Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды
Книга Киплинга начинается с того, что двое детей, брат и сестра, на берегу Мельничного ручья устраивают театральное представление. Они разыгрывают комедию Шекспира «Сон в летнюю ночь». Конечно, не всю целиком: отец специально для них сократил ее, сделав из большой пьесы маленькую. Они играют ту сцену, где ткач Основа, бродя по лесу с ослиной головой на плечах, находит спящую королеву фей Титанию, и она, очарованная волшебным зельем, которое капнул ей в глаз проказник Пак, влюбляется в этого монстра. Титанию играет Уна, а Дан исполняет сразу несколько ролей, в том числе и самого Пака, слугу короля эльфов Оберона.
И вдруг оказывается, что зрителями их пьесы были не только три задумчивые коровы, которые паслись рядом на лугу. Сам Пак собственной персоной, не выдержав, выходит к ним из зарослей, чтобы показать, как надо правильно исполнять его роль. Настоящий Пак — не то порхающее существо со стрекозиными крылышками, в которое превратила эльфов фантазия поэтов, а старейший из старых духов Англии, испокон веков обитавший в этих местах, в окрестностях Волшебного Холма. Он всё видел и всё помнит — и солдат Рима, и викингов в рогатых шлемах, и знаменитую битву при Гастингсе, и первых нормандских королей Англии, и время великой Елизаветы, и войны, и нашествия чумы. Из его увлекательных рассказов, переносящих детей в далекое прошлое Англии и состоит книга «Пак с Волшебных холмов» — и ее продолжение «Награды фей».
Дилогию о Паке проиллюстрировал Сергей Любаев — великий, я считаю, художник книги; хотя тогда, почти тридцать лет назад, он не был еще таким маститым. Подобно тому, как мы с Мариной переводили Киплинга, не имея ни договора, ни уговора с издателями, так и Сергей рисовал иллюстрации и делал оформление книги на чистом энтузиазме — просто я заразил его этой идеей. Лишь когда книги были полностью готовы, мы задумались, кто бы это всё напечатал. В первом издательстве, куда мы пошли, засомневались — книга-то была совершенно неизвестная; во втором издательстве — усомнились. И только в третьем — в «Терре» — просто взяли и напечатали. Потом мы с Сергеем Любаевым сделали вместе еще несколько книг, в том числе отмеченных премиями и наградами, но иллюстрации к «Паку», остались моими самыми любимыми; конечно, это сентиментальность и ностальгия, но это так.
Всё начиналось здесь. Вот Длинный Скат к ручью, вот луг с загадочными «ведьмиными кольцами», вот и старая Мельница — «самое распрекрасное место» для игр в дождливый день. Она восстановлена энтузиастами; схемы на стенах рассказывают о мукомольных колесах и жерновах. Казалось бы, всё в порядке: есть туристы, приходящие сюда «вразброд и парами», есть лавочка при музее, есть даже я, невесть каким ветром занесенный сюда гость из России. И только никто не огласит чердак Мельницы кровожадным пиратским кличем, и никто не высунется из маленького «Утиного окошка» посмотреть, перестало ли моросить на улице или нет. И нет девочки Элси и мальчика Джона — тех самых Уны и Дана, встречавшихся здесь с Паком, с Гэлом-чертежи и ком и лесником Хобденом… Они были погодки, Элси и Джон, она родилась в 1896 году, а он в 1897-м. Значит, сколько ему было, когда он погиб во Фландрии, в бою при Лоосе 27 сентября 1915 года? Восемнадцать лет…
Я заранее изучил по карте окрестности Бэрваша: где какие горы, в какой стороне море и древний замок Пэвенси, и как далеко отсюда до поля битвы при Гастингсе, откуда нормандский воин сэр Ричард с саксонцем Хью вместе добирались до его поместья, причем раненый Хью шел пешком, а сэр Ричард ехал верхом. Они шли полдня через холмы и долины, днем и в лесной темноте, и лишь к полуночи добрались до цели. Мне казалось, что я обязан оттопать собственными ногами путь Ричарда и Хью, — лишь тогда мне по-настоящему откроется дух этой книги, дух славной истории Англии.
Итак, я наметил себе — после киплинговского музея — пешеходную прогулочку до Батла. Это имя, собственно, и означает «битва»; нормандское войско Вильгельма и войско последнего саксонского короля Гарольда Смелого сошлись именно здесь, где сейчас город Батл и древнее Батлское аббатство.
