Отпусти - это всего лишь слово (СИ)
Мы поднялись вместе, Санька придержал передо мной дверь.
Да, он был прав, в училище нам не стоило видеться, потому что, когда я входил, не забыв наградить его красноречивым досадливым взглядом, он воспользовался заминкой и прижался ко мне, жарко, страстно, всего на секунду, обдав меня собой и заставив член в штанах зареветь и забиться в глухой истерике. Я развернулся, а Санька с непричастной мордой ангела блядь, убью нахер, затрахаю посмотрел недоуменно, чуть изумлённо так.
- Чего встал, Никит? - доброжелательный вопрос. Вот же сцуко. И как с этим бороться, спрашивается. Не знаю, заметили ли парни, что между нами проскальзывает искра... Ога, короткое такое замыкание с электрической дугой на 7 тысяч киловольт. Но напряга не возникло.
Мы шумно веселились в фойе, собравшись компанией старых хороших друзей, которым есть что вспомнить, и о чём поговорить. Мимо спешили одноклассники, знакомые кивали, останавливались на секунду. Охранник, спускающийся на вахту, поздоровался с Саном за руку, дежурная выглянула из комнаты наблюдения, сообщив, что чай готов. Взгляды, привычно неодобрительно минуя Сашку и его гоп-стоп, с недоумением сходились на мне, не понимая, что я забыл в этой опасной компании.
В лицее, впрочем, как и в школе, я всегда числился на хорошем счету, не то чтобы ходил в любимчиках, но меня выделяли, замечали: учителя, персонал. Не знаю, за какие достоинства. Учёбой я не блистал, поведением не отличался, но вот как-то так. Возможно, как и Сан, я обладал своей собственной харизмой, и эта харизма почему-то заставляла всех считать меня хорошим и правильным парнишкой, в судьбе которого всем непременно хотелось принять участие, от технички до декана. И вот сейчас за меня волновались, переживали, недоумевали.
Я стоял среди "плохих парней" и почти кожей ощутил досаду Саньки, когда вахтёрша, баба Маня, решила меня "спасти" и принялась зазывать к себе, сигнализируя на манер шпиона. Оставалось только выйти и дать Саньке шваброй по голове. Правильно. Руки прочь от советской власти. Подумаешь, принц, да хоть король, нашего Никитоса, мы тебе, буржуй, не отдадим. Ходют тут всякие, а потом у девушек месячные пропадают. Я, честно поведав, что всё путём, давился хохотом. А баба Маня плевалась и проедала Сана взглядом по принципу: "Чур меня, сатано", и даже, кажется, готова была его перекрестить, чтобы проверить: не испарится ли диавол с огнём и дымом от слова баб Маниного.
Не испарился. Улыбнулся застенчиво, и баб Маня торопливо слинялась в каптёрку. Люцифер был самым сильным и красивым ангелом у бога. Куда уж до него простым смертным?
И мы с Санькой мирно текли друг в друге, друг с другом, словно не замечая, что являемся центром внимания, стояли на расстоянии нескольких метров, не ощущая, что оно есть, его словно не было, этого расстояния.
Я был заполнен Сашкой до предела. И, возможно, Сашка был заполнен мной. И странно, смешно, невероятно, что люди не видели, как же близки мы с ним были. Наша связь воспринималась не ниточкой, огромным толстым канатом. Мы не касались друг друга. Но я принадлежал Саньке до последней заклёпки на своих ботинках. Я был его. Трудно объяснить словами знание, которое я и сам не мог понять. Существуют вещи настолько огромные и бесконечные, что ты можешь лишь прикоснуться к ним кончиком пальца, уловить смутный отблеск этой силы, скрытый смысл. Санька не улавливал. Он просто был ей, этой силой. Это он создал её.
И мы продолжали стоять и трепаться за жизнь, юные, дерзкие, счастливые. Перед нами лежал весь мир, этот мир принадлежал нам, мы могли творить и менять его, движимые подростковым максимализмом. Только в юности возможно поймать это чувство, острое, яркое чувство жизни. Когда эмоции кипят и переливаются, когда хочется сгореть. Взрослым не дано уже испытать этого. Они забывают эту лёгкость, состояние эйфории, счастья собственной безответственности.
