Имя мне - Смерть (ЛП)
По рукам Миссис Лутц пробегают мурашки, и она проводит по ним ладонями вверх-вниз. На самом деле, мне немного жарко от солнца, бьющего в окно, но такое чувство, что это не от температуры у Миссис Лутц мурашки по коже…
— Мой отец нашел Сару, свернувшуюся калачиком в шкафу в прихожей и что-то бормочущую себе под нос. Он едва смог понять ее, но удалось разобрать две вещи: «это дело рук Аарона» и «мне страшно».
— Сколько лет было Саре, когда это случилось? — говорю, скрещивая руки на груди и потирая собственные мурашки.
— Восемь. Может, девять.
Ровесница Макса.
— Я должна Вам сказать, — нервно смеюсь я. — Вы поступаете не честно, и по отношению к себе тоже, убеждая меня, что вся эта история — ложь. Честно говоря, мне это видится, как открытая книга, четко и ясно.
— Понимаю, звучит ужасно, но ты не знала эту семью. Ты не знала его.
— Возможно. — Я помешиваю оставшееся мороженое на дне тарелки и надеюсь, что Миссис Лутц не услышала лжи в моем голосе. — Но что можно знать такого, что могло бы звучать лучше, чем доказательства в газетах?
— Ну, во-первых, Аарон никогда бы не сделал ничего подобного. Вообще. Я так устала от сплетников этого города, которые создают из него настоящего монстра. Он не был монстром. Он был добрым, заботливым и всегда поступал правильно. — Она замолкает, глядя на свои руки. Потом прочищает горло. — А, во-вторых, Сара не сошла с ума. Она может быть немного эксцентричной, но не сумасшедшей. Она была всегда тихой девочкой, поэтому, потеряв родителей и сводного брата, просто замкнулась в себе и на время отгородилась от внешнего мира. — Миссис Лутц встречается со мной взглядом впервые с тех пор, как начала рассказывать эту историю. — Знаешь, она тебе, наверное, понравится, Либби. Она невероятно талантливый художник, как и ты. Одна из ее картин висит над столом библиотекаря в школьной библиотеке.
— Та, что с яблоками? — удивленно спрашиваю я. — Это сделала сестра Аарона? Мне так нравится эта картина. Она очень необузданная. Такая эмоциональная.
Миссис Лутц кивает и пристально смотрит на меня.
— Она может быть немного неловкой, но она прекрасно обходится с кистью.
— Мисс Уиз сказала, что ее написал местный художник. Значит, Сара все еще в городе? — спрашиваю я, шокированная больше, чем, вероятно, должна быть.
— Да. Вроде того. Она живет в миле от города, в приюте для животных. — Миссис Лутц ласково улыбается. — Иногда я навещаю ее.
— Она замужем? У нее есть дети? — Мое забытое мороженое растаяло, превратившись в суп-пюре, но мне все равно. Я превратилась в отчаянную фанатку этой художницы.
— Нет, живет одна. Ну, несмотря на приют. Как я уже сказала, Сара всегда была немного отстранена от мира. Замкнулась в себе, так сказать. Просто стало хуже после — ну, понимаешь. — Она крутит кольца на левой руке. — Но Аарону было все равно, странная она или нет. Он обожал ее. Даже если убил свою мать и отчима, хотя он этого не делал, я знаю, что он не оставил бы Сару одну. Он слишком любил ее.
Миссис Лутц складывает руки на груди, как будто у нее железное алиби для Аарона.
— Я понимаю, он любил свою сестру. — Я останавливаюсь и изучаю ее лицо, не зная, как она воспримет мои слова. — Но не понимаю, почему Вы так уверены, что Аарон их не убивал. Это же очевидно. Почему Вы так уверены в его невиновности?
— Просто знаю. — Она улыбается так, словно это все, что она хочет мне дать, и все, что мне нужно знать. — Так, хватит моих сплетен, расскажи теперь, какие сплетни ты о нем слышала. Любопытно послушать, как с годами изменилась история. — Она потягивает содовую и выжидательно поднимает брови.
Я бы предпочла не вспоминать ужасную историю, которую нам рассказала Сальма, учитывая, насколько непреклонна Миссис Лутц в том, что Аарон невиновен. Она, вероятно, не воспримет это адекватно. Но ее проницательный взгляд говорит, что она закончила, и единственный способ поддержать разговор — это выложить все, что знаю. Что ж, ладно.
