Шикша (СИ)

— Ты лучше думай, Горелова, что будешь следователям говорить, где ты труп дела⁈ — рыкнул Бармалей и тут у него в животе заурчало ещё сильнее.
Он сконфузился и замолчал.
А я вспомнила, что у меня же есть узелок с ландориками.
— Будете? — я вытащила себе и ему.
— Что это? — резко побледнел Бармалей.
— Ландорики, — ответила я, — Ешьте. Вкусно.
— А где ты их взяла, а, Горелова? — прищурился Бармалей, — что-то я не вижу, чтобы в балке печь топилась!
Упс. Прокол.
Кололи меня дружно, вчетвером. Лишь Игнат молчал. Зато Колька и Бармалей больше всех изгалялись. Договорились до того, что я это я и Нину Васильевну, и Митьку, и Аннушку грохнула.
— Ага. Вас послушать. так Аннушку я грохнула, чтобы поесть ландориков, — не удержалась от язвительного комментария я.
Кстати, ландорики у меня изъяли, как вещественное доказательство. Так что я была голодной и злой.
— Зоя, хватит хвостом крутить, — подытожил Колька, — вокруг чёрте-что творится. Если ты видела Аннушку — веди нас к ней. А дальше мы уже с нею сами будем решать, что дальше делать.
В общем, я подумала, подумала и повела их в лагерь к уголовникам.
Может, я была не права. Во всяком случае, Аннушка меня просила, и я ей пообещала. Но я очень о ней переживала и не хотела, чтобы она пострадала. А вокруг действительно что-то непонятное происходит.
В общем, пошли мы туда, к Аннушке.
Правда, не успели.
Прямо на площадке, между охотничьим лабазом, избами и брезентовым чумом лежали трупы. Шесть мужчин и одна женщина.
И эта женщина была Аннушка.
  
Глава 25
 
Когда мы привезли Аннушку и остальных в лагерь геологов, поднялась такая суета, что ужас. Меня допрашивали раз десять, по очереди, то старший следователь, то младший. А потом припёрся Бармалей со своими вопросами. Хорошо, Колька, видя, что я совсем замоталась, шугнул их всех, и я хоть нормально поела (впервые за двое суток) и немного поспала.
Мда, нету на них Аннушки, она бы быстро порядок тут навела.
Послонявшись весь день по взбудораженному лагерю, ловя на себе косые взгляды, я приняла решение вернуться на пятьдесят восьмой и таки разобраться с этими тайнами. Пока все суетятся, я потихоньку, незаметно, начала собираться.
Когда я копошилась в хозке, выбирая, что возьму с собой из продуктов в дорогу, вошел Игнат. Это было так неожиданно, что я чуть не заорала.
— Ты куда опять намылилась? — строго спросил он.
— Я пойду на пятьдесят восьмой, — сказала я, засовывая две лепешки и флягу с водой в торбу (рюкзака у меня больше не было, но я вытащила у Аннушки из палатки полотняную сумочку, пока никто не видел).
— Не пойдёшь, — мотнул головой Игнат.
— А что ты мне сделаешь? — зло ощерилась я. — Митька пропал, труп Нины Васильевны пропал… Кто-то убил Аннушку и этих гастролёров… и никто даже в ус не дует. Зато меня замучили допросами, а о том, что там, может, ещё где-то следы остались или улики — никого и не волнует!
Я распалялась всё больше и больше.
— Зоя, не в том дело… — начал было Игнат, но я перебила:
— Как не в том? Как не в том! Мне вчера вечером Генка, сволочь, высказал, что это из-за меня всё случилось! А потом, представляешь, брякнул, что это я могла убить и ребят, и Нину Васильевну, и Аннушку!
— Да он совсем сбрендил, — махнул рукой Игнат, — в одиночку ты бы даже с Ниной Васильевной не справилась, что уж говорить про Аннушку или этих уголовников.
— Но он вполне серьёзно мне так сказал! — продолжала горячиться я, — то есть он так считает!
— Не волнуйся, я с ним поговорю, — мрачно сказал Игнат, — и он заткнётся.
— Возможно! В лицо после твоего «разговора» он мне говорить не будет! Но за спиной — будет! И считать он так не перестанет! И остальные тоже! Ты знаешь, каково это — находиться в коллективе в замкнутом пространстве, когда тебя считают сумасшедшей убийцей⁈ Когда все шарахаются от тебя! Это же ужас!
Игнат не нашелся, что ответить.
— Нет, Игнат, ты меня не остановишь! — воскликнула я и сердито пихнула в торбу кухонный нож, — я пойду. Точка!
 
