Путь врат. Парень, который будет жить вечно
Мозг должен превратить эти импульсы в информацию, или удовольствие, или красоту. Но то, что делает мозг, с не меньшим успехом может сделать и машинная запись сознания.
Поэтому все удовольствия «реальны», как любое удовольствие. А если эти наслаждения после (субъективного) тысячелетия или двух начинают приедаться, можно работать. Некоторые величайшие музыкальные произведения этого периода были сочинены «призраками», и «призраки» же добились наиболее существенных результатов в научных теориях.
Удивительно, что тем не менее так много людей по-прежнему цепляются за органическую жизнь.
* * *Все это привело к удивительной ситуации, хотя потребовалось время, чтобы осознать это.
Когда старатели Врат начали привозить образцы технологии хичи, на Земле жило около десяти миллиардов человек. Конечно, это лишь небольшая часть всех живших на Земле людей. Наиболее вероятная оценка числа всех живших – примерно сто миллиардов.
Это число включает всех. Вас, и ваших соседей, и парикмахера вашей двоюродной сестры. Оно включает президента Соединенных Штатов, и папу, и женщину – шофера вашего школьного автобуса, когда вам было девять лет; включает все жертвы Гражданской войны, американской революции и Пелопунесских войн, а также всех выживших; всех Романовых, Гогенцоллернов, Птолемеев, а также Джуксов и Калликаксов [8]; Иисуса Христа, Цезаря Августа и владельца гостиницы в Вифлееме; первые племена, которые пересекли мост между материками – из Сибири в Северную Америку, а также племена, оставшиеся в Сибири; Q (произвольно избранное обозначение человека, первым применившего огонь), Х (произвольно избранное обозначение его отца) и самую первую африканскую Еву. Оно включает всех, живых и мертвых, подходящих под таксонометрическое определение человека и родившихся до первого года Врат.
Как было сказано, это число составляет 100 000 000 000 человек (плюс-минус несколько миллиардов), и большинство из них умерло.
Но тут появились хичи со своими машинами, и положение изменилось.
Число живущих людей удвоилось, потом еще раз удвоилось и продолжало удваиваться. И люди стали жить дольше. Благодаря современной медицине они умирали не раньше, чем сами захотели. И так как это стало не опасно и не больно, у людей рождалось много детей. А когда они «умирали»…
Ну, когда они «умирали», они продолжали «жить» в машинной записи, а среди растущего электронного населения смертности не было совсем.
И вот число живущих непрерывно увеличивалось, а число подлинно умерших оставалось постоянным, и результат становился неизбежен. Но когда было достигнуто равенство, всех оно все равно застало врасплох. Впервые в человеческой истории число живых превзошло число мертвых.
Все это имело любопытные последствия. Восьмидесятилетняя женщина, которая пишет воспоминания, больше не могла упоминать видеозвезд, гангстеров или епископов – если действительно не была знакома с ними, потому что видеозвезды, гангстеры и епископы по-прежнему были рядом и могли познакомиться с ее мемуарами.
Тут старейшие записанные получили большое преимущество. Все, что они упоминают из своих плотских дней, уже истинно, и никто не в состоянии оспорить их рассказы.
Плотским людям жить тоже было неплохо. Среди них не осталось бедных.
Хватало денег. Хватало и всяких вещей. Фабрики с их умными роботами выпускали умные кухонные машины, и игровые машины, и телефоны-телевизоры, по которым можно говорить с кем угодно. И делали это все время. Города разрослись. В старых Соединенных Штатах на первое место вышел Детройт с его трехсотэтажной мегаструктурой Нового Возрождения, которая заняла площадь от государственного университета Уэйна до реки; в этом хрустальном зиккурате жило сто семьдесят миллионов человек, и у каждого был персональный телевизор с тремястами каналами и голографическим видеокассетным устройством, которое позволяло заполнить пробелы в сети. В резервации навахо племя (достигшее численности в восемьдесят миллионов человек) воздвигло город-здание Паоло-Солери: его первые восемьдесят этажей производили замороженные диетические продукты, одежду и тканые ковры для туристов, а выше жили семейства навахо. В песках пустыни Калахари короли проводили жизнь в достатке и наслаждениях. Население Китая достигло двадцати миллиардов, и у каждого семейства был холодильник и электрический будильник. Даже в Москве полки ГУМа были забиты радиочасами, играми и костюмами.
