Назад в СССР (СИ)

Моя тревога усиливалась. В душе происходила борьба. Я чувствовал что-то было не так, но я не мог вспомнить последовательность проверки этого типа.
Если я расскажу о своем предчувствии, то мои инструктора решат, что я трушу. Если промолчу, то погружение может закончиться плачевно.
Мне нужно как-то остановить погружение и самому перепроверить настройку. Всё же не зря мне сегодня в ночь тот сон про поиск потерянного объекта под водой приснился.
Мои опасения оказались не напрасными. Я увидел трещину на стекле манометра. Стрелка стояла на максимальном делении, но я был уверен, что он неисправен.
— А вот тут, треснуло. Это нормально? — я указал на стекло
— Где? — посмотрел Рыба, пожал плечами и нахмурился, — когда грузились вроде не было.
— Мне кажется, он неверное давление показывает.
— Да нормально всё! — сказал подошедший Боёк, и накинул на плечи ремни — ну-ка дай воздуху, мы на компрессоре тоже давление смотрели.
Рыба повернул вентиль подачи и в следующее мгновение раздался очень громкий хлопок, а на акваланге оторвало тройник с клапаном.
Серёге Бойкову несказанно повезло. Металлическая деталь размером с кулак с диким свистом пронесслась в пяти сантиметрх от его головы и улетело метров на семьдесят.
— Твою ж мать! — закричал от неожиданности Рыба на Бойка, который стоял, вжав голову в плечи и зажмурив глаза, — блин! Что это было? Цел?
Второй Серега приоткрыл веки и растерянно закивал.
Он осторожно снял баллоны со спины и посморел на раскуроченное устройство.
— В рубашке родился, — оба пока ещё не отошли от шока.
— Его благодари, — Рыба тыкнул в меня пальцем, — сча была бы беда.
— Перекачали, — отрешенно ответил Боёк, пряча глаза. Видимо, он осознал, что по чистой случайности один из нас остался целым.
Погружение, к моему облегчению, пока откладывалось. Целым и невредимым остался только один комплект. А идти в воду одному мне никто не дал бы. Подводные пловцы всегда погружаются минимум вдвоем. Они страхуют друг друга.
Я не мог рассказать, что я неспроста хотел проверить оборудование. В прошлой жизни, у меня погиб знакомый. Опытный. Когда достали, то нашли загубник у него за головой и воздуха до фига в баллонах. Списали, на то что человек понятия не имел, как пользоваться и продувать именно этим аппаратом АВМ-1. А на самом деле аппарат был неисправен.
Конечно, это был облом. Я так ждал погружения, но холодный разум твердил. Что хорошо, то что хорошо кончается. Не так я себе это представлял.
— Хорошо, ребят. Я понял, что нужно мальца поучиться перед первым погружением. Мне всё-таки желательно голову свою сохранить
Я отшутился, чтобы разрядить обстановку, но мне это не слишком хорошо удалось.
Весь обратный путь мы молчали в лодке.
Серёга Рыбников оттаял и пришел в себя после пережитого начав выгружать оборудование вместе со мной, а Боёк все так и ходил целый день понурый, чувствуя себя виноватым.
После обеда мы должны были идти на дежурство на пляж.
На этот раз отправившись с Серегой Рыбниковым, я с удивлением узнал, что спасатели на постах все время меняются локациями.
Дело в том, что некоторые участки были лучше оборудованы, другие хуже, а кроме того, людей на разных пляжах присутствовало разное количество. Чтобы положить конец спорам, чьи участки и более козырные, а чьи отстойные. Руководство решило, что спасатели будут менять локацию каждое дежурство.
Сегодня нам достался центральный городской пляж у порта. Местные не любили его, потому что он был всегда забит под завязку. Что называется яблоку негде упасть. кроме прочего этот городской пляж считался самым грязным.
Тем не менее пляж был местом, где собирались тысячи людей, местных и отдыхающих, стекающихся сюда с самого утра и купающихся и загорающих здесь до позднего вечера.
