Эмма Дженкинс
«Не случилось». На самом деле для тревоги были все основания. Это только в старинных романах благородные юноши и прекрасные девы, обнаружив у себя внезапно проснувшийся дар, становились великими магами, свободно совершали чудеса, жили долго и счастливо и в финале уезжали в закат на прекрасном единороге. В реальности же ничего хорошего такие новости не предвещали. Любого мало-мальски одаренного магической силой человека сразу ставили на учет в отделе Магического Контроля. За сокрытие таких способностей приговаривали к выжиганию дара или даже к смертной казни.
Дар чаще всего проявлялся в юном возрасте, и служащие Магконтроля раз в год вызывали на обязательную медкомиссию школьников и воспитанников интернатов и приютов. Очень удобно: и здоровье можно проверить, и новые дарования зафиксировать. И уж если выявлен у ученика дар, то тут два варианта: если он совсем мал (меньше двух единиц), то ученика не трогают, только осмотры он должен проходить чаще, чтобы все видели: уровень не растет. Но если дар значительный, то его обладателя переводят в особое заведение – школу-распределитель Магресурса, где развивают и исследуют возможности дарования и решают, что с ним делать.
Более способных и сильных направляют в академии и университеты, а потом на службу на благо государства. Отказ не принимается, понятное дело. Тех, кто послабее, отпускают на вольные хлеба, взяв согласие содействовать государству с помощью своего дара, если возникнет необходимость. А среди простых людей ходили страшные истории о том, как из распределителя неизвестно куда пропадают юные маги, которым не посчастливилось привлечь к себе особое внимание Магконтроля. И о том, что дети возвращаются из этих распределителей сами на себя не похожими. Неудивительно, что в эту школу не рвется никто, кроме сирот и бедняков, для которых это шанс выбиться в люди. А вот если есть достаток и планы на жизнь, внезапное открытие способностей только мешает. У меня есть и первое, и второе.
– Слушай, – Лиз снова спасла меня от моих мрачных мыслей, – если твой дар уже стабилен и не будет больше расти, ты только в плюсе. Ну будешь пару раз в год комиссию проходить, невелика печаль. Зато какие возможности открываются! Знать бы еще, какая именно у тебя способность. Ты ее совсем не чувствуешь?
– Совсем, – я покачала головой.
– Вот бы целительство или эмпатия… Иллюзии тоже неплохо, тут есть где развернуться. Как бы проверить?
– Джейн еще болеет, – вдруг пришло мне в голову. – Можно ее навестить.
– Отлично! – Лиззи с готовностью вскочила с кресла, словно игрушка на пружинке.
Снова идти в лечебницу совсем не хотелось. Но любопытство не давало сидеть на месте, да и делать пока было нечего. По пути мы успели шепнуть Терезе, что идем навестить Джейн, чтобы остальные знали, где нас искать.
В лечебнице нас встретила мэм Чейни – дежурная медсестра, похожая на строгую, но добросердечную бабушку.
– Подружке вашей уже получше. Еще денек-другой полежит и вернется к вам, – рассказала она, провожая нас к кровати Джейн. Та полулежала на подушках и читала книгу.
– Лиззи? Эмма? – удивилась она и, убедившись, что медсестра прикрыла за собой дверь, прошептала: – Я думала, вы уже на пикнике.
– Тут такое дело, – присаживаясь на стул рядом с кроватью, начала Лиззи, – пикник отменяется. У нас новости поважнее. У Эммы открылся дар. Только пока не ясно, пока не ясно. Даже ось нельзя определить.
– Вы меня не разыгрываете? – Джейн смотрела во все глаза.
– Точно говорю.
– Эмма?
Я кивнула.
– И мы тут подумали… может, Эмма попробует тебя исцелить?
– Ну-у, – неуверенно протянула подруга, – а если у Эммы магия смерти?
– Она тихонечко.
– Ладно, – отложила книгу Джейн, – пробуй, но на следующую вылазку вы берете меня с собой.
Она смиренно вытянулась в кровати и прошептала «готова». Я подошла к Джейн и повторила действия нашего семейного целителя в Эрквуде: возложила левую руку на лоб, а правую на сердце и представила, как из моих рук течет целительная сила.
– Апчхи! Апчхи!
От неожиданности я отпрянула.
Вдребезги разбилась опрокинутая мною чашка.
– М-да, – хмыкнула Лиззи и принялась деловито собирать осколки. А я расспрашивала свою подопытную:
– Как ты? Чувствуешь что-нибудь?
