Махинации самозванца

Даже этого краткого перечисления налогов, что старый барон должен был королевским службам, уже с излишком хватает, чтобы разориться. Так что после всех подсчётов я пришёл к единственному верному ответу на свои вопросы. У старого барона не всё было заявлено в бухгалтерию королю.
До кого не дошло, поясню. Одно дело официально уходить от налогов по серым схемам и совсем другое дело скрывать свои доходы. Когда я дошёл до этой мысли… Обкатал мысль… То невольно вспомнил слухи о нелепых смертях нескольких мытарей [4], покинувших Лунную долину. Судя по всему, эти правдорубы слишком глубоко копали. Походу, они как-то узнали, что не всё в налоговых бумагах заявлено. Видать, и мне таким способом придётся решать проблемы со слишком любопытными налоговиками. Не мной начато – не мной и закончится.
Потом я как-то неожиданно для себя вспомнил, что в мой первый день в долине нас с Антеро сопровождал Коим и болтал как сорока. Тогда он между делом выболтал, что в долине одиннадцать деревень. Почему-то я сейчас это вспомнил. Почему-то это воспоминание не оставляло меня. Я не сразу понял, в чём подвох.
Сейчас, когда я лучше знаю Коима, то понимаю, что он не тот человек, что будет болтать без передыха. Понимание его развязности на язык пришло только через несколько минут. Но свои подозрения требовалось проверить.
– Коима ко мне живо! – крикнул я в коридор часовым. – Да! И вина, что ли, пусть принесут… – уже вдогонку кричал я.
Вино, как ни странно, успели подать раньше появления управляющего. Какая-то малолетка, навскидку около четырнадцати, неловко внесла поднос с бутылкой и серебряным кубком. Странно, что я её раньше не видел в замке. Новенькая?
Скорее всего новенькая, если судить по тому, как она неумело пытается вскрыть бутылку, но при этом не забывает коситься на меня. Мне это кажется, или она мне пытается строить глазки. Робко улыбается. Ладно, буду считать, что мне показалось.
– Иди уже отсюда. Сам открою, – не выдержал я в какой-то момент. Отобрал бутылку.
Именно сам открою бутылку. В последние время меня не отпускает паранойя на предмет отравлений. Что-то мне тревожно от одного взгляда на новенькую. «Слишком нервная и неопытная девица. Новенькая. Идеальный исполнитель».
Те, кто со мной в последнее время общается в замке, хорошо знают, что вино я теперь пью только из неоткрытых бутылок. Причём настолько неоткрытых, чтобы с первого взгляда было видно вскрытие. Короче, пью только вино из бутылок с заплесневевшими, старыми пробками. Так меньше шансов недоброжелателю что-то добавить в вино, а вовсе не потому, что я глубокий ценитель вин. Впрочем, одно другому не мешает.
Опять же, сейчас я сам стал вскрывать бутылку вовсе не потому, что так охота скорее горло промочить. Я её не знаю, а это рождает массу подозрений. Сам вскрывая бутылку, я могу увидеть, есть ли какие-либо посторонние следы на пробке.
В общем, я отобрал бутылку у девицы и повторно послал её подальше, гораздо более грубыми словами. Что вы хотите? Предъявить мне за брань? Поймите меня. Нервы сдают и потенциальная отравительница.
Девица на мои слова покраснела, сделала какой-то нелепый поклон и, не разгибаясь, начала пятиться к двери. Поэтому неудивительно, что она столкнулась в дверях с лысеющим мужиком за сорок.
– Вон отсюда, дура! – вскрикнул мужик и смутился. – Простите, ваша милость [5]. Племянница. Только в замок взял. Ещё неопытная.
Мне это показалось, или он пытался выделить интонациями «неопытная». Он что, под меня её подложить хочет?! Ну да, хочет. Вон как на племянницу сурово посмотрел, когда девчушка прошмыгнула в двери.
– Ты-то сам кто? – пресёк я мысленные внушения мужика к его креатуре. Делать мне больше нечего, как смотреть на мужика, метающего гневные взгляды на девицу.
– Ваша милость. Хелрик я. За хозяйство тут отвечаю. – торопливо протараторил мужик, чем ввёл меня ненадолго в когнитивный диссонанс.
 
– А Коим тогда за что отвечает? – поспешил я пресечь словоблудие мужика.
