Ненастье

Через минуту майор Щебетовский узнал, что Лихолетов задержан.
Щебетовский отключил рацию и посмотрел на Германа и Таню. Теперь можно было разобраться и с этими. Майор знал их по разработкам оперов. Куделина — дочь тренера из «Юбиля», малолетняя сожительница Лихолетова, дура. Неволин — водитель автобуса «Коминтерна», приятель Лихолетова и сослуживец по Афгану, обычный — как все. Короче, эти двое — никто и ничто.
Они сидели в углу кафе, заполненного бойцами СОБРа. Герман боялся, что его упакуют и он не доведёт Таню до дома: ему казалось, что Таня очень уязвима. Герману было больно за неё; здесь, среди вооружённых мужчин, Таня виделась ему зайчонком среди волков — любой клацнет зубами, и всё.
— Лихолетов арестован, — сообщил Щебетовский Герману и Тане.
— Арестован? — тихо переспросила Таня.
Майор устало присел возле Тани. Он обезглавил «Коминтерн», он решил проблему «афганцев», а потому ощущал себя стратегом, мудрым политиком, великодушным человеком, понимающим чужую слабость. Эти двое не были нужны майору, а снисхождение к ним приносило ещё и моральную победу.
— А вы свободны, молодые люди, — сказал Щебетовский.
— Свободны? — переспросил теперь уже Герман.
— Вам, девушка, я советую прервать отношения с Лихолетовым хотя бы до совершеннолетия, — майору сейчас хотелось быть назидательным. — А вы, Неволин, при встрече передайте Лихолетову, что он должен быть благодарен мне за то, что я забрал его как солдата, а не за растление малолетней.
Щебетовский не удержался от форса: пояснил Неволину, что всё равно одолел бы Лихолетова, так пусть ценят, что это сделано не подло. Но Герман в тот момент думал не про Серёгу, а про Танюшу, которая лишилась Серёги.
Они вышли из «Баграма», щурясь, и торопливо пошагали прочь, а потом Герман вдруг взял Таню за руку, и они вообще побежали. «Юбиль» оставался позади — громадный, громоздкий, окружённый людьми и машинами. Люди галдели и суетились, машины улюлюкали спецсигналами. Многие окна в «Юбиле» были разбиты, из пробоин в стеклянном фасаде курился дым.
А вокруг был город Батуев с его типовыми пятиэтажками и апрельскими тополями. Провода, трамваи, светофоры, легковушки, ларьки и пешеходы. Небо синело высоковольтным электричеством. От недавней зимы оставалось много воды — лужи горели чистыми цветами оголённого спектра. В ручьях растекались отражения окон, карнизов, крыш и облаков, улицы зеркально опрокидывались сами в себя, стены и углы домов улетали в небо, а это небо, трепеща, плыло по тротуарам и водоворотами падало в колодцы ливнёвки.
Герман и Таня бежали по лужам, расплёскивая город, и Таня просто радовалась, что вырвалась из страшной облавы, а Немец впервые с приезда в Батуев осознавал, какое это огромное и почти недостижимое счастье — жить лишь своей маленькой жизнью, недоступной никому, кроме своей женщины.
* * *
Танюша любила Германа, но не ощущала, что её любовь — с оттенком «лучше так, чем никак». Герман всегда был номером вторым: он замещал собою то, что Танюше не дал и не мог дать Серёга. Но Герман не был хуже Лихолетова, просто с Серёгой Таня встретилась ещё девочкой?невестой, у которой всё впереди, а с Германом — уже Вечной Невестой, которая никогда не станет женой. И об этой своей беде она думала больше, чем о Германе.
В пятницу 14 ноября 2008 года Тане не дали доработать до конца смены. В «Гантелю» — в салон «Элегант» — нагрянул милицейский наряд, и опер попросил Куделину срочно поехать с ним, а её недокрашенную и недовольную клиентку с извинениями перепоручили другому мастеру.
Танюшу привезли в горотдел милиции, и здесь, в казённых коридорах, её опять опахнуло холодной тяжестью тех давних свиданий с Серёгой, когда он сидел в СИЗО. Но теперь следователь — капитан Дибич — был приятным и обходительным мужчиной, примерно ровесником. Таня поверила его умным, пушистым глазам и не?милицейской миловидности. Такой человек не будет мучить, не убьёт её чудовищным известием… А капитан допытывался про Германа: о чём говорил в последнее дни, с кем встречался, какие имел планы.
— Он жив? — замирая, спросила Танюша.
