Сделай это

Выходя, он громко хлопнул дверью, и я слышала у себя в голове эхо снова и снова. Я такая глупая. Это было ТАК глупо. Я практически забыла, что Кейд стоял рядом, пока он не произнес:
— Вот дерьмо, Блисс. Он и есть тот парень?
Я могла бы отрицать это. Могла бы придумать целую историю. Могла убежать. Но я чувствовала себя настолько опустошенной, чтобы сдвинуться с места. Я опустилась на колени, обхватив себя руками за талию, будто это как-то могло помочь мне удержать себя в руках, будто, если я буду держать себя крепко, то боль не проникнет внутрь.
Но она прошла.
И все пустоты внутри меня внезапно заполнились словами, о которых я сожалела, стыдом, который я ощущала, и отсутствием Гаррика. Я больше ничего не могла поделать, только плакать.
Слезы вырывались из меня медленно и спокойно, поднимаясь как поток, смывая все, что я так полюбила в нашем времени, что мы провели вместе.
Моего плеча коснулась рука, и я в надежде резко развернулась.
Это был Кейд.
Медленно и неуверенно он опустился на колени рядом со мной и обхватил меня руками. Какое-то мгновение я колебалась, зная, как трудно, должно быть, это было для него, зная, что он как всегда был слишком хорош для меня.
Но потом я больше не смогла сопротивляться. Я уже повела себя эгоистично, так что страшного произойдет?
Я зарылась в его руки и отпустила себя. Это был самый ужасный плач из всех ужасных плачей, но мне было все равно. Потому что моя способность разрушать все хорошее не знала границ.
— Все хорошо, — говорил мне Кейд. — Все не так плохо.
— Не так плохо? — я потерла глаза, и мои руки тут же измазались черным. — Может быть, по сравнению с Холокостом. Но с тем, как происходят расставания, все очень плохо.
Он напрягся.
— Так вы были вместе? Действительно вместе?
— Формально пару недель, пока я все не испортила.
Боже, неудивительно, что я до сих пор девственница. Должно быть, в прошлой жизни я разбила все зеркала в мире.
Но вопреки всему, я действительно нравилась Гаррику. Несмотря на то, что я сбежала от него во время секса, придумав ужасное оправдание. Несмотря на то, что я до сих пор не спала с ним. Несмотря на то, как чертовски кошмарно неуклюжей я была. Я ему нравилась. Я снова всхлипнула, потому что это было нечестно.
— Он тебе сильно нравится, да?
Задыхаясь, я кивнула.
— Да. Я знаю, что это безумие. Знаю, что глупо. Но, но... мы познакомились еще до того, как он стал нашим преподавателем, и я просто не смогла это остановить. Я пыталась. Мы пытались. Думаю, мне придется это сделать сейчас.
Кейд раскачивал меня из стороны в сторону, и хотя это было здорово, это заставило меня почувствовать себя молодой и неопытной. Непрофессиональной, как сказал Гаррик.
— Он простит тебя, — сказал Кейд. — Я бы так и сделал.
Я хотела спросить, значит ли это, что Кейд уже простил меня, но слишком боялась. Поэтому я оставалась в его объятиях, плача и успокаиваясь, на тот случай, если это была всего лишь временная передышка, если это все, что я получу.
К тому времени, когда мы покинули студию, репетиция закончилась, и все остальные уже ушли. Кейд проводил меня до моей машины, и я начала надеяться... что, может быть, у нас все наладилось. Он не поцеловал меня в щеку, как делал это раньше. А положил руку мне на плечо. И хотя все было по-другому, мне было этого достаточно.
— Все будет хорошо, — сказал он. И у меня появилась надежда, что он говорил обо всем... о нас, о Гаррике, о жизни. Мне нужно было, чтобы все было хорошо.
  