– Нет, ничего. Даже не вспотела, – развела руками Джейн. – Эмма, а ты сама ощущаешь в себе изменения? Может, ты вдруг полюбила растения, начала ухаживать за ними или возиться с животными?
Я отрицательно покачала головой.
– Тогда ты точно не маг жизни. И не огневик: ты не буйная совсем.
– Давайте рассуждать логически, – присоединилась к нам Лиззи, – кто еще остался? Эмпаты умеют всем нравиться, – тут я поймала на себе два критических взгляда, – маги земли питают слабость к металлам и камням и копят все, что считают полезным, – мне сразу вспомнилась весенняя уборка, когда я хотела избавиться от львиной доли ненужных вещей, и сестра, снова рассовывающая «такие красивые платьица» по шкафам. – Огневики вспыльчивы. Воздушники легкомысленны и не любят сидеть на месте. Водники?
– Водники чувственны и меланхоличны, – жеманно изрекла Джейн, прижав к груди дамский роман, который вытащила из-под подушки.
– Ну, не знаю, как насчет чувственности, – заметила я, – но мист Ворт, владелец рыбных лавок в Брэдфорде, водник. И он вполне бодр и весел.
– А еще лыс, толст, невысок, и у него такие премиленькие рыжие усы щеточками. Можешь представлять его, когда читаешь свою книжку.
– Фу, – надулась было Джейн, но не удержалась и захохотала вместе с нами.
– В общем, Эмма, я думаю, ты или маг воздуха, или воды, или…
– Менталист, – закончила Лиз. – Про этих вообще ничего нельзя сказать наверняка.
Мы болтали, пока в коридоре не раздались тяжелые шаги. Дверь открылась, явив нам мэтрисс Шульц во всем ее великолепии.
– Девочки, – едва заметный кивок то ли в качестве приветствия, то ли в подтверждение своих догадок, – мисси Дженкинс, вас ждут в кабинете доктора Алистера.
Мне оставалось только встать и проследовать за нашей директрисой навстречу своему туманному будущему.
* * *Ночь выдалась пленительной и идеально романтической. Во всяком случае, в романах, которые давала мне почитать Джейн, что-то такое упоминалось: «Воздух замер, окутывая теплой прозрачной вуалью». И аромат сирени тоже «пронизывал» и «окутывал». И соловьиные трели тоже присутствовали. И все это ужасно мешало спать. Я вертелась с боку на бок, то скидывала одеяло, то натягивала его по самые уши. Из головы не шли события прошедшего дня. Я снова оказывалась в кабинете доктора Алистера, снова сидела на жесткой кушетке, док смотрел на меня с едва заметным беспокойством, а магсестра неспешно пролистывала мою карту. Снова я слышала жалобный скрип кресла после того, как мэтрисс Шульц царственно расположилась в нем, предварительно закрыв дверь кабинета.
– Итак, мисси Дженкинс, думаю, вы уже поняли, что у вас открылся дар, – начала Грымза. Дождавшись моего кивка, она продолжила. – Пока мы не знаем его направления, но можем зафиксировать его уровень – полторы единицы. Нужно понять, что его спровоцировало. Подумайте и расскажите, какие изменения произошли с вами за этот год, физические и эмоциональные: болезни, потрясения, несчастные случаи?
И она принялась сверлить меня взглядом.
Потрясение в моей жизни было, но давнее и всего одно: гибель родителей. А этот год спокойный и счастливый. Травм и болезней, кроме легкой простуды зимой, не могла припомнить, а вот с физическими изменениями… Я покраснела и пробормотала:
– У меня начался женский цикл…
Однако ответ, как ни странно, вполне устроил магсестру.
– Да, это могло спровоцировать процесс, – кивнула она, немного подумав. – Какие-нибудь изменения в привычках, увлечениях, характере?
Глаза-колючки снова впились в меня.
– Нет.
– Мэтрисс? – теперь вопрос относился к директрисе.
– Нет, Эдна. Ты знаешь, как серьезно я отношусь к своей работе, – внушительный голос мэтрисс Шульц, казалось, заполнял пространство кабинета. – Я бы сразу увидела, если бы что-то было не так. Я же не упустила тебя в свое время. У Эммы нет никаких внешних признаков. Это я могу гарантировать. Она все так же старательна, вдумчива, спокойна, озорничает не больше, чем положено девице в ее возрасте. Тем удивительнее наличие у нее дара. Какой, говоришь, у нее уровень?