— Кто? — весело испугался Дибич. — Неволин? Разумеется, жив!
Таня едва не заплакала от неимоверного облегчения. Жив! Это главное! А остальное как?нибудь наладится. Дибич подал Танюше салфетку.
…Да ничего такого Герман не рассказывал, никаких особенных встреч у него вроде не было… Впрочем, она ведь не следила… Какие изменения у них произошли? Тоже никаких. Всё — житейское, обыденное… Да, год назад Гера ездил в Индию к своему армейскому другу. Загорел там в декабре. Ну и что?.. Да, они продали старую дачу в деревне Ненастье. Но при чём тут это?..
Однако про дачу Дибич выспрашивал очень подробно.
За сколько продали? За семьсот тысяч. Почему вдруг затеяли продажу? Потому что по кооперативу «Ненастье» давно летал панический слух, что деревню будут сносить ради какого?то строительства; Герману позвонил покупатель — и Герман с Таней решили избавляться от дачи, пока не поздно и покупатель даёт хорошие деньги. Когда был звонок от покупателя? Ещё перед поездкой Геры в Индию. После Нового года начали оформлять бумаги, потом пришёл нотариус. Деньги покупатель выплачивал в рассрочку и закончил платежи в августе. Но во всём этом нет никакого преступления!
Однако Дибич продолжал дознание. Как профессионал, он почуял — тут что?то спрятано… Связан ли покупатель с Неволиным или с Куделиными? Нет! — даже слишком пылко заявила Танюша. Снос деревни — правда или вымысел? Этого никто не знает, не только Герман. Где хранятся деньги, полученные за дачу? На сбербанковской карте Танюши. На какие нужды Герман предлагал их потратить? Ни на какие. Дача принадлежит Яр?Санычу, и деньги — тоже Яр?Саныча. Но Гера… Но Гера их уже потратил.
Дибич, торжествуя, напрягся в предвкушении. Вот она — ниточка.
Таня рассказала, что Герман попросил её пока доверить эти деньги ему. Он их вложит в какое?то дело, а к концу года обязательно вернёт Яр?Санычу всё до копейки; есть шанс, что он сумеет немного заработать и для них самих. В какое дело Герман хочет вложить деньги, Танюша не спросила. Ей было всё равно. Она верила Герману безоговорочно. Они вместе уже столько лет, и Герман ни разу её не обидел. И Таня просто отдала ему свою карточку.
— Всё ясно! На эти ваши деньги он и раскрутился, Татьяна Ярославна, — удовлетворённо сказал Дибич. — Такое дело без подготовки не осуществить.
— А какое дело? — наконец, замирая, спросила Танюша у Дибича.
— Герман Неволин ограбил спецфургон с выручкой Шпального рынка, — сообщил Дибич и сделал печально?задумчивое лицо. — Взял огромный куш. Наверняка он подготовил себе пути отхода и обеспечил легализацию после операции. Видимо, он оплатил себе новую личность и новую безопасную жизнь. На это и ушли деньги с продажи вашей дачи. Он и вас тоже обокрал, Татьяна Ярославна. Вы доверились преступнику. Простите, что огорчаю.
Из горотдела Танюшу привезли в общагу. Оперативники провели обыск. Никто при этом не злобствовал и не зверствовал. Все понимали, что ничего особенного в комнатушке шофёра и парикмахерши не найти; улики, которые прольют свет на загадочное преступление, — из детективов. Оперативники старались действовать аккуратно, вещи перекладывали осторожно, ничего не мяли, не рвали и не кидали на пол. Понятые — парни из соседних комнат — курили и посмеивались. Девчонки по очереди утешали Танюшу.
Опера доделали своё дело уже поздно вечером; они сунули Танюше и понятым на подпись протоколы обыска, извинились и ушли. Зоя Татаренко, приятельница Танюши, заперла разорённую комнату и увела Таню ночевать к себе — муж у Зойки сегодня работал во вторую смену. Она налила Танюше стакан портвейна, и Танюша сразу опьянела, легла на чужую койку и уснула.
В субботу Танюша не пошла в свой салон. Она закрылась у себя в комнате и наводила порядок после обыска. Она собирала в стопку рубашки Германа, развешивала на плечиках его брюки и пиджак, укладывала в ящик его носки, трусы, майки, и вдруг не выдержала, зарылась лицом в эти вещи и зарыдала, запихивая бельё себе в рот. Пустота на месте Германа, чудовищное зияние выворачивали ей душу. Ей казалось, что Германа казнили, посадили в тюрьму на всю жизнь, угнали на войну погибать.