Я рассказываю ей отрывки из истории Сальмы, которые помню, включая запекшуюся кровь и идиотскую причину, того, что это убийство совершил Аарон. Чем больше говорю, тем ужаснее становится лицо миссис Лутц. На половине жуткой песни в моем отстойном исполнении она поднимает руки и говорит остановиться.
— Это смешно! У них теперь даже песня-легенда есть об этом? Серьезно? — Миссис Лутц качает головой с отвращением. — Не могу поверить, что это говорят люди, которые даже не знали его. — Ее щеки розовеют. — И они говорят, он убил свою мать и отчима из-за брокколи! Отлично! Он никого не убивал. Его там даже не было…
Миссис Лутц замолкает. Лицо женщины бледнеет, и темная линия метки выделяется на нем неровным черным шрамом.
— Откуда Вы знаете, что его там не было? — говорю, когда она молчит.
Она кусает нижнюю губу, и быстрее крутит кольца на своем пальце, что боюсь от трения может начаться пожар. Вскоре, она перестает крутить кольца, кусает губы и наклоняется ко мне. Ее лицо останавливается в нескольких дюймах от моего. Я чувствую сладкий запах мяты и шоколада в ее дыхании.
— Не могу поверить, что собираюсь это сделать. — Она украдкой оглядывается через плечо. — Если я скажу тебе, обещаешь сохранить в секрете? Потому что ты не можешь никому об этом говорить, Либби! — Она хватает мою руку и сжимает ее в своей. — Никому. Обещай, что это останется между нами, что бы я не сказала…
— Да, конечно, — говорю я, заставляя себя не вырывать руку из ее потно сжатой ладони.
— Мне нужно услышать это. Пообещай, — шепчет она, не сводя с меня глаз.
— Окей. Обещаю. Клянусь сердцем. — На всякий случай рисую невидимый крестик на груди.
— Потому что, если заговоришь, я буду все отрицать.
— Я никому не скажу.
Она закрывает глаза и склоняет голову, её лоб находится меньше, чем в дюйме от моего. Она остается так какое-то время, и когда я собираюсь что-то сказать, чтобы заставить ее снова заговорить, она, наконец, произносит:
— Я знаю, что Аарон не убивал своих родителей, потому что, — говорит она так тихо, что я пытаюсь услышать ее сквозь шум в оживленном кафе-мороженом. — Я была с ним в ночь убийства.
— Что? — Я говорю так громко, что старуха за соседним столиком бросает на меня злобный взгляд. Я понижаю голос. — Почему Вы никому не сказали?
— Я бы непременно это сделала, но Аарон исчез на следующий день, и я испугалась. — Слеза собирается на краю ее глаза. — Я боялась, что все подумают, будто я имею к этому какое-то отношение. Я все еще боюсь этого.
— Но все считают Аарона убийцей-психопатом.
— Знаю. — Она сердито смотрит на меня. — Думаешь, я этого не знаю? Я слушала это дерьмо сорок лет. Меня мучает то, что я не могу что-либо сказать. Я поклялась, что, когда он вернется, то признаюсь. Я была бы его алиби, но он так и не вернулся домой. А потом начала думать о Саре и о том, как он никогда бы не оставил её, и тогда я поняла… поняла, что он тоже мертв. — Слезы льются по ее щекам и оставляют два темных следа на макияже. — И что меня пугает больше всего — это то, что, если бы я сказала отцу, что Аарон был со мной всю ночь, он бы все еще был со мной и по-прежнему жив. Но Аарон мертв, и это все моя вина.
Слезы ручьями текут по ее лицу, и она всхлипывает. Вдруг всплывает мысль, что ее следует похлопать по плечу и сказать, чтобы она не плакала, что Аарон жив и здоров и ждет на мосту Прыгунов, но решаю этого не делать.
— Вы не можете знать, мертв ли он. А если и так, то я уверена, что это не Ваша вина, — говорю я. — Почему Вы вообще решили, что это Ваша вина?
— Потому что мой отец убил его, — говорит она, пялясь на пустую тарелку из-под мороженого. — После того, как он нашел бедняжку Сару в тихой истерике в шкафу рядом с телом матери, он приступил к своим полицейским обязанностям. Потом он вернулся домой. Солнце только начало выглядывать из-за деревьев, когда он повел меня вниз и усадил за кухонный стол. Он рассказал мне о Мистере и Миссис Шефферд и спросил, видела ли я их или нет, в курсе ли о чем-то. Я отрицала. Мой отец пришел бы в ярость, если бы узнал, что я улизнула из дома с Аароном. Мне и в голову не приходило, что он может принять Аарона за убийцу. Как он мог даже подумать об этом? Аарон никому бы не навредил.