Произвести то, что кому-нибудь нужно, больше не составляло никакой проблемы. Энергия есть, сырье льется из космоса. Сельское хозяйство стало таким же рациональным, как промышленность: роботы засевали поля, и роботы убирали урожай – генетически отобранные растения, обогащенные не отравляющими местность удобрениями, орошаемые каждое отдельной канавкой, капля за каплей, под присмотром умных автоматических клапанов. А в целом продовольствие поставлялось, конечно, фабриками CHON-пищи.
А если кто-то по-прежнему считал, что Земля не осуществляет всех его желаний, к его услугам вся Галактика.
Все это было в распоряжении плотских людей. У записанных машиной было гораздо больше. У них было все. Все, что они когда-либо хотели, все, что они могли себе вообразить.
Существовала только одна проблема с машинной записью после смерти, и это проблема относительности времени.
Но тут ничего нельзя было сделать. Машины действуют быстрее плоти. Плотские люди в разговорах с записанными машиной отстают, и это значительная помеха для общения. Записанные машиной считают плотских людей отчаянно скучными.
Живущим легко разговаривать со своими ушедшими родственниками (потому что ушли они не дальше ближайшего компьютерного терминала), но разговор получался невеселый. Все равно что пытаться разговаривать с лежебоками. Пока плотский человек произносил одно предложение, его записанный машиной «ушедший» мог поесть (записанной машиной) еды, поиграть несколько раундов в (имитированный) гольф и «прочесть» «Войну и мир».
То, что записанные машиной действуют несравненно быстрее, вызвало эмоциональные проблемы и у плотских людей. Особенно смущало это сразу после смерти. Закончились похороны, горюющие родственники решали повидаться с ушедшим, а тот вполне мог в это время уже находиться в развлекательном, хотя и имитированном круизе по (тоже имитированным) норвежским фьордам, учиться играть на (воображаемой) скрипке и познакомиться с сотнями новых записанных машиной друзей. У оставшихся в живых еще слезы на щеках не высохли, а умерший уже почти забыл о своей смерти.
В сущности, думая о своей жизни во плоти, он обычно испытывал ностальгию, но в то же время был рад, что все это кончилось, – как взрослый в пору зрелости вспоминает свое полное тревог и смущений детство.
И еще одно следствие – запись машиной лишила работы могильщиков. Записанным машиной, чтобы их не забывали, не нужны памятники. Конечно, смерти по-прежнему сопровождались церемониями, но они скорее напоминали свадьбы, чем поминки; и все это дело от гробовщиков перешло к организаторам банкетов.
Психологи некоторое время тревожились из-за этого. Если мертвые все еще (некоторым образом) живы и вполне достижимы, то уместно ли горевать?
Но проблема решилась сама собой. Горе перестало быть проблемой. Горевать стало не из-за чего.
К несчастью, полный живот и благополучная жизнь не обязательно делают человека хорошим.
Конечно, иногда это бывает. Тем не менее червей честолюбия и зависти, живущих в человеческом сознании, насытить нелегко. Еще в двадцатом столетии было отмечено, что рабочий, сумевший перебраться из квартиры с холодной водой в собственный дом с видеомагнитофоном и спортивной машиной, все равно завидует соседу с его тридцатидвухфутовым лимузином.
Человечество не изменилось от того, что приобрело технологию хичи. По-прежнему находились такие, которые хотели того, что есть у других, и готовы были отобрать это.