Крылья безумия
Его левая рука взлетала к козырьку черной кепки и тянула его книзу. Козырек, или забрало, похоже, держался на шарнирах. Он опускался на лицо человека подобно маске, оставляя лишь широкую прорезь для глаз. Правая рука выхватывала короткую дубинку, вроде полицейской, которую, очевидно, носили в рукаве или в штанине.
Чучело подвергалось жестокому избиению. Потом тот, кто бил, быстро отбегал в прикрытие. Набег с последующим отходом, делавший опознание невозможным в том случае, если жертва выживет и попытается произвести таковое.
Питер знал, что хитроумная кепка, которую можно в долю секунды превратить в маску, типична для всех тайных группировок. Когда настает момент насильственных действий, нужно во что бы то ни стало избежать опознания. Члены Ку-клукс-клана столетиями носили белые капюшоны. Кепка-бейсболка, которую носят тысячи игроков в гольф, рыболовы и спортсмены всех разновидностей, не привлечет особого внимания в толпе.
Прямо напротив Питера находилась смотровая площадка, возвышавшаяся футов на десять над землей, обнесенная маленькой деревянной оградой. Там, наблюдая за разнообразными проводимыми на плацу учениями, стоял генерал Уидмарк, в серой униформе и черной кепке своей армии. При нем были двое адъютантов, поглощенных разговором.
За исключением нескольких новобранцев в дальнем конце площадки, каждый из присутствующих хорошо владел какой-то разновидностью рукопашного боя. На самом деле подготовка была не военной. Она предназначалась для уличных боев, бунтов и быстрых вылазок небольшими группами. Вы налетаете и отходите, калеча и убивая. У Питера пересохло во рту. Это не была армия наемников. Это были лавочники, коммивояжеры, фермеры, служащие автозаправочных станций и клерки - люди, с которыми имеешь дело каждый день в прилегающей местности, принявшие на веру евангелие насилия, проповедуемое психопатами.
Сколько людей из тех, что резвились на пляжах и в воде по ту сторону озера, знали, что в действительности здесь творилось? Вероятно, они догадывались о чем-то и держались подальше. Такая благоразумная тактика, должно быть, выработалась в результате старательно распускаемых слухов.
Питер внезапно почувствовал острую потребность выбраться отсюда, выбраться в какое-то безопасное место, откуда он мог поведать миру о том, что он увидел. От криков мастеров штыковой атаки у него защемило под ложечкой.
Он отступил чуть назад от занимаемой им за кустами позиции. Он приподнялся и, оставаясь в полусогнутом положении, повернулся, чтобы отправиться обратно вдоль хребта, туда, где оставил "ягуар". И с присвистом выдохнул сквозь зубы.
Вокруг него широким кольцом расположилась дюжина людей из АИА в своей серой униформе, с опущенными черными забралами, закрывавшими лица. Каждый из них держал совершенно открыто короткую, отполированную деревянную дубинку, которая, очевидно, была неотъемлемой частью их снаряжения.
- Долго же ты сюда добирался, - сказал один из них.
Питер не мог сказать наверняка, кто из них говорил.
У него за спиной, внизу, продолжалось обучение приемам штыкового боя, сопровождаемое соответствующими выкриками... пронзительный свист, кровожадный боевой клич, глухой стук, когда штыки вонзались в брезент и набивку.
- Хочешь вначале произнести речь? - спросил приглушенный голос из-за маски. - Ты ведь оратор, да?
Питер встал. В голове его промелькнула мысль, что хотелось бы в последний раз встать и выпрямиться. Ошибиться в оценке шансов было невозможно. Он мог скатиться вниз по склону на учебный плац - где сто других людей взяли бы дело в свои руки и прикончили бы его.
Кольцо медленно сужалось.
Когда-то давно Питер проходил курс подготовки бойца спецназа. Даже не обладая той устойчивостью, которую дают две здоровые ноги, он мог за себя постоять, но не безоружный и не с разницей в силах один к двенадцати. Он молил о том, чтобы один из них попробовал сладить с ним в одиночку, и в то же самое время знал, что так не будет. Их учили использовать перевес в силе, не оставлять никому ни малейшего шанса.
Потом они набросились на него, как свора диких собак, рыча и дубася его своими дубинками. Это был момент невероятного ужаса и боли. В самом начале его пригвоздили к земле, и он почувствовал, как лопаются на мясе бедра ремешки его искусственной ноги, которую безжалостно выворачивали, отрывая от культи ниже колена. Раздался дикий смех, и сквозь кровавое марево он увидел, как нога перебрасывается от человека к человеку, словно у детей, играющих футбольным мячом, украденным у мальчика помладше. Он услышал, как закричал на них, не от боли, а от ярости.
Они могли бы разнести ему череп, как яичную скорлупу, одним хорошим ударом отполированной дубинки, но, казалось, что они не ставят себе такой цели. Истерзание должно было продолжаться медленно и мучительно. Они колотили его по ногам и туловищу. Его одежда была вспорота и сорвана с него. Все, что он мог сделать, это откатиться, прикрывая голову руками. В их смехе потонул рев молодчиков со штыками; их смех и грохот крови у него в ушах, пока он погружался в то, что представлялось беспроглядной, красной смертью.
Часть третья
Глава 1
Он открыл глаза. Было темно.
Он попытался шевельнуться, и ему пришлось сдерживать крик боли.
Он лежал совсем неподвижно, прислушиваясь. Не было ни единого звука, который он бы тот час же узнал, ни одного человеческого звука. Была трескотня сверчков и древесных жаб, гортанное кваканье лягушек со стороны озера и колыхание листьев от слабого, порывистого ветерка.
Он прикоснулся к своему телу и поморщился. Его пиджак, рубашка и майка пропали. Он убрал пальцы, липкие от крови. А потом он вспомнил смех, и его рука поползла вниз по правому бедру, к колену. Пластиковая нога исчезла. Со здоровой ноги пропал ботинок.
Вверху, сквозь кроны деревьев ему был виден кусочек освещенного луной неба, но там, где он лежал, он не видел ничего и в шести дюймах от своего лица. Кто-нибудь другой в положении Питера думал бы о том, как получить помощь, как найти обратную дорогу к своей машине, поехать куда-нибудь за поддержкой и заявить о нападении. Питер думал только об одной вещи - его пропавшей ноге. "Ягуар", если его не угнали, находился примерно в миле от этого места. Миля - это ничто, если только тебе не придется проскакать ее на одной ноге или проползти на четвереньках.