Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Том 3. Часть 1
У той же собаки Догоняй применяется дифференцировка более высокая --- /8 тона и к тому же повторенная. Тогда вы видите отчетливо, что действие ее не ограничивается данным анализатором, a простирается и на другой. В таблице 5 (опыт 14 VI) имеется опыт влиянияференцировочного задерживания на глазной анализатор, т. е. на движущийся предмет. Вертушка дает вам только/2 капли, а вне волны этого задерживания - 3 капли. Понятное дело, что совершенно то же самое произошло с соответствующим анализатором, именно с ушным. Когда 1 тона была применена один и другой раз и затем попробовали обычный тон, тон никакого действия не оказал. Если задерживающее действие оказалось сильным в отдаленных местностях больших полушарии, то тем более, конечно, оно должно было быть интенсивным там, где возникло.
Вот те данные, которые получались мной и Беляковым и из которых ясно видно, что в данном направлении можно идти далеко, т. e. ставить перед собой очень глубокие, интимные вопросы и получать на них совершенно определенные ответы. Мы не только легко констатируем дифференцировочное задерживание, но и направляем его, куда захотим, делаем его больше или меньше, знаем, откуда оно исходит, и т. д.
Господа, при обозрении этих результатов интересно сравнительно оценить нашу объективную точку зрения, которая проводится без затруднений: я нисколько не фантазирую, всегда держусь на почве фактов, все мои предположения проверяю опытами и таким образом всегда опираюсь на решение фактов. Попробуйте, господа, для того чтобы составить понятие о силе этой точки зрения - физиологической, объективной, попробуйте понять и объяснить приведенные выше факты с психологической точки зрения. Вы увидите громадную разницу. Возьмем один или два примера. Я из определенного тона делаю условной раздражитель. Будем фантазировать, что собака хорошо запомнила, что такой-то звук есть сигнал еды, что, стало быть, за ним будет еда, в ожидании чего она и пускает слюну. Теперь, когда я рядом с этим тоном впервые пробую другой тон, обычного, она сразу различить их не может и потому путает, дает слюну и на 1 / тона. Она плохо различает и помнит. Затем я повторяю много раз и обычный и необычный тоны и достигаю того, что собака твердо запомнила, что обычный тон - это еда, а /8 этого тона - еды не будет. Когда я применяю обычный тон, она дает слюну, готовится есть; при этого тона собака оставтся спокойной, еды не ждет. Теперь я сейчас же после тона пускаю старый тон; он, как вы видели, не действует. Почему же это? Ведь собака отлично помнила тон, который есть сигнал еды, точно так же только что она отлично помнила, что тона не есть еда. Почему же она сейчас на обычный тон не дает слюны? Как понять это? Дальше. Я тона повторяю во второй раз слюны нет. Значит, собака помнит, что за ним еды нет. В третий раз повторяю - то же самое; значит, отлично помнит. Почему же она забыла обычный тон - нельзя понять, рассуждая психологически. Еще более непонятно, почему она вспоминает через 15 минут обычный тон. С нашей точки зрения дело просто. Если дифференцировка есть задерживаниесли повторение дифференцировки есть накопление задерживания, значит, надо дать пройти известному времени для того, чтобы это задерживание ушло, и тогда возвратятся нормальные отношения. Это - большая задача, к которой я себя готовлю, перебрать все психологические понятия и показать в сопоставлении с нашим объективным материалом, до какой степени они фантастичны и носят грубый эмпирический характер, который представляет непреодолимую помеху при анализе тонких явлений высшей нервной деятельности.
