Ты за моей спиной (СИ)

– Напал один хулиган, – пожимаю я плечом, не имея желания вдаваться в подробности.
– Серьезно? Куда ж твой хваленый Федор Львович смотрел?! – цокает языком Смычкин и поддается вперед, опираясь локтями в столик, – Будь ты со мной, такого бы не случилось. Я пробил инфу про этого Белявского, кстати.
– Зачем? – искренне удивляюсь я.
– Он тебе не пара, Надя, – без ответа продолжает Смычкин. – Ты в курсе, что он бывший зэк? Он сидел в тюрьме за убийство.
Я качаю головой. Нет, я этого не знаю. Но даже если Игорь не врет, это ведь ничего не меняет. Мой Федя – мой любимый мужчина.
А Игорь продолжает, будто получает мое безмолвное согласие слушать его рассказ.
– Он человека убил. Понимаешь? – негромко втолковывает мне Смычкин. – И не просто какого-то бомжа, а собственного отца.
Эта новость шокирует. Я качаю головой. Нет, это все ложь. Федя не может так поступить с кем-то из близких. Я вижу, как он относится к матери. Нет, неправда это. Мой Белый не такой! Он не убийца!
– Отсидел год в колонии для несовершеннолетних. Его выпустили, якобы, непредумышленное, – фыркает Смычкин, а мне становится гадко от того, что кто-то чужой влезает в мою с Федей жизнь. – Я знаю, что вы не женаты пока. По крайней мере, официально. Не пойму, чем такой уголовник понравился твоему отцу, Надюша. Но этот человек однозначно не пара для тебя. Он из отбросов. Просто выскочка. Где он окажется, когда наш губернатор в один прекрасный день уволит его?
– Меня зовут Надия, – подаю голос я и прищуриваюсь, изучаю лицо Игоря.
Кажется, будто он считает, что имеет право обливать грязью моего любимого? Игорь меня жутко бесит этим.
– Я знаю, – кивает Игорь и пытается дотянуться рукой до моей ладони, но я убираю ее вовремя.
– Федор Львович Белявский – мой муж! – роняю я слова четко и таким тоном, словно подвожу черту под каждым словом, подписываюсь под ним кровью, – Мне плевать, где он сидел и за что. Это – во-первых. А во-вторых, Игорь, мне плевать на твое мнение, как и на мнение любого. В-третьих, мой МУЖ самый замечательный человек во вселенной. И он любит меня, Игорь. А ты – иди в жопу и не лезь в мою жизнь!
Я говорю очень тихо, но уверена, что Игорь слышит каждую мою фразу. И мне плевать, что его отец – прокурор. Меня бесит то, что эта сопля долговязая смеет говорить гадости о моем замечательном муже.
И я сжимаю кулаки, злясь еще больше.
– Маршрут понятен? – слышу злой голос любимого прямо над головой.
Оборачиваюсь, расплываюсь в счастливой улыбке. Но Федя смотрит на Игоря и, кажется, игнорирует меня.
Смычкин как-то воровато оглядывается, словно ищет кого-то.
– Твоя детсадовская охрана катается на каруселях, – ухмыляется мой Федя и кивает на стеклянную перегородку между залом и просторным холлом.
Замечаю, что народ толпится у эскалатора. Отсюда хорошо видны два побитых охранников в черных костюмах. Грузные тела мужчин лежат на полу, и понятно, что они не просто так сбиты с ног сами по себе.
– Уходи, Игорь, – прошу я негромко и добавляю: – Надеюсь, не скоро тебя увижу.
– Правильный ответ: никогда, – скалится Белый, а я вспоминаю, что в былые времена до икоты боялась Федю. И взгляд у него был точно такой же, колючий и сулящий сплошные неприятности, как сейчас.
Смычкин молча уходит. Федя занимает его место напротив меня и, наконец, смотрит на меня. Я улыбаюсь, точно вижу самый желанный и заветный подарок под елкой.
И внезапно вспоминаю, что в одном из пакетов лежит ярко-красный свитер с оленями и Дедом Морозом. Тянусь к вороху покупок. Вынимаю сверток.
– Смотри, красиво же! – говорю я, разворачивая обновку, но Белый смотрит на меня все тем же тяжелым взглядом.
– Он не соврал, – заговаривает вдруг Федя сухо и отрывисто. – Насчет зоны. И прочего. Он правду говорил.
