Трофей для братьев (СИ)
— Мммм! — попыталась с размаху ударить викинга Мия, но тот перехватил её кулак и накрыл своей могучей рукой, не давая и пошевелиться.
— Отдыхай и набирайся сил, они тебе понадобятся. С наступлением утра нас ждёт завтрак в медовом зале. Особый завтрак, я бы даже сказал — незабываемый! — громкий хохот ярла эхом отразился от стен, и потрясённая Мия, совершенно испуганная и запутанная, уткнулась лицом в подушку и принялась беззвучно рыдать.
* * * * *
Эта ночь стала для обоих бессонной.
Пока вернувшийся на свой трон в медовом зале Сигурд поднимал очередной тост за храбрых воинов и грядущие завоевания, выпивая неслыханное количество пива, которое, казалось бы, неспособно было даже вместить в себя человеческое тело, Мия...
Мия до первых петухов оплакивала своё прошлое, настоящее и кажущееся ещё более беспросветным и мрачным будущее. Подушка её промолкла от слёз до последней нитки, прелестное личико опухло и покраснело, но ей плевать было, в каком виде она предстанет перед этим тираном и варваром во время утренней трапезы уже через пару часов.
Трапезы, от итогов которой будут зависеть жизни невинных людей, которые чудовищо цинично вложило в её хрупкие руки.
За окном бушевала метель, и в первый день морозного месяца (5) суровый Хордагард укрывало снежное кружево, а сугробы росли прямо на глазах. На земле разбойников и зверобоев полноценно вступала в свои права зимняя стужа.
Примечания от автора:
1) хирд (от сканд. hirð) — боевая дружина в Скандинавии эпохи викингов. Хирд подчинялся конунгу, ярлу или херсиру. Как правило, дружинники-хирдманны полностью повиновались вождю, представляя собой подобие семьи.
2) хаврёг (от сканд. havrog) — падающий ветер (шквал) во внутренних фиордах Норвегии, а также вызываемое им парение моря и морская дымка при фенах.
3) тевяк (от сканд. dǣvok) — длинномордый (он же серый) тюлень.
4) Мерсия — одно из семи королевств раннесредневековой Англии. В X веке почти все из них были захвачены и подчинены викингам.
5) Морозный месяц (от сканд. frermаnuðr ) — название конца ноября-начала декабря у обитателей Скандинавии и Исландии.
Глава VI: Шипы и Розы ᚦ
ГЛАВА VI: ШИПЫ И РОЗЫ ᚦ
ᚦ biþ þearle scearp þegna gehwilcum
onfeng is yfel ungemetum réþe
manna gehwilcum þe him mid reste.
Шип жестоко остр к каждому
схватившемуся — он зло, безмерно суров
к человеку любому, что на нём отдыхает.
По холодному полу резиденции Сигурда Мия ступала ватными ногами — каждый их шаг приближал придуманное для неё жестоким правителем наказание. Единственным условием, о котором ярл обмолвился, стало следующее: не покидать своего места до конца трапезы и молчать, не издавать ни единого звука.
Что же он задумал? Будет стегать несчастных служанок хлыстами и розгами? Истязать иным способом? Или...
Вопреки жутким предсказаниям испуганной рабыни, внутри медового зала всё было слишком... обычно? Работницы уже застелили стол плотной красной скатертью с золотой бахромой, и пока одна из девушек расставляла по нему деревянную посуду, остальные поместили перед занявшей место на скамье Мией плошку с водой для мытья рук и несколько стеблей дикой мелиссы, что помогут освежить дыхание.
В чём же был подвох?
Потянувшись к чаше с водой и опустив туда ладони, Мия случайно коснулась своей ногой чего-то твёрдого. Сначала невольница решила, что это — ножка массивного стола, однако едва ли часть предмета интерьера могла дышать; под столом кто-то был! Нет, это был человеческий локоть.
Титанических усилий Мие стоило не вскрикнуть от неожиданности и сохранить молчание — она помнила о том, чем грозил любой изданный ей звук для жизней прислужниц.
Её лодыжку опять обдало чьим-тоо горячим дыханием, а мозолистая и грубая рука бесцеремонно подняла подол сарафана, а затем и нижней юбки. Устроившийся между её ног, прямо под столешницей и платьем, там оказался ярл.
