только к обутым ногам мертвецов. И не смог не подумать, что стоит теплу вернуться, как деревня превратится в зловонный ад. Ещё и болезни могут вспыхнуть, они любят подобные места.
– Сколько же здесь покойников, – пробормотал о том же бастардо. – Надо бы их похоронить…
И осёкся. Оба понимали, что копать могилу для стольких тел – непосильная задача для двоих. Во всяком случае, очень долгая.
А потом, всё так же не сговариваясь, они посмотрели на дом старосты, молчаливо темнеющий в наступивших сумерках.
Лучано шагнул к деревянному крыльцу и замер, изумлённо чувствуя, как откуда-то изнутри поднялось невыносимое отвращение. Несправедливо и до ужаса глупо! Ведь дом свободен и больше никому не принадлежит, да и они не возьмут ничего! Разве что проспят одну ночь в тепле!
– Ал… Синьор… то есть Лучано…
Подошедшая магесса прятала глаза, а потом тихонько попросила:
– Может, переночуем на сеновале, как и собирались? Я зашла в дом, а он… Вы не подумайте, призраков там больше нет! И никакой нечисти – тоже. Просто он такой чужой… А сеновал – вон он! Там сена полно, и оно сухое…
– Богато жил староста, – с едва различимой ноткой одобрения отозвался бастардо. – Весна уже поздняя, а у него сено ещё целое. И крыши на домах в деревне не разобранные.
Поймал удивлённый взгляд Лучано и пояснил:
– Когда молодой травы долго нет, крестьяне часто разбирают крыши на корм скотине. А здесь хоть и бедно жили, но люди были работящие, сена запасли вдоволь. На сеновале, так на сеновале.
Лучано посмотрел на сеновал и тихо вздохнул. В стенах длинного приземистого сарая даже самый невзыскательный взгляд нашёл бы немало щелей, а крыша казалась не более надёжной, чем, к примеру, бумажная. Лучше бы в палатке ночевали. Там, правда, тесно, зато он уже и забыл, когда мёрз ночами. А стоит представить, какие сквозняки гуляют по этому се-но-валу, как тут же становится зябко! И это если забыть, что солома имеет неприятное свойство колоться и набиваться в одежду. К тому же крысы…
Впрочем, на фоне всего остального, крысы – это уже не стоящие внимания мелочи, если, конечно, синьор Пушок не примет их за дичь и не начнёт гонять по всему се-но-валу с грохотом, сделавшим бы честь любому табуну коней – в точности, как это делают кошки мастера Ларци.