Эта картина повторялась каждый год снова и снова. Лето восьмидесятого не было исключением. Единственное отличие заключалось в том, что цветы, ковром высаживаемые в ценре у зданий горсовета и морвокзала сейчас росли в форме олимпийской символики. Перед госсоветом располагались пять цветных олимпийских колец, символизирующих континенты.
 
А перед морвокзалом красные на белом фоне цветы посадили в форме импровизированной башни Московского университета.
Оба цветочных ковра было хорошо видно с пляжа. Второй особенностью было то, что у ковров постоянно дежурили либо милиционеры, либо дружинники отгоняющие мужиков желающих нарвать халявный букет и подарить своей женщине или девушке.
А перед морвокзалом красные на белом фоне цветы посадили в форме импровизированной башни Московского университета.
На набережной всегда толпились гиды, зазывающие на «увлекателные» морские прогулки на катера и «Метеоры» и «Кометы» на подводных крыльях. Последние были изобретением великого конструктора Ростислава Алексеева и гордостью речного и морского пассажирского советского флота.
На тротуаре набережной многочисленные фотографы с обезьянками, попугаями, трафаретами и без охотились за клиентами.
Иногда сюда приезжали цыганки и вели свой гадальный промысел. Милиция их гоняла, но без особого успеха.
При виде ментов они быстро исчезали, растворяясь в толпе, а когда те уходили, снова появлялись словно выростали из-под земли, как грибы.
Здесь всегда было очень многолюдно. В тени огромного платана, растущего на набережной ещё с царских времен. расположился двухколесный прицеп-бочка с квасом. Солнце жарило нещадно.
Мы с Рыбниковым подошли и взяли по пол литровой кружке. Живительная прохлада баловала рецепторы и освежала организм.
Я оглядел место нашего будущего дежурства.
— Самый не любимый пост. Тут очень много народа. Это и плюс и минус одновременно.
Пляж представлял собой удивительное зрелище. Я смотрел на кусок берега с довольно высокой точки набережной и видел бесконечную череду загорелых тел, раскинувшихся на гальке, полотенцах, покрывалах и матрасах. Некоторые стояли, другие сидели и лежали.
Казалось, что людей так много, что они занимали каждый свободный сантиметр. И в каком-то смысле это не было преувеличением. Люди выходившие из моря на берег, порой были вынуждены наступать на чужие лежаки, полотенца и покрывала, чтобы пройти к своему месту.
Часть пляж была скрыта за пестрыми зонтиками, защищающие отдыхающих от палящего солнца.
Я не очень понимал в чем именно заключался отдых этих людей, ведь кроме неудобств связанных с нехваткой свободного места и проходов, над пляжем стоял какой-то плотный полу гвалт из человеческих голосов, людей общающихся между собой.
— Как тут считать детей? — спросил я Серёгу.
— Поделим пляж на две зоны. Нам с тобой будет легче следить каждый за своей.
— Да, но при таком количестве народа, мы не сумеем четко провести границу.
— Пошли. Раньше справлялись, и теперь справимся.
Допив квас и расплатившись за него, мы вернули кружки и направились к ребятам из первой смены.
— Может проще на лодке с моря следить за пляжем?
— Нет. Вообще не вариант, слишком близко нельзя, а далеко — качаешься на волнах, тебе ничего не видно. Плюс если что-то происходит с детьми у берега, быстро туда не доберешься.
— Похоже, что тут больше людей нужно.
— Да, человека четыре минимум. И то мало на такое количество.
— Сколько тут сейчас народа?
— Человек четыреста. Мы как-то считали с ребятами, сюда почти семьсот человек набилось.
— Семьсот? — удивился я, мы уже подошли к пляжу вплотную — как такое возможно?
— Не спрашивай видишь, пляж метров сорок в длину и восемь в ширину. Как шпроты в банке.
Мы сменили ребят из первой смены. Они с радостью передали по одному мегафону, пост и поспешно удалились. Мы надели повязки и значки.
— Стратегия у нас такая: ходишь у самой кромки воды и постоянно смотришь и считаешь детей. Имей виду это выматывает. До конца смены вряд ли сможем отлучиться. Так что, если тебе надо, то давай прямо сейчас. Я покараулю.