Мужчина хищно облизнулся, готовя свою изощрённую месть, и мягким, но уверенным движением развёл в стороны колена Мии и скользнул своей головой ближе к женскому естеству невольницы.
Своды её пещеры были в каких-то нескольких дюймах от его лица. Викинг сначала любуется входом в грот, что кажется блестящим от влаги и будто натёртым воском, прежде чем наклоняется ещё ближе и вдыхает пьянящий запах женщины.
Аромат Мии заполняет его ноздри и будоражит кровь, и теперь ярл делает то единственное, что должен был сделать: легко касается алого, похожего на кружево лепестков розы, пространства между ног пленницы кончиком языка.
Похожий на тлетворного червя, на искусившего Еву в райском саду змея язык продолжает своё путешествие и скользит сквозь створки девичьей плоти и оказывается внутри сокрытого от взора остальных потайного места. Губы и бороду ярла орошает медвяный, слегка мутный нектар — он так и знал, что не оставит наглую девчонку равнодушной!
Тем временем ничего не подозревающие служанки продолжают помогать гостье с завтраком. Щедро намазав на ломти ячменного хлеба сливочное масло, одна из девушек протягивает угощение Мие, предлагая ей начать трапезу именно с этого бесхитростного, но сытного блюда.
Поблагодарив помощницу кивком, невольница берёт хлеб в руку. В этот момент её телом содрогается от удовольствия, а тонкие пальцы сжимаются, пронзая ногтями и светло-жёлтое густое масло, и тёплый, бархатный на ощупь мякиш.
Во что-то тёплое и мягкое сейчас было погружено и лицо Сигурда. Припав к её женской плоти, словно погибающий от жажды в пустыне путник к колодцу, он неистово целует её там и изучает своими губами каждую волну, каждую складку, каждую впадинку, не оставляя ни одного миллиметра без своего внимания.
Спина Мии изгибается дугой, а превратившийся в раздавленный комок хлеб бесшумно падает на пол. Викинг продолжает дразнить её, однако от невинных поцелуев переходит к более решительным действиям: он проводит по алому бутону ненасытным языком сначала вниз, а затем вверх, снова и снова повторяя эти простые и старые как мир, но эффективные движения.
Ошарашенная прислужница бросает удивлённый взгляд на зажмурившуюся гостью и убирает обронённый хлеб, пока вторая ставит с подноса тёплую овсяную кашу на молоке, достаточно жидкую, чтобы её можно было выпить из плошки без помощи ложки.
"Трапеза... условием было продержаться до конца трапезы, значит, я не могу просто сидеть и терпеть", — проносится в голове Мии, прежде чем она снова теряет рассудок от пылающего там, внизу, сладострастия. — "Придётся... есть".
Девушка осторожно берёт деревянную глубокую тарелку в свои дрожащие руки и касается губами тёплой каши — одновременно с этим всасывает чувствительную горошинку над её сводами и хозяин Хордаланна. На долю секунды она ощущает дискомфорт, но он тут же сменяется ни с чем не сравнимыми чувствами от вакуума и горячей тесноты во рту норвежца.
Боясь выронить и тарелку, она торопливо ставит её перед собой, но поздно: в сладострастном импульсе её рука на секунду теряет контроль, и светло-серая густая овсянка начинает стекать вниз, по её подбородку, шее и груди вниз, несколько капель каши падает и на спину ярлу.
"Ещё немного — и проиграешь," — ухмыляется мужчина и, сделав глубокий вдох, с удвоенным рвением начинает массировать самую интимную часть тела девушки своим языком, полируя её до блеска сочащейся влаги.
Такого себе Мия не представляла: она всё ещё помнила ощущения от пальцев обоих братьев внутри себя, но язык, одновременно напористый и мягкий, умелый и гибкий, превосходил руки и дарил совершенно иной уровень удовольствия!
Жадно ловя воздух губами, пленница выхватывает из рук служанки очередной кусок хлеба и целиком засовывает ломоть себе в рот: он, вставленный на манер кляпа, становится единственным спасением для ничего не подозревающих работниц.
Иначе от полного вожделения громкого стона Мии содрогнулись бы стены не только медового зала, но и каждой лачуги в Хордагарде!