– Коим тоже на хозяйстве, – замялся лысеющий. – Он больше по снабжению, а я, ваша милость, на всё горазд. Кухня на мне, стол на мне, обслуга на мне. Вы только скажите, что вам не нравится! Я их быстро вожжами отучу. У меня не забалуют!
Ну, всё понятно. Вместо Коима вызвали этого лысеющего хорька. Взгляд его мне не нравится. Какой-то бегающий взгляд. Глазки маленькие, чуть заплывшие жиром. Сам он не то чтобы жирный, но заплывший жирком. Мне даже отчасти смешно смотреть на него. Хелрик пытается раздувать щеки. Пытается быть одновременно и важным, и раболепным.
Всё понятно. Власть сменилась, и самые ушлые пытаются занять место потеплее, оклеветать и сместить бывших фаворитов. Не удивлюсь, если этот подобострастный «пухлик» сейчас мне начнёт петь песни о том, как Коим плохо ведёт дела, да и вообще будет набиваться в друзья.
– А уж ваш батюшка как меня ценил… – словно отвечая на мои мысли, завёлся пухлик. – Он мне не раз говорил: один ты у меня, Хелрик… знаешь, чего я хочу… Ваша милость, мечтаю…
– Ты подожди с мечтами! – рявкнул я на мужика.
Всё с ним понятно. Карьерист. В общем, такая сволочь, что при случае легко переметнётся на другую сторону. Чем-то он мне напоминал хохла прапорщика, стелющегося перед начальством. Глазками так и пучит от усердия, куцыми усиками над верхней губой шевелит, сам стоит чуть ли не навытяжку. В другое время я послал бы подобного типа куда подальше. Не выношу подхалимов. Но сейчас у меня не та ситуация. Надо работать с теми, кто есть. Карьерист – это не только потенциальный предатель, но временами такая полезная сволочь, что их тоже надо ценить. Конечно, если ты сам начальник, а не его соперник. Впрочем, за карьеристами и пригляд постоянный нужен. Плюсы их исполнительности перекрывают минус их ненадёжности.
– Читать умеешь?! – рявкнул я на замершего Хелрика.
– Да, ваша милость… – промямлил он и попытался что-то продолжить, но я его прервал.
– Что ещё умеешь?
– Да я… Ваша милость! Всё могу! – начал распушать перья Хелрик, но заткнулся от моих слов.
– Ну да! Конечно! Могу копать, могу не копать, – сгоряча сказал я по-русски, но быстро взял над собой контроль и продолжил на местном языке: – Повернись-ка, дай на тебя посмотреть получше…
Я не знаю, что там творилось в мозгу у лысеющего, но он с некой опаской стал кружить вокруг своей оси. Уж не счёл ли этот блудодей, что мне больше мужские зады импонируют. Вон как испуганно на меня смотрит и, видимо, вспоминает, что я его племянницу выгнал за дверь.
– Достаточно! Сядь… Мне что?! Два раза повторять?! Сядь, я сказал! Вот так! Сиди! Понимаешь?! Какая тебе честь оказана?! Сидишь рядом с бароном! Сиди, я сказал! – рычал я на мужика, у которого все шаблоны общения со знатью пошли вразнос. Он всё порывался встать, но мялся под моим слегка озверевшим взглядом.
– Так. О чём это я, – мыслил я вслух. – Читать умеешь. Это хорошо. На! – я протянул подхалиму свой кубок. – Пей!
Хелрик с опаской в глазах, но всё же торопливо, залпом выпил.
– Молодец… Мой отец был отравлен. Ты это знаешь… У отца кто-либо пробовал еду на отравления?! Нет! Как беспечно с его стороны… Ты говорил, что ты главный по кухне?! Теперь ты будешь пробовать все блюда, приготовленные мне! Не надо благодарности. Я вижу, как ты рад!
Когда я произносил последние слова, мне было даже в чём-то смешно. С Хелриком сработало старое армейское правило: «Инициатива всегда имеет своего инициатора». Вызвался быть старшим по тарелочкам, так будь им, но не обессудь, если будешь отравлен вместо меня.
Помню, что тогда у меня в мозгу ещё промелькнула мысль, что яды бывают с антидотами, и потому я введу второго проверяющего еды, после этого подхалима. «Бережёного Бог бережёт», но Хелрику об этом совсем не стоит знать. Мне же придётся есть холодную еду, так сказать, издержки правления. Хотя и тут можно извернуться. Я это к тому, что мой взгляд случайно упал на нетопленый камин в кабинете. В общем, есть на чём себе без палева еду разогреть…