— Ты ненормальная, Зоя, — с каким-то чуть ли не восхищением в глазах проговорил Игнат.
Видеть эмоции на лице обычно бесстрастного охотника было непривычно.
— Какая уж есть! — огрызнулась я и продолжила собираться.
— Бармалей тебя убьет, — предпринял ещё одну попытку остановить меня Игнат.
— Он меня и так, и так убьет, — вздохнула я, — ты же, наверное, слышал, что я заасфальтировала огороды в городе? Так это он ещё не всё знает. Думаю, дальше будет хуже.
— Так это правда? — усмехнулся Игнат.
Я пожала плечами, мол, понимай, как знаешь, и продолжила собираться.
— Зоя, — сказал Игнат.
— Даже не уговаривай, — отрезала я, — всё, разговор окончен. Ты попытался воззвать к моему разуму, я не прониклась. Поэтому всё. Что мог, ты попытался сделать. Твоя совесть чиста.
— Я понял, — нахмурился он и вдруг добавил, — я тоже иду с тобой.
— Нет!
— Да! — теперь уже отрезал Игнат и тон его был крайне сердитый. — Или со мной или вообще не идёшь.
В общем, мы пошли. Вдвоём.
Игнат, как и ранее Митька, шел впереди, я — сзади, старалась не отставать.
Дорога мне была знакома, но буквально через километра три Игнат вдруг свернул в сторону и пошел по едва видимой (очевидно лосиной) тропинке среди таких разлапистых елей, что приходилось буквально продираться. Мусору из них насыпалось, ужас. Я шла за ним и недоумевала. Изумило меня и то, что мы дошли до болота, причём не такого, как я раньше ходила, а настоящей чёрной, топкой трясины. И тут я не выдержала:
— Игнат, ты куда меня завёл? — задыхаясь от пыли и быстрой ходьбы, возмутилась я, — дорога не здесь же проходит.
— Знаю, — хмуро молвил он, поправил на плече ружьё и пошел дальше.
Я пожала плечами и двинулась за ним.
Под ногами уже явственно чвакала жирная чёрная, отдающая тухлой рыбой, жижа, всё труднее становилось вытаскивать ноги, и я уже не знала, что думать. Хотела спросить, может и он тоже качается, но не стала — шли быстро и я начала ещё больше задыхаться.
Наконец, Игнат так быстро остановился, что я чуть не налетела на него.
— Стой, — сказал он.
Ну ладно, стою.
— А теперь, Зоя, будешь осторожно идти след-в-след за мной, — сказал Игнат. — Чуть на шаг оступишься — с головой уйдёшь.
— Мне бы палку какую, — жалобно попросила я.
— Палка тебе не поможет, — вздохнул Игнат, — здесь дорожка сделана, по два бревна вдоль сколочены. Будешь по ним идти — не упадёшь, чуть шаг в сторону и всё. Пошли.
Он первый ступил на только ему известную тропинку. Я же совсем не видела её в жиже. Хорошо, что следы, которые оставались за Игнатом, затягивало не сразу, а чуть погодя, поэтому я успевала идти ровнёхонько по его следам.
Мы шли, примерно минут пять, но мне эти минуты показались вечностью, и когда под ногами появилась твёрдая земля, клянусь, я вздохнула с превеликим облегчением.
— Ну всё, — сказал Игнат.
— Далеко ещё? — спросила я, вытирая пот со лба и отмахиваясь от гнуса.
— А ты сама посмотри, — уголком рта ухмыльнулся Игнат, — вон развилка, видишь? От неё минут десять по дорожке вон в ту сторону, и всё — пятьдесят восьмой.
— А почему же мы всегда таким длинным путём ходим? — удивилась я, — а с тобой всего за каких-то пару часов дошли.
— Тайные тропы знать надо, — ответил Игнат.
— Но, если бы я знала, что здесь совсем рядом, я бы не сидела несколько дней, запертая в балке. Да и Митька не пропал бы.
— Ты за мной след-в-след шла, — поморщился Игнат, — только так смогла дойти, а если бы на полшага не так ступила бы — то всё. Как бы ты сама дошла?
— Ну да, ты прав, — вспомнила я путь по черной жиже и аж содрогнулась.
— В общем, ты подожди здесь, на развилке, — велел Игнат, а я схожу капкан гляну.
— Какой капкан? — удивилась я.
— На медведя. Здесь молодой медведь, нехороший. Обычно Хозяин так себя не ведёт, а этот какой-то не такой. Вот я и поставил.