Не останавливайте подростков, когда они шумят и кричат. Они не могут удержать себя на месте. Дайте им, как слепым щенкам, сойти с ума, взлететь, раствориться, рухнуть, пройти все круги своих шестнадцати лет на полную катушку от ада до рая, творить безумства. Когда они станут взрослыми, они исправятся и осознают сами, научаться ценить, научаться понимать, добровольно запрут себя в человеческие клетки социальных форм и обязательств. А сейчас не мешайте им веселиться. Дайте подросткам быть. Любите их, дерзких, нахальных, пытающихся утвердить себя, самодовольных и бесконечно хрупко-ранимых, эгоистичных, наглых, беспринципных щенков. Не отбирайте у них их придуманную ими Свободу асфальта.
И Сан, приказным тоном повелев сдать куртки, бегал относить наши вещи в гардероб. Вот такой вот он был, король, который не стремался поухаживать за собственными подданными.
И когда он вернулся, баба Маня только что не вытирала слёзы платочком, обещая "Сашеньке пирожков горяченьких". И даже погрозила кулаком Зидану с Лёном мол, "смотрите у меня, доиграетесь, волчары позорные. Баба Маня всё знает".
Потрясающий тип. Просто потрясающий тип. Других слов у меня для него не было.
Сан вернулся, деловито раздавая номерки. Мой, разумеется, мне не достался, благополучно перекочевав в Санькин карман с обещанием посмотреть на поведение. Зидан и Лён поржали, решив что Сан прикалывается и, типа, ставит на место.
А я посмотрел такими развратными глазами, что Санька задохнулся, осёкся. Покраснел, "стекая позорной влюблённой лужицей", готовый, кажется, послать нахер весь этот мир и уволочь меня на край света, прямо сейчас. Протянул руку, стремясь коснуться, и я попятился, прячась за широкой спиной Зидана, выставляя его перед собой, и вопя какую-то чушь про персональный губозакататель. А Зидан... Не знаю, врубился он или нет, но радостно гаркнул:
- Саня, мы тебя теряем!!!
И со всего размаха врезал приятелю промеж лопаток приводя в чувство.
До звонка оставалось пять минут. А мы всё никак не могли разойтись. Сотрясали стены громовым хохотом, упражнялись в остроумии, беззлобно подкалывая друг друга.
И хотя я понимал, что мы выросли, а школа закончилась давным-давно, всё же это забытое ощущение единства, ностальгия по тому, "как здорово было раньше", словно сблизила нас, сделала добрее, терпимее, что ли. И Зидан, многозначительно хвастающийся, что "с Никой у него тип-топ, пока кто-то щёлкал клювом", совсем не походил на наводящего страх местного бандита, наоборот, казался таким привычным, родным. Потом к нам присоединилась Вероника, как всегда приходящая почти к звонку. И мы принялись обсуждать предстоящие экзамены, словно на свете не было ничего важнее, активно мыли кости преподам и перечисляли способы сдать нахаляву.
Саня практически не принимал участия в беседе. Стоял привычно с руками в карманах и смотрел на нас снисходительно, как на детишек. Разве что одёрнул Лёна один разок, когда, забывшись, он начал материться при Нике. Впрочем, мог бы и не одёргивать. Кулак Зидана, чувствительно ткнувший приятеля в бок, сообщил о том, что Зидан вполне серьёзно сообщил про свои "тип-топ с Никой".
А я, оказывается, собственник.
Потому что, когда Ника взяла Зидана под руку, прижимаясь щекой к широкому плечу, я заревновал. На фоне Зидана уверенная, самодостаточная Ника казалась беззащитной и хрупкой, как котёнок. Но они здорово вместе смотрелись. Ника всегда одевалась в прикольные шмотки, длинные сапоги или ботинки до колен, носила юбки (с её ногами носить штаны виделось преступлением), и грудь у неё была такая, что у меня руки плакали от желания подержать, потрогать. Вот Зидану, судя по его довольной морде, это счастье привалило. Он собственнически обнимал девушку за талию, нашёптывая на ушко всякие нежности, и периодично рука его незаметно так сползала на Никину попку в короткой обтягивающей юбке. Хвастался, сцуко. Но мы его понимали. И это покажется глупым, но я ревновал, испытывал лёгкую грусть и сожаление. Голубые глаза, подчёркнутые сиреневой подводкой, смотрели на меня с лёгкой неловкостью. Ника ведь и сама не предполагала, что так получиться. [i]Извини, Никитос, ты хороший парень. Но... Вот так вот оно бывает.[/i] Игра взглядов, беседы ни о чём и понимание. Конечно в целом, мне было пофиг на самом деле. Нафига мне Ника, со своими бы разобраться проблемами. Но появить у меня возможность выбрать себе девушку, определённо знаю, я бы хотел Веронику. Но, очевидно, прощёлкал клювом.