И я прошел эту дорогу — пятнадцать миль вверх и вниз по холмам. Ну, если совсем честно, первые десять миль прошел, а последние пять меня подвезли: укатали сивку крутые горки. И к вечеру я уже сидел в поезде, идущем в Лондон, рассматривая свои сувениры: шелковую закладку с вышитой на ней «Песней контрабандистов» и книгу о Киплинге, в которую я вложил засушиваться несколько листьев дуба, тёрна и ясеня — тех самых листьев, с помощью которых Пак творил свое колдовство.
Но в рюкзаке моем лежала еще одна книжка, которую я открыл — и увлекся. И вот как она ко мне попала. Когда музей открылся и я совершил тур по дому, — прежде чем отправиться бродить вокруг, я поднялся в дирекцию, чтобы попросить показать мне план усадьбы и ее окрестностей. Если таковой найдется.
План нашелся. Я наспех перечертил к себе в блокнот основные ориентиры: Мельничный ручей, саму Мельницу, Волшебный холм, Омут Выдры и так далее — это всё реальные места, перекочевавшие потом на страницы киплинговских книг.
Вот там и нашла меня эта немолодая, но очень живая и подвижная женщина. Эмма была из семьи русских немцев, эмигрировавших в Америку перед самым началом Первой мировой войны. Она успела еще родиться в России, буквально за неделю или две до их отплытия из Риги. А выросла она в штате Небраска, где у них был русско-немецкий дом, бережно хранивший уклад и обычаи прежней жизни. Эммаша (так называли ее в семье) как-то узнала, что я приехал из России. Она попросила меня показать на карте, где именно жили немцы Поволжья, и много об этом расспрашивала. А когда я покидал музей, уже во дворе, выбежала ко мне и торопливо передала книжку («в подарок от дочери»), которую я сразу положил в рюкзак. Из нее я узнал продолжение истории Эммы — удивительной истории, которую я назвал «сагой беженцев».
Как я уже сказал, Эммаша жила с родителями в Небраске. Там она вышла замуж за эквадорского летчика, который увез ее в Киото, самую высокогорную столицу Южной Америки. Семья мужа, гордившаяся своим знатным старинным родом, без энтузиазма приняла невесту гринго; но они любили друг друга и были счастливы. Марко обучал курсантов в лётном лагере на побережье, когда узнал о рождении сына. В тот же день, несмотря на ужасную погоду в Андах и почти нулевую видимость, он сел в самолет, полетел домой через горы и разбился.
Так она осталась одна с сыном в этом полуиндейском чужом городе, к которому она, тем не менее, уже успела привыкнуть. Маленькому Тони исполнилось два года, когда она познакомилась с Гансом. Он жил со своими братьями на Галапагосских островах, в то время практически необитаемых, в Киото приехал по важному делу, но обратный пароход сломался, и ремонт затянулся на долгие недели.
Но как же четыре брата из-под Гамбурга очутились в Тихом океане на островах, где, кроме них, жили только гигантские черепахи, галапагосские игуаны и другие эндемики? Тут начинается вторая ветвь этой саги, и начать ее можно так, как сказки сказывают. Жили в германском городке муж и жена, у которых было четыре умных и веселых сына. Между тем наступил 1935 год, и родителям, которые были не дураки, стало ясно, что Гитлер ведет Германию к большой войне. Им не хотелось, чтобы их дети стали пушечным мясом в игре фюрера. Они продали дом, купили парусный корабль, посадили на него детей, благословили их и простились. На этом корабле Гансу с братьями удалось доплыть до затерянных в океане Черепашьих островов, о которых они слыхали в Гамбурге от старого матроса. В детстве они любили играть в робинзонов, и вот теперь довелось сыграть по-настоящему. Трудностей они не боялись, скуки не знали.
Ганс хорошо рисовал, играл на аккордеоне, на мандолине и на гитаре, был ловок к любой работе. Эмма тоже играла на аккордеоне и тоже любила рисовать; они подружились, двое беженцев из двух не в меру воинственных империй. Спустя несколько месяцев Ганс, волнуясь, сделал ей предложение. Их дочь Джоанна родилась уже на Черепашьих островах, где Эмма с Гансом прожили четыре счастливых года. Но роковые обстоятельства грянувшей где-то там, за тысячи километров от них, войны разлучили их, а потом у Ганса открылся туберкулезный процесс и он умер в госпитале в Киото.