Я продолжаю об анализаторе. Вот это отдельные факты, которые мы собрали и систематизировали относительно деятельности анализаторов. Затем у нас имеются данные, как изменяется деятельность анализаторов при некоторых условиях. Когда мы накладываем свою руку на большие полушария, т. е. подвер... гаем большему или меньшему разрушению большие полушария, которые есть комплекс анализаторов, то это нарушение выражается именно так, как это естественно ожидать на основании вышесообщенных фактов, т. е. если мы соответствующий анализатор повредили в большей или меньшей степени, то это сейчас же сказывается на его анализаторной деятельности, причем степень нарушения этой деятельности определяется размером разрушения и временем, которое прошло между моментом разрушения и моментом исследования; как известно, эти нарушения постепенно сглаживаются, не доходя, однако, до полного выравнивания. Затем является дальнейшей задачей, как представлять себе это нарушение анализаторной способности, т. е. что собственно портится при этом, что удаляется. Конечно, это вопрос большой, и когда он будет решен - не знаю; но должен сказать, что маленькие, так сказать, зацепки имеются и в том, что сделано. Есть указание, например, на то, что это нарушение дифференцировки имеет основание в некотором искажении и нарушении нормального хода процесса задерживания. Вы видите, господа, таким образом, что строго объективному исследованию, без всякого пользования психологическими понятиями, подлежит величайшая деятельность нервной системы, деятельность больших полушарий - анализаторная деятельность. Это - главная задача, главная слава больших полушарий. Мне думается, что и в теперешних обрывочных сведениях и фактах, конечно ничтожних, уже имеются некоторые указания на решение в высшей степени таинственных вопросов, относящихся до физиологии деятельности анализаторов. Одно из явлений, перед которым приходится стоять в глубоком недоумении, это тот факт, что вы удаляете очень большие куски полушарий, а через некоторое время вы почти не можете открыть никакого дефекта в деятельности нервной системы. Казалось бы, что вы имеете перед собой чрезвычайно дорогой и важный механизм, а с другой стороны, вы наломали в нем кучу, а результатов не видите. Я хочу сказать, что обращает на себя внимание чрезвычайная замещаемость мозговой массы.
Таким образом вы видите, что то, что было впервые сказано чуть ли не сто лет назад относительно больших полушарий в целом, а затем было отброшено как ошибка, теперь опять восстает как живой факт относительно отдельных областей больших полушарий. Физиология больших полушарий началась с наблюдений и опытов французской школы, которая стояла на том, что в больших полушариях нет никакой локализации, что, сколько вы ни разрушайте больших полушарий, все возвращается к старому, все возмещается, пока осталась часть их. В 1870 г., когда были сделаны знаменитые опыты Фритча и Гитцига, с которых началось учение о локализациях, этот взгляд совершенно провалился. Выходило так, как будто это была грубая ошибка, а теперь, когда пришли к детальному изучению анализаторов, эта забракованная идея опять восстает. При удалении больших кусков полушарий анализатор как будто сначала совершенно упраздняется или действует еле-еле; ноходят недели и месяцы, и эти нарушения настолько выравниваются, что вы с трудом замечаете, чем животное отличается от нормального. Факт локализации относительно больших областей больших полушарий не подлежит сомнению. Но как стоит дело с локализацией внутри отдельных областей - это трудная и огромная задача, которую почти еще целиком предстоит разрешить физиологу. Каким образом объяснить: ломали, ломали, а не видно никаких последствий от этих поломок? Очевидно, для отдельных анализаторов замещаемость надо считать как несомненный факт. Как ее представлять, какие можно в этом отношении сделать догадки? Представление это, конечно, должно быть механическое. Некоторые надежды, некоторые приближения уже намечаются. Есть вероятие, что здесь имеет значение тот факт, с которого я начал сегодня. Это то, что, когда вы только что образуете условный рефлекс, он оказывается обобщенным. Из этого явствует, что мозговой конец анализатора представляет общую массу, в которой все части находятся в тесной связи и могут заменяться другими. Можно себе представить, что, в то время как на периферии анализатора существует строгая дифференцировка, один элемент его отличается от другого, в мозговом конце анализатора имеется объединение всего этого, так что от всех периферических элементов вы имеете провод к каждому пункту мозгового конца. Таким образом имеется возможность маленькой частью заменить большую. Только что высказанное есть, впрочем, не столько предположение, сколько предчувствие того, как решится этот необыкновенно сложный и важный вопрос. Этой последней фразой я хотел бы выразить мысль о том, как мы еще страшно далеки от какого-либо реального представления о механизме больших полушарии.