Варрэн-Лин: Искра Стаи (СИ)

— Когда живешь дома и не видишь другой жизни, то кажется, что и большего желать не надо. Но когда узнаешь, что можно жить по другому, иметь все это, — Шторос неопределенно обвел рукой вокруг. — Мне будет много чего не хватать.
Динка прерывисто вздохнула, радуясь, что хоть кто-то ее понимает. Ей тоже будет многого не хватать. Например, прикосновения его губ к губам, жара его кожи под кончиками пальцев…
Динка снова тряхнула головой и отвернулась. Снова ее мысли несет не туда, куда следует.
— А ты хотела бы вернуться к прошлой жизни, после всего, что произошло? — спросил вдруг Шторос.
— Может быть и хотела бы, но только вместе с вами. Без вас — точно нет, — уверенно ответила Динка.
— Так может вернемся в твою деревню? — насмешливо предложил Шторос. — Отстроим избу, поселимся там впятером. Мы будем пахать и сеять, по вечерам напиваться до зеленых чертей, как твой брат. А ты будешь хозяйством заниматься, да детей рожать, как все деревенские бабы.
— С чего ты взял, что мой брат напивался до зеленых чертей? — обиженно надулась Динка. Брат действительно напивался, но об этом Динка варрэнам не рассказывала. И было немного досадно, что Шторос отзывается о нем так пренебрежительно.
— Мы достаточно бродили по деревням и селам, чтобы составить себе впечатление о жизни людей, — фыркнул Шторос. — Не думаю, что семья, в которой ты выросла, была исключением.
— Чем же ваша жизнь лучше? — вспылила Динка. — Спите в пещере, бегаете голышом, жрете сырое мясо. Пользоваться оружием, одеждой, даже читать и писать вы научились здесь!
— А ты и читать за всю жизнь не научилась, — поддел Шторос. — Так и не научишься теперь. Было бы чем хвалиться!
Динка злилась, сжимая и разжимая кулаки, но возразить было нечего. Иногда она жалела, что не настолько остроумна, чтобы осадить злого на язык Штороса. Она, скрипя зубами от обиды, заскочила в пещеру, жалея, что тут нет дверей и нечем громко хлопнуть, чтобы обозначить свое негодование.
Уже рухнув на шкуру, она подумала о том, что возможно Шторос специально избавился от нее, чтобы не мозолила ему глаза и нюх. Но возвращаться и махать кулаками было уже поздно. Время тянулось и тянулось. Хотелось уснуть, но сон не шел. И Динка лежала, бездумно перебирая пальцами длинную шерсть шкуры и пытаясь представить каково это будет, когда все тело будет покрыто шерстью.
Мужчины прокрались в пещеру тихо и, не ужиная, улеглись спать вокруг костра поодаль от нее. Соблазн подползти к костру и лечь между ними был велик, но Динка, сжав зубы, отвернулась к журчащему ручейку.
Она за всю ночь так и не смогла сомкнуть глаз. Запахи мужчин наполняли пещеру. Она чувствовала их близость и тело мучительно сгорало в нереализованном желании, а разум пленили откровенные фантазии. Она попыталась припомнить было ли с ней раньше что-то подобное. До встречи с варрэнами — точно нет. А вот потом. После того, как она освободила их из тюрьмы. Но тогда не было мыслей сдерживать свои желания. Она наслаждалась их любовью и… Закономерно забеременела.
Потом подобное же состояние с раздражительностью и неконтролируемым влечением было сразу после выкидыша. Словно организм пытался заменить несостоявшуюся беременность, на новую. Тогда было также тяжело, но справиться помогал страх мужчин перед ухудшением ее здоровья. Они тогда приняли на себя весь удар ее нереализованного влечения. А сейчас они не собираются этому сопротивляться. Потому что с их точки зрения это правильно и нормально. «Всем было бы легче, если бы ты перестала забивать голову глупостями и просто доверилась своей природе», — сказал Шторос и в этих простых словах он выразил их общее отношение к проблеме, которая была лишь в голове Динки.
«Лишь в моей голове», — попыталась она себя убедить, но разум вновь завопил в ужасе, вытаскивая воспоминания об окровавленных бедрах и луже крови на полу. Нет, не сейчас. Может, когда-нибудь потом. В том мире. В другом обличие. Там будет проще забыть о маленькой жизни, которая оборвалась, не успев начаться, по ее, Динкиной, вине.
 
С рассветом мужчины, также крадучись, покинули пещеру. И дышать сразу стало легче. Тело расслабилось, и Динке удалось забыться тревожным сном.