– Кто? Смычкин? – переспрашиваю я, а моя улыбка тает. – И что? Ну, говорил, и говорил. Это что-то меняет?
Федя качает головой, трет затылок. А я тянусь рукой к его большой и горячей ладони, лежащей на столе. Накрываю ее пальцами, сжимаю.
– Я, между прочим, тоже правду говорила, – шепчу я, глядя Феде прямо в глаза. – И никто другой мне не нужен. Я тебя люблю, мой любимый муж.
 
Вижу, как Федя потихоньку оттаивает. В его черных глазах появляются мои любимые искорки. Его лицо меняется, а на губах появляется полуулыбка.
– Покажи еще разок, – говорит мой Белый, кивая на свитер в моих руках. Я послушно приподнимаю его в руках, встряхиваю легко, чтобы был виден рисунок. – Забавно. Думаешь, мой фасон?
– Тебе нравится? – улыбаюсь я, пытаюсь не смеяться, потому что с трудом представляю на брутальном и могучем Феде этот предмет гардероба.
– Очень, – усмехается любимый и предлагает: – Что-то я проголодался. Тут поужинаем?
– Нет, дома. Нужно только разогреть, – говорю я, потому что у меня нет желания оставаться здесь, в людном месте. Хочу, чтобы никто нам не мешал. Хочу моего Белого в безраздельное и неограниченное временем пользование. Имею право. Он мой муж, вообще-то! Да и свитер необходимо примерить. Желательно непосредственно на обнаженный торс моего мужа.
– Как скажешь, родная, – кивает Федя и просит счет у официанта за чай и кофе, который мы не успеваем выпить.
Уже дома, поужинав, примерив все обновки, забравшись в постель, мы с Федей лежим, крепко обнявшись. Я не спрашиваю, просто знаю, о чем думает любимый.
– Насчет отца, – заговаривает Федя негромко.
– Если не хочешь, не нужно рассказывать, – перебиваю я его.
– Ты должна знать, – возражает он, а я поднимаю голову и смотрю в глаза любимого: – Лучше я сам расскажу, чем какой-то сморчок.
– Ты хотел сказать: «Смычкин»? – догадываюсь я.
– Можно и так сказать, – хмыкает Федя и смотрит в стену напротив.
Моя улыбка исчезает. А мне хочется крепче обнять Федю, потому что я догадываюсь: история, которую он расскажет, будет непростой.
***
Федя предпочитает не вспоминать о тех временах. Было и было. Сколько лет проходит? Он намеренно не считает. Этот факт в биографии просто есть. Его не стереть. И жить с этим Федя уже научился.
Ему сложно говорить на эту тему со всеми подробностями. Да и Надие о них знать не обязательно. Потому Белый ограничивается сухими фактами.
В целом отец Феди на хорошем счету, уважаемый в деревне. Все ставят его в пример, начальство радуется и одаривает премиями. За пределами дома Лев Белявский образцовый гражданин и житель деревни, а за запертой входной дверью отец Федора ведет себя иначе, когда нетрезв. Все начинается с того момента, как мать возвращается из районной больницы. Вся в слезах, а после сутки не встает с постели.
Сначала Федя не понимает, что происходит и почему между родителями постоянно вспыхивают ссоры. На тот момент Белому едва исполняется четырнадцать, но ростом и комплекцией Федя вымахивает гораздо выше и крупнее бати, а все свободное время Белый торчит в школьном спортзале, либо тягает «железо» с пацанами.
А на следующее утро, после возвращения матери, Белый слышит пьяный голос отца:
– Весь в папашу! Такой же...‚ – отец замолкает и смотрит уже на мать, – а мне родить не можешь! Опять выкидыш! Мало я тебя ремнем...
Федя удивлен, потому что свято верит в то, что Лев Белявский – его отец. Или батя просто пьян, потому и говорит всякую ерунду?
– Не при сыне, Лев, – качает головой мама, она все еще немного бледна, а Белый хмурится.
– Он мне не сын! – звереет отец, швыряет на пол почти пустую бутылку из-под водки, следом летит и закуска. – Шалава!
Белый успевает заслонить мать прежде, чем до нее добирается батя. Действует скорее на инстинктах. Просто отражает удар и уже с опозданием понимает, что батя слишком пьян, чтобы удержать равновесие и устоять на ногах. И как назло, наступает на остатки, слетевшие со стола, и поскальзывается.
Мать кричит в голос, а Федя смотрит на все, словно в ступоре.