 22 
 
Добравшись до дома, я подумала о том, чтобы пойти к нему, но, по правде говоря, я боялась. И было настолько проще просто чувствовать жалость к себе. У меня в морозилке как раз для таких случаев было припасено ведерко печенья с кусочками шоколада, покрытого мороженым. Было бы здорово поделиться им с Келси, но я не могла позволить себе разделить свою тайну с кем-то еще, и я была не настолько эгоистична, чтобы Кейд стал еще и свидетелем моих поминок. Он обещал, что никому не скажет, и я ему поверила.
Я сидела на одном конце своего дивана, глядя на Гамлета, разлегшуюся на другом. Интересно, она могла бы меня утешить? Только однажды в другой грустный момент она была мила со мной, поэтому, может, у меня был шанс. Я потянулась к ней, но в ответ получила не только ее обычный рык, но и шипение.
Она явно была на стороне Гаррика.
Я в тысячный раз, а может, и в тысячу первый, думала пойти к нему. Но мне нужно признать, что с самого начала он был не моего круга. В конце концов, он устал бы от меня, как только запретный фактор был бы преодолен. И я даже не могу предположить, что могло произойти, если бы нас застукали. Несмотря на то, что даже от одной мысли по мне пробегала волна адреналина, как тогда в компьютерном классе, когда он целовал меня, и нас кто-то мог увидеть. Может, я наоборот помогаю себе тем, что теперь разрываю все отношения. Конечно, уже сейчас это ужасно в миллиарды раз, но позже будет гораздо хуже.
В своей темной, тихой квартире в затуманенной мороженым голове я могла бы признаться, что влюбилась в него. Наши ох-какие-короткие отношения были похожи на день, проведенный на солнце, после того, как ты всю жизнь провел под землей (в этой истории мое «я» выступало в качестве человека-крота). Может быть, это все, на что мы можем рассчитывать в таких отношениях — вспышки солнечного света. Может, эта вспышка была слишком яркой, чтобы сохраниться в течение продолжительного периода времени. Может, мне следует быть благодарной.
Но я не чувствовала себя благодарной. А чувствовала себя несчастной (и объевшейся мороженым).
В среду мы снова сидели в компьютерном классе, и он ни разу не подошел к моему месту ближе, чем на три фута. На репетиции, вечером, он сидел на верхнем ряду, делая какие-то заметки, и не проронил ни слова.
В четверг и пятницу было то же самое. Хотя игра на репетициях и улучшилась, когда Кейд и я все уладили (вроде как). Мы не стали снова такими уж друзьями. Я не видела нас в ближайшем будущем, гуляющих в одиночку, но мы могли разговаривать без каких-либо крупных стихийных бедствий, и в наших головах достаточно прояснилось, чтобы можно было сосредоточиться на игре.
В выходные я вернулась в свое состояние человека-крота, не выходя из квартиры, принимая душ только тогда, когда это было действительно необходимо.
В любые другие выходные Келси вытащила бы меня куда-нибудь, но она все еще немного злилась на меня за мое поведение в клубе. Поэтому я была абсолютно одна.
У меня никого не было, кроме Гамлета. Которая ненавидела меня огнем тысячи солнц.
Целую неделю я провела в состоянии одиночества, пока не набралась мужества как-то решить этот вопрос.
Я решила заглянуть к нему в то время, когда он находился в кабинете, слишком боясь оказаться с ним лицом к лицу дома или после занятий. Когда я дошла до двери, он разговаривал по телефону.
— Я знаю. — Он улыбался и кивал головой. — Знаю. Я окажусь дома, ты не успеешь оглянуться. Что такое еще каких-то три месяца?
Я застыла. Прижалась к стене за его дверью, и мои легкие, казалось, опустели, независимо от того, сколько раз я вздохнула.
— Это? Нет, с этим я покончил. На самом деле, не нужно было и начинать... просто слишком много трудностей.
Внутри меня что-то рушилось, то, что уже было хрупким и слабым, но теперь ломалось и ломалось.
— Я должен был знать лучше. Я знаю, но теперь все кончено, и, знаешь, меня это больше не волнует. Да, да. Я найду другое место для работы. Это того не стоит.
Того не стоит?
Думаю, до этого момента я все еще надеялась, хотя и пыталась отговорить себя.
Надежда... это такая хрень.
Я не буду плакать. Он с этим покончил. И мне тоже нужно было так сделать. И нужно было убедиться, что он знает об этом. Если он думал уехать, чтобы держаться от меня подальше, то мне придется это исправить. Я не буду причиной его отъезда.