Проснулась она в блаженной неге и тепле. Шкура была не только под ней, но и вокруг нее. Не открывая глаз, Динка наслаждалась ее тяжестью, мягкостью, животным запахом смешанным с едва уловимым запахом Штороса. Это он укрыл ее второй шкурой, пока она спала. Это для нее он все дни сидел перед пещерой и скоблил эти шкуры. Чтобы она не спала на голом полу, чтобы ей было во что укутаться холодной ночью.
А Дайм каждый день носил горных козлов. Хотя они и не нуждались в таком количестве мяса. Зато теперь у Динки есть шкуры, чтобы укрываться. Дайм коптил тонкие полоски мяса над костром, чтобы оно не портилось. В пещере появился месячный запас еды. А еще утром около ее лежанки лежал новый резной гребень из рога горного козла. Хоегард преодолевал опасный спуск к лесу, чтобы найти для нее корнеплоды. Потому что она не привыкла питаться одним мясом, ее уже тошнило от жареного мяса, и он это знал. А Тирсвад набрал для нее целую сумку розовых кисловатых ягод. Ползал по склону собирая ягодку за ягодкой, чтобы ее порадовать. А когда она отказалась их есть, то сварил компот и оставил котелок рядом с ее лежанкой.
Да, они не такие, как принцы из сказок, которые им с Ладой читал Хоегард на «Элегии». Они не клянутся в вечной любви, не сочиняют про нее стихов и не называют в честь нее свое оружие. Но от той незаметной заботы, которой они ее окружали, несмотря на ее глупость, ее скандалы и агрессию, на глаза наворачивались слезы. Никогда Динка не могла бы подумать, что кто-то будет ее так любить и оберегать.
Чувствуя себя вполне сносно, она перелезла через порог пещеры и вышла на яркое утреннее солнце.
— Выспалась? — голос Штороса с низкими урчащими интонациями прошелся по ее телу огнем влечения. Динка даже пошатнулась и ухватилась за стену от накрывших ее ощущений. Одежда немилосердно сдавила тело и между ног мгновенно стало влажно и тесно, а низ живота запульсировал жадной сосущей пустотой.
— Нет, — хрипло отозвалась Динка. — Но за шкуру спасибо. Под ней очень… уютно.
Слова давались с трудом. Горло пересохло и распухший язык едва шевелился во рту.
— Ты не ела уже три дня, — заметил Шторос, внимательно глядя на Динку.
Она посмотреть на него не могла. Потому что солнце слепило глаза, привыкшие к темноте. Потому что свет играл в его огненных прядях. Потому что смотреть на него и не прикоснуться, не сжать пальцами сильные плечи, не прижаться губами к пухлым мягко-очерченным губам было невыносимо.
— Эй, козочка, ты в порядке? — словно сквозь туман снова донесся его голос.
— Не в порядке, — резко отозвалась Динка и, приоткрыв глаза, вдруг обнаружила его стоящим перед ней. Он вытирал руки замызганной тряпицей и с легкой тревогой вглядывался в ее лицо.
Динка держалась из последних сил, чтобы не упасть ему на грудь и не забыться в его объятиях. Но он легким движением прикоснувшись к ее подбородку указательным пальцем сломал всю ее тщательно выстроенную оборону.
— Шторос, — выдохнула Динка, прижимаясь к нему. — Сделай что-нибудь. Я не могу больше.
— Конечно, козочка, я сделаю все что ты захочешь, — нежно проворковал он, поглаживая ее по спине и своими прикосновениями вызывая целый шквал чувственного удовольствия. — Вопрос лишь в том чего ты хочешь от меня сейчас. Ты уже поменяла свое мнение относительно своего нелепого воздержания?
— Нет, не поменяла, — прошептала Динка, плотнее прижимаясь к его телу и жадно вдыхая запах его кожи. — Но ты ведь можешь сделать так, чтобы беременность не наступила. Взять меня другим способом.
— Я могу не сдержаться, — предупредил он ровным голосом, но Динка уже ощущала болезненную твердость его члена сквозь одежду и дрожь возбуждения, пробегающую по его мышцам.
— Я хочу тебя, — шепнула она.
Шторос не стал больше тратить время на пустые разговоры, а подхватил ее на руки, внес в пещеру и опустил на шкуры. Динка тут же обвила его руками и ногами, притягивая к себе. Но он высвободился и отошел от нее на два шага. Динка смотрела, что он делает затуманенными от страсти глазами. Сдержаться и не броситься на него прямо сейчас давала мысль о том, что он уже согласился.