Короли рая
Рока пережил свою седьмую зиму и, назло стуже, прыгал во все весенние озерца и лужи, какие только мог найти, радуясь каждому всплеску и хлюпанью. Мать сперва рассердилась, но засмеялась, когда он состроил гримасу и попытался выжать штаны.
В теплом свете послеполуденного солнца мир казался безопасным, а Рока никогда не был в реке, поэтому по пути обегал мать кругами, задавая вопросы – уже раздетый, за исключением ботинок и набедренной повязки:
– Вода будет теплой?
– Нет, Рока.
– Можно мне зайти полностью?
– Только до колен.
– А другие дети будут?
Бэйла нахмурилась в ответ, и после долгой ходьбы они добрались до раскисших, оттаивающих берегов реки Флит – как сказала Бэйла, это южное слово и означало всего-навсего реку.
– Так ее зовут «река Река»? Это глупо. – Мать улыбнулась, он пожал плечами и бросился вниз по берегу, как Эгиль Кровавый Кулак в одном из рассказов, намеренный убить какого-нибудь монстра, прежде чем помыться.
– Будь осторожен.
Рока подбежал к самой кромке, увидел плывущие в быстром течении куски льда – и уже в семь лет знал, что здесь надо остерегаться. Он снял ботинки и ощутил прохладу травы, окуная пальцы ног, пока мать стирала одежду и наполняла мехи, постоянно поглядывая в сторону сына.
Река и впрямь была такой холодной, что обжигала. Он мог отчасти видеть сквозь толщу воды и восхитился миром внизу: плоские гладкие камни, с виду отполированные не хуже стола в его доме; каплевидные стаи крошечных рыбок или, возможно, лягушек. Дрожа, он попробовал быстренько вымыться, брызгая водой на грудь и оттирая грязь, чтобы не погружать ноги еще глубже. Наполовину чистый, он хмуро оглянулся на мать, надеясь, что этим она и удовольствуется.
Но она смотрела в сторону, плотно сжав челюсти и неподвижно сцепив руки в холодной воде, словно забыв, что делала. Рока проследил за ее взглядом.
– Здравия, сестра.
Из тумана появилась женщина; она произносила звуки рублено и невнятно, так что вышло больше похоже на «‘дравья, ‘стра». Роке почти не доводилось видеть женщин, и он затруднялся определить ее возраст, хотя выглядела она не старше Бэйлы. Ее лицо раскраснелось, а голова подрагивала от усилий, с какими она тащила корзины, доверху полные одежды.
Четверо почти одинаково одетых женщин шли позади, болтая и смеясь. Подобно Бэйле, они носили платья поверх длинных сорочек – и с дружелюбным видом улыбались.
– Славный день для стирки, – сказала одна из них, на что Бэйла ответила лишь сдержанным кивком.
– Что угодно, чтоб отдохнуть от стрижки шерсти, – сказала другая, и женщины рассмеялись.
У реки они принялись за свою работу, напевая и болтая без особого любопытства, а мальчик стоял неподвижно и глазел.
За свою жизнь он видел лишь горстку людей. Он вспомнил, как подумал тогда, что эти женщины так похожи на его мать – и все же, невесть почему, совершенно иные.
Их одежда более свободно висела на тощих телах, ноги и шеи казались короткими, приземистыми, а бледная кожа блестела, как снег на солнце. Они чистили свои шмотки камнями, отскребая запекшуюся грязь и копоть. У них не было ни мыла, ни тупого железного ножа, которым скоблила Бэйла.
Принявшись за работу всерьез, они начали переговариваться и осматриваться. Их взгляды, хоть и робко, подкрались к Бэйле, задержавшись на ее лице, волосах и одежде, прежде чем обратиться на реку. Их голоса разом смолкли. Одна из женщин ахнула.
Рока ощутил их взгляды на себе и не знал, что делать. Он опять умыл лицо, но не отвел глаза. Женщины глазели на него в ответ. Они изобразили в воздухе те же символы, что и его мать, когда он впервые заговорил. Знак Брэй – богини жизни. Он так и не знал почему.
– Демон оттепели, – пробормотала женщина, которая первой поздоровалась с Бэйлой, жестом веля ей отступить, словно пытаясь защитить.
Рока шарахнулся, подняв волну, и чуть не споткнулся, озираясь в поисках демона.
Лицо матери порозовело:
– Это мой сын.
Взгляды неподвижных женщин перескакивали с Роки на Бэйлу, с Бэйлы на Року, туда-сюда.
– Подойди и поприветствуй этих матушек должным образом, как тебе показывали. – Тон Бэйлы казался спокойным, так что Рока приблизился без страха. Он шагал по илистому берегу, с опущенной головой обходя камни, вся радость от встречи с рекой испарилась: ему не нравилось быть в центре внимания.
Он опустил глаза, склонил голову и сказал, как был научен, впервые:
– Храни вас Гальдра.
Женщины не ответили.
– А теперь можно мне поиграть у воды, мама?
– Да, Рока, иди поиграй.
Он без энтузиазма принялся стучать камушками друг о друга и промывать их в холодной воде.
– Зря ты оставила такое дитё.
Рока сидел у илистой отмели и притворялся, что не слушает.
– Этого требует закон. – Голос матери стал более глубоким; это случалось, лишь когда она говорила со взрослыми.
– Северный закон. – Женщина сплюнула, затем указала на Року: – Щенки Носса становятся волками.
Носса, из книги, подумал Рока. Носса, Бога Горы. Бога ужасной смерти, хаоса и страданий, который забирал злых людей и вечно сжигал их в своей огненной тюрьме.
– Тогда убей его. – Мать Роки вытащила клинок, который затачивала ежедневно и хранила в кожаном чехле у бедра, и протянула рукояткой вперед. Мальчик невольно вспомнил это же самое лезвие, испачканное кровью, и услышал звук, с которым оно разделывало кроликов.
Мамаша-южанка смутилась и поглядела на своих сестер:
– Сама убей. – Она сунула в реку что-то похожее на пеленки, затем отвернулась так, будто разговор окончен.
Бэйла встала.
– Покажи мне свою храбрость. – Ее глаза вспыхнули, когда она протянула нож еще дальше. – Или держи свой невежественный язык за зубами.
Рока вздрогнул от прохлады ветерка, со свистом пронесшегося меж ними. Где-то вверху закричали галки.
– С радостью. – Женщина фыркнула. – Я приведу моего мужчину.
Смех Бэйлы прозвучал резко и недружелюбно.
– Приведешь мужчину? А я-то думала, южанки не столь бесхребетные. Перережь ему глотку сама, если тебе угодно. Но должна тебя предупредить: он сильный мальчик. Он будет кричать, извиваться и бороться с тобой. Это будет не так просто, как с младенцем. – Бэйла бросила нож с костяной ручкой, и тот застрял в земле.
– Ты не в своем уме.
Другие хальбронские мамаши либо замерли в момент перепалки, либо, опустив глаза, продолжали стирать.
– Нет, я ворожея. И предупреждаю вас: пришлете за моим сыном ваших мужчин, и я прокляну утробы ваших дочек, а ваши семьи будет вечно рожать монстров. – Она посмотрела на мальчика и протянула руку: – Идем, дитя.
Он, хоть и медленно, повиновался, подняв камень и думая, что, если придется, размозжит этой тетке голову с такой же легкостью, как давил букашек. Бэйла вытащила из грязи свой нож и вытерла о платье, в последний раз поглядев на женщин – и хотя они повторно изобразили знак Брэй, теперь это действие, похоже, испугало их.
– Не бери в голову то, что я сказала, – позже велела она сыну по дороге домой. – Все это была взрослая чушь.
Он улыбнулся маме и ничего не сказал, хотя помнил каждое слово. Он знал: она грубо разговаривала с этими женщинами по тем же самым причинам, что заставили ее поселиться у «заколдованного» леса. Но пока еще не ведал почему.
* * *Когда речные женщины скрылись из виду, мальчик заменил камень палкой и в подражанье Хаки Смелому сражался с налетчиками, крича своему отряду следовать за ним и бесстрашно встретить смерть.
На самом деле «отряд» состоял из воображаемых братьев Роки. Он играл с ними в лесу, подобно героям древности, воюя с воздухом или деревьями, игнорируя призывы матери не заблудиться, ибо знал каждое дерево и узоры на его коре не хуже, чем кожу собственных рук. А со своими вымышленными сестрами он толковал об огне, букашках и растениях и о том, как однажды в одиночку слопает оленя целиком при первой же возможности. Но мама учила его ловить только кроликов, и когда он спросил: «А почему бы нам не съесть оленя?», она лишь парировала: «А ты сможешь поймать его?» Рока уставился в землю, и этим ограничились.